Наместный маг 2 (СИ) - Вишневский Сергей Викторович. Страница 70

– Гвинея большая, еще нарожают, – старуха лукаво улыбается и, щурясь, добавляет. – Не твои это люди, не должен ты им ничего. Перебьют их всех – знать никто ничего не будет. В укор тебе сказать будет некому.

– Но я-то буду знать. Перед собой все равно ответ держать придется, – устало произнес юноша. – Это кажется, что убежать проще. Самый строгий суд – он не государев, не сельский. Самый строгий суд – он в груди и голове живет. Его не обманешь. Ему не объяснишь, что ты сделал то, что мог, с ним не договоришься. Этот суд твоими глазами смотрит, твоими ушами слушает. Этот суд сердцем твоим чует. И спасу от него нет, ибо от себя не убежишь.

Старуха задумчиво смотрит на Песта.

– Тут тебе виднее, – бормочет старуха и разворачивается в сторону собирающейся толпы. – Люд собирается, как сделаешь – зови.

Ведун положил последний кусочек смолы и произнес в спину Еловой.

– Можешь звать. Пусть встают, как уговорено. И не дай Единый цепь порвут! Потом всех по стихии собирать будем! – юноша еще раз оглядывает рисунок. – Сколько душ осталось?

– Четыре сотни своими ногами в твои земли подались. Еще пятеро померли. Три сотни тебя ждут, – сухо произнесла старуха. Немного пожевав губами, старуха добавила. – Нос и глаз чертовской, сила мажеска, сердце демона, слово ведовское... Как разумеешь, человеком помрешь?

Пест поднял взгляд на старуху, пожевал губами и, не выдержав пронзительного взгляда, отвернулся.

– Время покажет. Надо будет – и тварью темной сдохну. 

Тень встречает звенящей тишиной. Ни шепотка, ни шороха. Такой Пест ее еще не видел. Сделав несколько шагов вглубь полустихии, юноша взволнованно сглатывает и, оглянувшись, громко произносит:

– Памяти тебе, хозяин Теней!

В тумане нехотя открываются огромные глаза и внимательно смотрят на Песта.

– По делу к тебе пришли, хозяин, нет у нас другого хода, – взволнованно произносит ведун. – Нам дорога нужна до самого села Ведичей...

– Ты приходил сюда и просил укрытия в тени, ты приходил и просил дороги, ты приходил и спрашивал знание... Ты ведун, ты сила – мы терпели. А теперь ты нарушил закон. Ты нарушил рок и предназначение! – слова хозяина Теней произносились все громче и громче. Последние громыхали громом. – За семя ведовское рок всегда один!

– Твоя власть заканчивается Тенью! Мать, в которой мое семя растет, принадлежит Тьме...

– Это твое семя, и дитя тоже твое! – громыхнул хозяин Теней.

Пест умолк и подождал пару секунд, пока грохот от слов хозяина Теней утихнет. Когда грохот умолк, перед Пестом появляется он сам, только еще совсем босоногий мальчишка. Его образ начинает цитировать слова из "Ведовского уклада":

– "Ведовское слово за мной стоит, и дело ведовское в груди горит. Не будет мне покоя, пока село предку кланяться не начнет, пока дух перед хозяином голову не склонит. За то в старшинах никогда ходить не буду, за то жить мне в земле, да селу своему служить, за то не видать мне детей моего семени..."

Точная копия Песта-мальчишки продолжает еще что-то говорить, но до Песта доносится только шепот хозяина Теней:

– Выбирай, ведун! В уплату за дорогу до Ведичей трем сотням душ либо дитя свое не родившееся отдашь, либо от права глазами смотреть отречешься... 

Село Ведичей гудело вторую неделю растревоженным ульем. Если раньше пара мужиков, руководивших отроками, чистила площадки под новые дома от деревьев и пней, то две недели назад, когда приехали полтора десятка мужиков из села Дорожичей, началась массовая стройка.

Было расчищено около 20 участков. Часть из них была внутри села. На таких участках стояли старые, заброшенные дома. Некоторые из них были еще пригодны для жилья, и их только подлатали, а те, которые уже покосились – полностью разбирались и строились заново.

