Монах - Зинченко Майя Анатольевна. Страница 58
– Тогда завтра на площади продолжим. Ты не перестарался? Он должен иметь сносный вид, чтобы девчонка его узнала. А ты испортил ему лицо…
– Ожег я закрою повязкой, - пожал плечами Ленц, - зато ты не представляешь, как он теперь мучается.
– Хвала Свету, что не представляю. Мне такого не надо!
– Он будет в порядке. А сейчас заберите его. У меня и так полно работы.
– Да, понимаю.
– Во сколько вы завтра начинаете?
– В полдень, как всегда. А он не умрет во время или даже до экзекуции?
– Это нежелательно, да? Состояние у него действительно тяжелое, он оказался слабее, чем я думал. Но я успею заглянуть к нему утром и дать кое-что из своих запасов. Хотя постой, в этом нет необходимости…
Ленц вытащил из кармана ворох пакетиков и, найдя нужный передал его Смотрящему.
– Пусть добавят ему в воду. Это должно помочь. Больше ничего не надо.
– Он нас сейчас слышит?
– Не знаю. Я дал ему сильнодействующее средство, так что в камеру он должен пойти своим ходом, - сказал Ленц, развязывая ремни и высвобождая из тисков голову Клемента.
Палач немного наклонил стол, и монах сполз вниз. Он очутился на полу, не делая никаких попыток подняться.
– Я так и знал, что этим закончиться, - проворчал Смотрящий. - От тебя, Ленц, еще ни один не уходил своим ходом. Их всех приходиться уносить.
– По крайней мере, недостатка в помощниках у вас нет.
Смотрящий только рукой махнул и вышел из зала. Через несколько минут появились люди с носилками, которые доставили монаха в камеру.
На этот раз Клемент оставался в сознании. Он даже заметил, что не один. Когда монах застонал, над ним склонилась чья-то тень. Человек коснулся его воспаленного лица и отпрянул:
– Так вот что ждет меня… - произнес хриплый голос. - Пытка железом. Клеймо ордена.
Клементу было неважно, с кем он делит холодный пол. Ему даже на какой-то миг показалось, что и голос, и темный силуэт - факелы были только в коридоре за углом, это плод его воображения. Но ему было наплевать. Какая сейчас разница?
– За что же тебя так? - в голосе человека послышались сострадательные нотки. - Такой молодой… Наверное, еще тридцати нет, а жизнь уже погублена… Бедняга, ты меня слышишь?
Клемент не отвечал. Размыкать губы и говорить, утруждая надорванные криком связки, было для него слишком большой роскошью. Лучше молчать.
Может, надо было признаться Ленцу, где они договорились встретиться с Миррой? Избавить себя от мучений. Тогда бы его просто убили, а девочку, возможно, все же не поймали. Но он сам не верил в подобное чудо. Зная чудовищную натуру Пелеса можно было быть уверенным, что Мирру бы обязательно схватили, и прямо на его глазах пытали до самой смерти, а он бы такого зрелища просто не вынес. Он бы гарантировано сошел с ума.
А разве сейчас он в своем уме?
Перед глазами, не переставая, плывут яркие зеленые пятна, и кто-то кричит вдалеке. Странно, это его голос, он сам кричит, умоляет его пощадить… Как отвратительно. Перегрызть бы себе кисти и истечь кровью к утру, чтобы больше не доставаться палачам, но пошевелиться нельзя. Удивительное дело, почему тело до сих пор зверски болит, но отказывается подчиняться? Какой с него толк, если оно больше не принадлежит своему владельцу, а только доставляет ему неприятности. Заставляет его чувствовать себя последним ничтожеством, маленьким жалким червем…
Боль повелевает всем. Мы думаем, что нам подвластна жизнь и смерть, пока не приходит она. Тогда ты понимаешь, как был не прав, и клянешься помнить урок вечно, только бы она отступила и вернулась обратно в свои владенья. В руках палача сосредотачивается весь мир, он твой безраздельный владыка. Твоя сущность втоптана в грязь, она становиться все ничтожнее, ее целиком подчиняет себе тело. Ты становишься немым животным, ведомый в закоулках сознания только инстинктом.
И только далеко впереди маячит еле заметная белая точка - это чистый непорочный огонек, который навсегда остается в нас. Когда душа покинет свою тюрьму, ей будет нужен проводник.
Верил ли в Клемент в торжество Света над Тьмой? Все еще верил. Он только укрепился во мнении, что если где-то Тьмы слишком много, значит где-то много и Света. Выходит нужно искать, тянуться к этому заповедному месту, где бы оно ни находилось. Да, ему не повезло, но остальным может повезти больше. Разве то, что какие-то люди оказались подвержены Злу, изменит тебя? Если в душе нет изначально черноты, ей неоткуда появиться.
Монах слишком много времени посвятил своей вере, чтобы так просто сдаться и отказаться от борьбы за свою душу.
Клемент знал, что он навсегда обезображен и надежды на спасение у него нет, он был, что скрывать, в отчаянии. Но главным для себя - верой в Свет, он бы никогда не поступился.
– Ты слышишь? Можешь говорить? - человек не оставлял своих попыток. - Или тебе… - он замолчал.
– Могу, - отрешенно сказал Клемент.
Средство, которое дал ему мастер, мешало ему потерять сознание. Оно насильно удерживало его в теле. Нынешнее состояние Клемента было назвать пограничным между сном и реальностью.
– Хорошо то как! - обрадовался незнакомец. - А меня завтра тоже будут пытать. А потом убьют.
– Ну и что? - равнодушно прошептал монах.
– Это чтобы тебе стало легче. Совместные мучения облегчают страдания. Пока что меня просто избили и сломали пальцы, иначе я бы помог тебе. Я маг-лекарь. Хотя… Я все же не так прост, как они думают. - Он что-то сделал, проведя рукой над монахом. - Это может помочь… Тебе ведь уже легче, правда? Жаль, что я всего лишь лекарь, - уныло добавил он, - а не боевой маг. Иначе меня бы здесь не было.
Клемент, самочувствие, которого немного улучшилось, сделал попытку отодвинуться, но безуспешно. Только этого еще не хватало! Он попал в какое-то логово Тьмы! Что за полоумный город?!
– И ты тоже! - огорчился человек. - Искалеченный, заклейменный и тоже меня ненавидишь.
– Я монах Света! - хрипло ответил Клемент.
– Да? - удивился маг. - А что же ты делаешь в подвалах Вечного Храма, словно какой-нибудь преступник? Я слышал, что ко всем прочим твоим несчастьям тебя собираются засечь плетьми на площади.
– Личные… счеты сводят.