Паучий замок (СИ) - Юрьев Валентин Леонидович. Страница 46

— А чьи же следы искали?

— Зачем следы, дорога шли.

— Прямо? И не сворачивали?

— Зачем не сворачивать? Схадить сторонку надо, мы схадил, разве плохо? А потом прямо, хазаин.

— А этот что с вами делает?

— Эта — ирит. Боится шибко. Боится один ходить, просил вместе ходи.

— Чего он боится?

— Зачем моя знай? Дух злой боится, вартак боится, всё боится.

— А почему же он впереди шел, следы искал?

— Нэт, хазаин, зачем? Он сзади шел, карзина нёс тяжелый, нам не жалко, пусть идёт.

— А ты понимаешь, что мы будем делать, если ты врёшь? Ты же воин, где честь твоя?

— Зачем врать, хазаин, моя правду говори.

— Правду?..Значит, тяжелая корзина?

— Тяжелый, да, еле шел ирит.

Корзина предателя взмывает вверх из его клетки, перелетает в ячейку к допрашиваемому и шлёпается ему на голову. Она явно пустая, о чём Верт и так знал.

— Не ушибся?! Такая тяжесть?!.. Зачем врёшь?!.. Не понял ещё?! Из-за этого подлого ирита вы все здесь сдохнете! Все твои воины мёртвые будут. Я всё видел, когда он шел. Первый шел, следы искал. Зачем?

— Прости, хазаин. Стыдно говорить. Он дорога показать обещал, давно ещё. Мимо кордона. Мы — золото давать.

— Сколько?

— Два манэта. Один тому и один — другому.

— А что дальше?

— Вчера встретились, он просил, золото обещал, найти вас, хател убить малчишку, каторый ему руки ломал, сказал, там малчишки одни, а вы воины.

— У тебя есть сын, воин?

— Есть, хазаин, есть, далеко.

— А если я пойду твоего сына убивать? А тебе золото дам, ты и меня поведешь?.. Стервятники вы!… И сколько же он обещал?

— Кисть манэт.

— А если я тебе дам кисть монет, убьёшь его? Предателя?

— Убью, хазаин, что делай? Мы — наёмники.

— Сейчас вы не наёмники! И не воины! Вы — пленники. Будем вас вязать, не дёргайтесь, всё равно догоним. Это не мальчишки. Это разведчики!

Верт показывает рукой на моих ребят и я горжусь этим, а потом от злости сплёвывает и мне тоже противно глядеть на эти скисшие физиономии, а особенно на одну, с перебинтованными руками.

Дальше начинается привычный конвейер связывания в цепочки, который идёт двумя ручьями. Верт в одной, я в другой. Ячейка откупоривается, на руки и на шею пленённому сразу накидывается петля, которая вяжется к рукам уже стоящего.

Одежда прощупывается по всем швам и несколько потайных и метательных ножей, уже попали в корзину, булавки, браслеты, всё металлическое снимается, проверяются шапки, отдельно изучается содержимое корзин. На всякий случай, временно, спутываются и ноги, так что наёмники стоят смирно, а после проверки садятся.

— Командир, а это что?

— Атдай, хазаин, это амулет, злой дух гонять, атдай, зачем тебе?

Я беру в руки чёрный кусок то ли камня, то ли кости и чувствую то тепло, о котором мы только сегодня говорили с принцем.

— Верт! Иди посмотри, это он?

Принц отходит от своего 'ручья', идёт ко мне, и я уже вижу, что угадал.

— Да, это то, о чём я говорил. Я теперь понял, почему подумал, что у них есть колдун, всё из-за этого камня. Только давай потом об этом поговорим, ладно?

Он возвращается, и я понимаю, что если это и не тайна, то уж в любом случае, не для всех ушей. Да и не время сейчас, он прав, безусловно, но любопытство раздирает. Я прячу камень и спрашиваю пленника:

— Ты где взял этот амулет?

— На базаре, хазаин, на базаре, злой дух гонять, атдай.

— Ты обманываешь, воин. Ты же сам не знаешь, что это такое…

Но ответа нет, одно только заунывное: 'злой дух, атдай', хотя я прекрасно знаю, что такое амулеты и их много, кусочки кожи и ткани с нарисованными знаками, переплетённые шнурки, браслеты, кольца с надписями, мешочки с чем-то вроде песка на верёвочках, жетоны на цепочках, у каждого воина их несколько, но этот камень — не амулет.

