Кошачья добыча - Хобб Робин. Страница 12

— Давай же, Гилльям. Давай поскорей домой, там согреемся.

— Та-аак устаа-аал. Та-аак холо-оо-оодно, — заныл малыш, шлёпаясь в разбитую дорожную щебень.

Нос и щёки его заалели до красноты, равно как и кончики ушей. Куда же подевалась весна? И по силам ли Розмари будет раздобыть для сына тёплых вещей к предстоящим холодам, прежде чем зима вернётся по новой? Малыш рос не по дням, а по часам. Она гнала от себя мысли, зарекаясь загадывать далеко наперёд. Наклонившись со вздохом к Гилльяму, подхватила сына под мышки, усаживая на бедро и пристраивая шаль как перевязь, чтобы придерживать малыша на весу. Он уже умял больше половины копчёной рыбы, что Серран дала им в награду за состиранное. Сама Розмари, отведав немного, спрятала остаток в сумку, про запас. Будь она проклята, если вздумает поделиться едою с Пеллом! Если кому и достанутся один-два лишних кусочка — то только коту.

Что-то внутри придало ей решимости и твёрдости. Она вконец измоталась, да и ноша в виде Гилльяма порядком обременяла руки, но куда тяжелее звучали в памяти слова Серран и Тарши Уэллс, наливаясь свинцом с каждым щагом. «Тебе следует бежать, девочка», — Серран так и заявила напрямик, стоило Розмари сознаться, что в дом вернулся Пелл и провёл под её крышей целую ночь. — «Беги, покуда можещь. Сегодня же. Не жди, пока он наградит тебя ещё одним ребёнком. Все знают, что это за сладкоречивая пташка. Заговорит тебя так, что ты и опомниться не успеешь, как сама залезешь ему под бок, в постель, раскроешь ноги и покорно позволишь осеменить ещё раз — а потом, опять ищи его свищи. Не позволяй ему. Даже не думай возвращаться туда».

— Но здесь всё, что я имею, и в руках это так запросто не утащищь! Да и сам коттедж по праву принадлежит Гилльяму, не ему.

— Дом никуда не денется, так и будет стоять, покуда Гилльям не вырастет в мужчину и не вернётся назад, и сможет истребовать обратно, — настойчиво подчеркнула Тарша. — Беги, девочка.

— Я не могу. Нет, ни за что! Сбежать и оставить корову? Кур? Всё, над чем я так упорно трудилась и выстраивала три последних года? Просто так взять под мышку Гилльяма и уйти на все четыре стороны без гроша за душой?

Тарша как раз была в гостях у Серран, когда появилась Розмари. Они все вместе славно потрудились над стиркой, поскольку Серран решила, что её дом нуждается в масштабной весенней уборке, в том числе — и в планомерном отмывании каждого клочка постелей. Часы пролетели незаметно — в дружеской непринуждённой болтовне, пока Гилльям игрался с малюткой Маршем. Было бы почти весело, не затронь они больное место. Её личную угрозу.

— Лучше быть попрошайкой, но живой, чем… ладно, чем кое-кем другим, кем ты имеешь неплохие шансы стать. — Нотки в голосе Серран звучали весьма зловеще.

— О чём это ты? — Розмари настойчиво потребовала ответов.

— Я знаю, отчегоПелл заявился обратно, — внезапно сказала Тарша.

Обе женщины, развернувшись, уставились на ту во все глаза. Серран качнула головой, словно предостерегая подругу излишне распускать язык. Тарша опустила глаза, глядя теперь в упор на собственные руки, но всё же заговорила:

— Я слыхала разговоры от моей кузины. Всё началось пару месяцев назад, с мелочей. Сутолокой на рынке, после грязной перебранки в таверне, да окриком — «потаскуха!» Но с месяц позже Пелл поднял на Меддали руку и, как понимаете, не с доброго дела. Он и прежде поддавал ей, однажды даже сбил с ног пощёчиной, повалив на землю прямо на людях, на рынке. Но на сей раз вцепился ей в горло. Отец Меддали самолично зрел отметины и грозился прибить Пелла как паршивую собаку. Но тот заявился весь в слезах и со сладкими речами на языке, взгромоздился на колени перед домом Моррани-старшего, униженно моля о прощении. В общем, она приняла его обратно. Ну, а неделю назад как есть приложил Меддали. Вышиб зуб, вот что. И тогда родителевы слуги вышвырнули его самого из дома (да и с работы заодно дали отворот поворот), мол, чтоб ноги пелловой там больше не было, и чтоб тот и не вздумал даже просить позволения видеться с Меддали. Одним словом, сказал тот Пеллу, чтоб и думать забыл про все виды, как и права дотрагиваться до его дочери хоть пальцем. Я слышала, что Пелл было подзадержался в городе, шатаясь без дела и надеясь, что батюшка Меддали сменит гнев на милость; и когда до него дошло, что дело не выгорит, а в карманах не осталось и ломаного медяка, тут-то он и завернул к старому дому. — Тарша подняла глаза от мокнущего белья и выразилась начистоту: — Бросай его, Розмари. Забирай Гилльяма и уходи. Ударивший одну женщину, не станет церемониться и с другой.

