Монах - Зинченко Майя Анатольевна. Страница 57

Кругом была тьма и лишь на том месте, где он стоял, был пяточек белого света.

Монах совсем не мог двигаться, невидимые руки держали его. Он мог только наблюдать. Клемент видел отвратительных чудовищ, медленно пожирающих его тело по частям, злобных демонов терзающих душу и мертвую девочку, лежащую на снегу. У нее было страшное опухшее лицо синего цвета, неестественно вывернутые руки и ноги. Словно кто-то сломал куклу. Это была Мирра. Клемент же точно знал, что она погибла по его вине. Отныне ее душа навсегда обречена скитаться во тьме и заново переживать постигшие ее муки.

Невидимые руки отпустили монаха, и, склонившись, он заплакал над ее телом, но время нельзя повернуть назад. Небеса содрогнулись от злобного хохота. Это смеялись тысячи людей, и у всех у них было лицо Пелеса. Они показывали на Клемента пальцем, их оглушительный смех заставлял дрожать даже землю. С неба посыпались камни, огромные серые глыбы с острыми краями. Падая, они наполовину уходили в мягкую черную почву. Вот одна из таких глыб ударила монаха в спину. Он упал навзничь и больше не двигался.

– Очнись! - Раздался повелительный голос. - Давай, приходи в себя.

Вместе с голосом пришел острый неприятный запах.

Ленц поднес под нос Клемента пузырек с солью, пропитанным составом, который мог и мертвого вернуть к жизни. Монах вяло дернулся и попытался отодвинуть голову.

– Так-то лучше, - довольно сказал палач. - Тебе не так уж плохо как кажется. У тебя пока целы кости, внутренние органы, ты не ослеплен или кастрирован. Жизнь прекрасна. А то, что шкура немножко испортилась, - он критическим взглядом оглядел его воспаленные язвы, - так это и обычных людей часто бывает. Например, у тех, кто работает в рудниках. Гномы берегут свое здоровье и загоняют в них людей. Оттуда мало кто выходит живым. Что молчишь? Ты снова у меня в гостях и должен быть доволен.

– Пить… - беззвучно одними губами прошептал Клемент, нисколько не слушая его.

– Это можно… - я же не садист какой-то, в самом деле. Отказать ближнему своему в чашке воды - это непростительная жестокость.

Если бы Клемент мог, он бы рассмеялся. После того, что Ленц с ним сделал и наверняка еще собирался, его слова звучали особенно издевательски. Но палач действительно налил в глиняную чашку воды и так как монах не мог пить самостоятельно, влил воду ему в рот. Клемент сделал несколько судорожных глотков и закашлялся.

Ленц дал ему попить не из милосердия, а руководствуясь простым здравым смыслом. Монах был нужен ему в сознании, а вода должна была придать ему необходимых сил и вселить надежду на избавление. Пытки, освещенные светом надежды, становятся более мучительными.

Палач подозвал помощников, и они положили монаха на пыточный стол. Его снова привязали.

– Сегодня я решил немножко поэкспериментировать с каленым железом, - доверительно сообщил ему Ленц. - Огня бояться все живые существа. Ты какое клеймо предпочитаешь? У меня большой выбор. - Он склонился над вместительным ящиком и принялся звенеть железом. - Есть рабское, есть для воров, и отдельно для убийц, есть для распутных женщин… Нет, последнее пожалуй никак не подходит. Есть для взяточников и насильников, для дезертиров. Но мне больше остальных нравиться личное клеймо нашего ордена - горящий факел. По-моему очень символично выходит, когда приходиться ставить это клеймо каленым железом.

– Будь ты проклят, - сказал Клемент, но его голос был так слаб, что Ленц ничего не услышал.

Палач занялся подготовкой к осуществлению своего замысла. В очаге были раздуты угли и в самый жар засунута метка, навинченная на длинную ручку. Пока она раскалялась до нужной температуры, палач поместил голову монаха в тиски и закрепил ее.

– Готовься. Скоро твоя внешность сильно изменится и уже не будет такой как прежде.

Он состриг волосы, закрывавшие Клементу лоб. В движениях Ленца сквозила какая-то невиданная грация, как бывало всякий раз, когда он был увлечен очередным делом. Ставить клейма было одно из его любимых развлечений. Он любил повторять, что Создатель делает людей одинаковыми, а он, Ленц, украшает их, и придает им необходимую оригинальность.

Чтобы не терять времени даром мастер провел лезвием по вчерашним ранам и густо посыпал их солью. Для этих целей у него стоял ее целый мешок. Клемент скривился и застонал.

– Соль - это всего лишь приправа к настоящим страданиям, которые может оценить только истинный гурман, - мрачно пошутил Ленц и надел рукавицы.

Он взялся за прут и вытащил его из очага. Клеймо из черного стало ярко-красным. Палач медленно поднес его к лицу монаха и тот крепко зажмурился, когда пылающее железо оказалось возле его глаз.

– Нет, не бойся, я не стану тебя ослеплять… - сказал Ленц. - ты же не какая-нибудь важная птица вроде герцога, которого и убить-то нельзя, а то на его землях поднимется бунт. Нет, ты простой человек и у тебя другое предназначение.

– Я не знаю, где она… - сказал Клемент, пытаясь отвернуться, но вырваться из тисков было невозможно.

– Знаешь. И скажешь, - прошептал Ленц и прижал клеймо ко лбу монаха.

Шипение железа заглушил нечеловеческий крик. Клемент надрывал легкие, не переставая, пока окончательно не охрип. Палач убрал в сторону клеймо и проверил свою работу. Прямо в центре лба отпечатался четкий оттиск зажженного факела, от которого монаху уже не избавиться никогда.

– Теперь ты целиком и полностью принадлежишь ордену Света, - сказал Ленц, но его слова ушли в пустоту.

Несчастная жертва палача снова отправилась в мир неясных видений. Темная горячая ночь обволокла его со всех сторон.

Очнулся Клемент только через несколько часов, и то не без помощи Ленца. Монах открыл глаза, увидел знакомые стены, и понял, что было бы лучше не раскрывать их вовсе. И дело было не только в том, что он чувствовал, будто бы его лба до сих пор касается раскаленное железо. Рядом с мастером пыток стоял высокий светловолосый Смотрящий и с интересом разглядывал Клемента. Они о чем-то переговаривались друг с другом, но слова доходили до монаха с трудом. В ушах гудело, словно он был под водой.

– …таки ничего?

– Нет. Предполагаю, что действительно не знает.