Монах - Зинченко Майя Анатольевна. Страница 92
Монах отрицательно покачал головой.
– Нет, так быть не может, иначе весь мир давно рассыпался бы на куски и был отдан на милость Тьме. Добрые люди есть и их немало. Надо только лучше искать. - Он обернулся и увидел, как один из лисят своевольно выбежал из норы, но тут же был втащен обратно матерью. - Хорошо мне рассуждать об этом. Я чувствую тебя в своем сердце, а другие люди не чувствуют, они не знают, что ты есть. Им холодно даже возле костра и в объятиях близких, потому что у них нет тебя. Душа подобных людей отделена от Создателя, и то, что они принимают за Свет - жалкий отблеск пламени неизвестно чьего костра. Возможно, этот костер сложен из денег, власти или удовольствий. Возможно, их жажды убийства, превосходства, лжи…
Клемент присел на светлый серый камень, прогретый солнцем. Он был в смятении. Умиротворенность, которую он чувствовал от созерцания чудес природы, была разрушена голосом Мирры, так нежданно прозвучавшим у него в голове. Возможно, это знак, что он никогда не должен забывать о том, что случилось? Но ведь он не забывает. Он помнит, и именно поэтому стал на сомнительный путь мести, поставил возмездие Света под сомнение.
Монах опустился на колени и склонил голову. Он нуждался в молитве.
– …и туда, где ненависть, дай мне принести любовь, и туда, где обида, дай мне принести прощение. И туда, где рознь, дай мне принести единство, и туда, где заблуждение, дай мне принести истину, и туда, где сомнение, дай мне принести веру. И туда, где отчаяние, дай мне принести надежду, и туда, где Мрак, дай мне принести Свет, и туда, где горе, дай мне принести радость. Дай же мне, Свет, утешать, а не ждать утешения. Понимать, а не ждать понимания, любить, а не ждать человеческой любви. Потому что кто дает, тот обретает, кто о себе забывает - находит себя, кто прощает - будет прощен, кто умирает - воскресает для жизни вечной, - шептал Клемент, закрыв глаза.
В этот момент он ничего не видел и не слышал. Для него существовала только эта молитва.
И хотя слова бесполезны, даже если они идут от чистого сердца, и это сердце принадлежит монаху, он надеялся, что будет услышан. Ему была необходима поддержка! И если ее невозможно было получить среди людей, оставалось уповать на высшие силы.
После молитвы он еще некоторое время сидел коленопреклоненный, а потом встал и, отряхнув штаны от налипших на них сухих травинок, пошел обратно.
– Клемент… - кто-то позвал его негромко.
Монах остановился как вкопанный, боясь обернуться. Неужели снова?
– Это я - Рихтер.
– Хвала Свету! - с облегчением выдохнул Клемент.
– О, я уже и забыл, когда в последний раз человек так искренне радовался моему приходу, - рассмеялся Смерть. - Вот только почему ты чересчур бледный…
Клемент с укором посмотрел на своего бывшего Учителя, как всегда безукоризненно одетого, занятого сдуванием несуществующих пылинок с рукава, и спросил:
– А что ты здесь делаешь? Никто ведь не умер. Или ты… - он сделал паузу. - За мной?
– Неужели ты решил, что у тебя вдруг случился инсульт, да еще так незаметно, что ты ничего не почувствовал? Напрасно надеешься. Тебе всего лишь двадцать восемь лет. И у тебя хорошее здоровье. Пока, во всяком случае.
– Скоро будет двадцать девять.
– Да это все равно сущие пустяки, если сравнивать с возрастом вселенной. Так что с тобой случилось?
– Я начал слышать голоса умерших, - честно сказал Клемент, - и испугался.
– Мертвые не разговаривают, поверь мне. Ты, наверное, - Рихтер посмотрел на безоблачное небо, - просто перегрелся на солнце. Кстати о мертвых… Хочешь сообщу интересную вещь?
– Если я скажу, что не хочу, ты не станешь говорить? - с сомнением спросил монах.
– Стану. У тебя все равно нет выбора. Я злоупотребляю своим положением, как только мне выдается такая возможность. - Рихтер похлопал Клемента по плечу. - Жаль, что подобная возможность выдается не слишком часто.
– Ты хочешь рассказать мне о Пелесе?
– Как ты догадался? - удивился Смерть. - Ты случайно не провидец?
Монах только вздохнул.
– Пелес больше никогда не появиться на земле. Ты отомщен.
– Что это значит?
– Если не вдаваться в подробности, то он не оправдал надежд и его душа, потеряв свою целостность навсегда растворилась в… В человеческом языке нет определения этому месту.
– Вот так вот просто? Мгновенно? - ошеломленно спросил монах.
– А чего ждать? - пожал плечами Смерть. - Решение принято и не обсуждается. К тому же он не один такой.
– Какой кошмар! Исчезнуть, без возможности вернуться. Это случилось из-за меня… - с горечью сказал Клемент. - Я лишил его шанса исправиться. Мне жаль.
– И это все, что ты можешь сказать? Я думал, что ты будешь рад, когда узнаешь о его судьбе. Хотел тебя приободрить, но видимо у меня не очень хорошо получилось. Клемент, ты же его ненавидел, и вдруг заявляешь, что тебе жаль. К тому же, многие его поступки действительно были ужасны, а я знаю, о чем говорю.
– Я ненавидел его до того, как узнал, что с ним случилось, - покачал головой монах, - а теперь мне жаль Пелеса. Вернее не его, а загубленную душу этого человека.
– Ты самое странное существо, какое мне доводилось встречать, - озадаченно сказал Рихтер. - Ты, что же, собираешься сокрушаться так всякий раз, когда на одного негодяя будет становиться меньше? Даже если ты и приложил к этому руку. Среди руководства ордена немало твоих будущих жертв.
– Меня пугает неотвратимость, вот и все, - ответил монах. - Ведь сделанного не исправить. А сейчас речь идет о самом ценном - душе.
– Пелес сам выбрал свою судьбу. Ты только орудие… Эх, знал бы ты то, что знаю я, - покачал головой Рихтер. - У тебя нет целостной картины мира, поэтому ты делаешь поспешные выводы.
– Так расскажи же мне.
– Не могу. - Смерть нахмурился. - Признаюсь, своим поведением, ты сбиваешь меня с толку. Ладно, я вижу, что ты не расположен к беседе, поэтому покидаю тебя. Побудь наедине со своими грустными мыслями, поразмышляй о тленности душ и так далее. До встречи.
И прежде чем Клемент сумел что-нибудь сказать Смерть оставил его.
Теперь у монаха окончательно испортилось настроение. Язвительный тон, с которым Рихтер попрощался с ним, оставил на душе неприятный осадок. Он чувствовал и раскаяние, и досаду, и злость одновременно, они были завязаны в тугой узел, порождая массу эмоций. Справится с ними было выше его сил. Он никак не мог успокоиться и пнул носком сапога ни в чем неповинный камень. Об отдыхе больше не могло быть и речи.