Краска стыда вспыхнула на лице Розмари. Она никогда никому не признавалась, что Пелл бил и её. Она не хотела сознаваться в этом и теперь.

— Мне некуда идти, — сказала резко. Обе женщины отвели глаза в сторону. Временя стояли тяжёлые. Не было никого, кто мог себе позволить принять под крыло приживалку, да с ребёнком, не отважась при том рискнуть навлечь на себя недовольство Пелла вкупе с его семейством. А напрашиваться было бы делом нечестным, так что она промолчала. — Коттедж принадлежит Гилльяму. Он вправе жить там. А мне по силам позаботиться о себе. — Что бы она ни говорила, сказанному никто не верил. И когда Тарша, прощаясь, крепко приобняла её, в руку Розмари скользнула монета, крошечный серебряный кругляш.

— Просто уходи! — шепнула та. — Беги. Разве у тебя нет кузинов в Фордже? Ступай туда.

Уныло кивнув в ответ, Розмари двинулась в долгий путь домой. Дом. Вправду ли он больше — не её? Сбежать в Фордж? Может ли она?.. Сестра отца в самом деле обосновалась там; Розмари едва могла припомнить, как выглядит та женщина. У неё взаправду имелись там кузены, да, кузены, коих она никогда не встречала. Нет. То был не лучший вариант убежища. Впрочем, это её личные проблемы, а не друзей. Ей следовало напрячься самой и найти выход.

Она разглядела дым над курящейся трубой задолго до того, прежде чем увидеть сам коттедж. И стоя так, разглядывая свысока творившееся внизу, она едва не задыхалась: сердце оглушительно билось под грудью, грозя вот-вот разнестись вдребезги. Розмари вложила во всё это столько труда, а спящий в перевязи на боку Гилльям тяжело отвешивал спину. Она попыталась было представить перед глазами себя-беглянку, торопящуюся с сыном вниз, по длинной дороге в никуда. Баккип-Таун? Вероятно, ей удалось бы подыскать себе хоть какую-нибудь работу в таком большом городе, как этот. Но путешествие выдалось бы не из лёгких. Дремать в придорожной колее, с одной лишь шалью заместо покрывала для них обоих, и боле ничего; питаться подножным кормом, уплетая что попадётся под руку. Не говоря уже о тех, кто может повстречаться по дороге: бродяги да разбойники были и есть, и никуда не денутся. Они вполне могут… повредитьи ей, и сыну, да так, что сам Пелл и в страшном сне вообразить не может. Кошмарно быть здесь, рядом с Пеллом, но там— и того хуже. А Гилльям всё-таки единственный его сын. Он не причинит ему боли, он не собирается ничего такого… Розмари поворотилась лицом к дому и увидела, что творится дальше.

Корыто для стирки стояло на виду у всего двора, полное доверху грязной воды. Разбросанные тут и там перья служили мрачным предзнаменованием. С замиранием сердца она разглядела между ними длинное, сверкающее перо из петушиного хвоста.

— Пикки-пик, — прошептала сама себе. Её собственный топор застрял в колоде, засаженный поглубже в обрубок, где она колола щепу для розжига. Из-под вклинившегося в дерево лезвия торчали, словно пойманные в силок, пучки перьев. Когда она открыла дверь, её приветствовало запахом гари от подпалившегося мяса. Ощипанная птичья тушка торчала на вертеле, приспособленным над огнём, а рядом, на корточках, умостился Пелл. Перья валялись повсюду и здесь.

— Что ты наделал? — прошептала требовательно, надорванным от боли голосом; впрочем, Розмари и сама уже знала правду. Он убилпетуха, а с ним — и всё будущее, все будущие кладки. Он даже не озаботился спасти и собрать перья.