Амулеты мы вернём, суеверия надо уважать. У моих мальчишек тоже висят мешочки и браслетики, какая мать отпустит своё чадо без подстраховки и без защиты богов от неизвестных сил?

Пленники выстроены, в наших корзинах прибавилось оружия, потому что кроме нас нести его больше некому. Верт со своей командой возвращается к себе в клан. Ему надо разобраться с кордонами, через которые могут так свободно проходить диверсионные отряды, с предателями, с наёмниками, которых он не вправе вести на нашу территорию, а заодно узнать, не кроется ли за этим 'невинным' отрядом что-нибудь похуже.

А жаль. Мы прощаемся, отойдя в сторону и мне ужасно жалко расставаться с первым иритом, с которым я так хотел бы побрататься. Если бы не разница наших сословий! Меня эта мелочь мало волнует, принца, похоже, тоже, поэтому мы говорим о встрече. А ещё я передаю привет своему сердцу, оставшемуся сзади.

Наконец, он суёт мне в руку свёрток, который надо отдать лично Каргу Обгорелому и уходит к своим баранам, которые без оружия выглядят так безобидно.

А мы начинаем выходить на снег.

Домой.

ВСТРЕЧА

Трёхдневный переход сделали за два. Шли подороге, так было ближе. Ноги сами летели домой к родителям, поэтому перекусывали холодными лепёшками и запивали их водой, почти не отдыхая. Каждый видел перед собой лица родных, а сзади оставались враги, рожи которых слились в один мерзкий образ, встретив сейчас нашу группу, можно было брать её в плен без боя, настолько мы вымотались.

И у меня не было никаких командирских сил остановить разведчиков, они бы просто не послушались сейчас, послали бы подальше и ушли бы неизвестно, куда, а сам я так выдохся, что чуть не пропустил поворот к нашему клану, место было незнакомым, и я понял, что это оно только по вызубренным приметам, да по рельефу местности.

Первую ночь спали, вповалку, без всяких караулов, у каждого, и у меня тоже, появилась полная уверенность в том, что столько приключений — достаточная гарантия того, что ничего страшнее дождя с нами больше не случится, ибо сколько же можно? Встали рано и ушли, когда ещё было темно.

Вторую ночь, которая стала догонять на спуске в долину, мы вообще проигнорировали, самые глазастые кричали, что уже видят огоньки вдалеке. Не спать же здесь. И мы ползли вниз по тропе, держась за неё как за путеводную нить, сбиваясь, возвращаясь, ругаясь при этом безо всякой злобы, многие падали, спотыкаясь, им помогали подняться, от истощения нарушалась координация движений, мутнело в глазах, но дом был впереди и это не давало никому возможности расслабиться и сдаться.

Первые признаки того, что мы всё-таки дошли, прозвучали перед выходом в долину, когда спуск, наконец, закончился проходом в охранной башне и мелькающее пламя одинокого факела резануло после темноты по глазам.

— А ну, это!.. Стоять! Кто идёт-то?

— А ты кто? Дядя Кергач, ты, что ли?

— Я то? Это… Сторожевой пост, вот кто! Дядя!! Ну, стоять!

— Ребята, стой!.. Ты что, Кургач, не видишь, свои, разведчики, идём с похода! Да не свети ты в глаза!

— Это… Ладно заливать, салага! Разведчики ещё в клане Огня сидят, с девками лапаются, а вот ты тут откуда ночью?.. Не свети ему, ишь, цаца какая! Может ты лазутчик вражий?

— Да ты что, рог аргачий говоришь такое? Нашивок не видишь, или лица не узнаёшь?

— Нашивки и перешить можно. А лица у вас и мама родная не узнает, а ну, стоять, паршивец мелкий, сейчас старший придёт, разберёмся, откуда у вас нашивки!

— А откуда ты знаешь про разведку?

— Это… Да уж не от стервятников. И не от ветра! Гонец был давеча, всё рассказал, послание принёс вождю. Сказал, живы, скоро выйдут домой. Так что стойте, парни, не злите меня.

Я не стал ждать 'старшего', что, конечно, являлось грубым нарушением дисциплины, но объяснять ему, что это мы, и что мы пришли раньше, было так глупо, что я просто закрыл воина колпаком и скомандовал двигаться. Молодцы поплелись вперёд как сомнабулы, временно ослепнув от света факела, но здесь уже шла широченная тропа, хорошо заметная даже в полной темноте.