За околицей села теперь уже виднелись полтора десятка новых домов, срубленных буквально на днях, но работа не остановилась. Из леса носили бревна, кто-то что-то строгал, кто-то пилил, кто-то рубил. Наравне с мужиками работали отроки, сновали туда-сюда дворовые, и даже самые маленькие, едва научившиеся ходить, бегали рядом, внося свою лепту в творившуюся неразбериху.

Вот дверь одной из изб отворилась, и из нее вышла женщина, начавшая призывно махать платком.

Первыми ее заметили мальцы, за ними дворовые. Мужики и отроки на женщину никакого внимания не обратили.

Дворовая ребятня сорвалась с места и понеслась к дому. Вот гурьба ребятни обложила вход в дом, откуда пара женщин начала выдавать каждому в руки по свертку. Кому-то достался глиняный кувшин, кому-то корзина. Самым рослым вручили ухваты с парящими котлами.

Первыми обратно к стройке сорвались мальчишки, которые тащили длинные столы. Столы были тяжелые, поэтому один стол тащило минимум шесть ребят. За ними шли девчонки, которые дождались, когда поставят столы, и сразу застелили их скатертями. Мальчишки вновь сорвались к дому, хватая лавки и таща их к столам. Дворовые под присмотром двух женщин стали расставлять на стол обед.

Мужики размеренно начали складывать инструмент, и не торопясь подходили к столу. Отроки потянулись за ними, старательно подражая мужикам. За столами хватило места только для мужиков и отроков. Детвора ела отварную картошку, гурьбой сидя на парочке бревен. Из рук в руки в толпе дворовых ходили два кувшина с молоком. Мясо было только на столе.

Обед был размеренным, никто не торопился, но, несмотря на это, довольно коротким. За столом все ели молча, никто не разговаривал и не отвлекался от своей миски. Стоял спокойный и порой даже ритмичный стук ложек о тарелки, который иногда разбавлялся тихими смешками дворовых и их же шепотом.

Вот тарелки опустели, и староста поселения оглядел всех мужиков. Все ли поели. Он вытирает усы и бороду, после чего встает с места. За ним поднимаются остальные. Вот он открывает рот, чтобы произнести традиционные слова благодарности предкам и хозяйкам за сытный обед, но не успевает.

– Дым! Дым в лесу! – раздается голос дворовой ребятни.

Староста обернулся и увидел на границе леса клубы дыма, из которого выходили люди. Дым сначала взмывал вверх, но не улетал в небо, а стелился по земле словно туман. Поднялся взволнованный гомон мужиков. Староста раздумывал всего несколько мгновений.

– В штыки! – гаркнул староста во все горло. Тут же мужики из села Ведичей рванули к своим домам. – Отроки! Топоры хватай! Дворовые, бабы – в лес!

Секундное замешательство, и толпа приходит в движение. Пока из тумана продолжают выходить люди, у крайних, только что построенных домов, уже выстроились отроки с топорами в руках. Невесть откуда у некоторых в руках оказались пращи.

Не прошло и минуты, а из села уже бежали мужики, на ходу застегивая брони.

От людей, вышедших из тумана, идет один человек. Чем ближе он подходит, тем отчетливее видна окровавленная повязка на глазах, чуть сгорбленное усталое тело и белоснежные волосы. Несколько минут, и все без труда опознают Песта.

Юноша идет, прихрамывая, прямо на строй и подходит к старосте. Остановившись в паре шагов от него, Пест хриплым голосом произносит:

– Здесь те, кто дальнего перехода не переживет. Остальные идут своим ходом.

– Что с глазами твоими? – опуская оружие, произнес староста.

– За проход через Тень я хозяину Теней право глазами смотреть отдал, – скрипит Пест. – Три сотни люда со мной. Есть чем накормить?

– Накормим, не думай плохо. Ты сам еле на ногах стоишь, – староста прикоснулся к плечу юноши, и тот кулем упал на землю. Подскочившие мужики поначалу загомонили, но староста быстро всех успокоил.

– А ну цыц! Не видите? Стоя уснул. На щиты его и в землянку Аккилурову. Дым! Огниво! Отроков берите и всех пришлых кормите, да по избам селите. Лык! Бабам командуй, чтобы харчи готовили, и в землянку занести не забыли.

Толпа вновь начинает приходить в движение, а мальчишка-ведун оказывается на носилках из щитов, которые начинают движение в сторону старой землянки Аккилуры.