Иная судьба. Книга I (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна. Страница 55

И, помедлив, осторожно поцеловал в губы. Почувствовал, как она ответила, как, вздрогнув, подалась к нему, как обвились не слишком умело вокруг шеи девичьи руки… С трудом прервался.

— Мы будем спать по-настоящему. — Но в сторону всё же откатился. — Как муж и жена. Но не сейчас. Знаешь, когда? — Приподнялся на локте: — Когда ты окончательно привыкнешь называть меня по имени и перейдёшь на «ты». Поняла?

В кои-то веки Марта чуть не застонала от разочарования и досады. Показать свою обиду она могла единственным способом: повернуться к герцогу спиной. В душе всё кипело от негодования.

«А что это я возмущаюсь?» — вдруг подумала она. «Иная рада была бы без памяти, что с ней так носятся, а я… Да и нетрудно это — привыкнуть, всё ведь от меня зависит. Правда?»

Окончательно успокоившись, она приступила к делу немедленно. «Жильберт», — сказала мысленно. «Жильберт», — повторила уверенней. «Ты хороший и добрый, хоть и герцог. Ты читал со мной весь вечер. Ты учил меня есть смешными маленькими вилами и немного посмеивался, когда я роняла куски, и радовался, когда получалось… Жильберт. Ты мой… Неужели, правда мой? Ты — мой, Жильберт. Вот так».

Его светлость тихонько прикоснулся губами к золотистой макушке. Кровь всё ещё кипела после недавнишнего. И, похоже, не только кровь. Будто каждая косточка в его организме переплавлялась по-иному, наливалась заново жизнью… На какой-то миг ему стало не по себе. Если на него так подействовал лишь невинный — хорошо, пусть не совсем невинный — поцелуй, то не сорвётся ли он, дорвавшись до большего? Похоже, приучаться надо не только Марте…

У них есть время, с невольно усмешкой подумал он. Пока это она отбросит свою природную стеснительность…

Он ещё не знал, что Марта — настоящая труженица. И что с каждым повторенным ею словом времени у него оставалось всё меньше.

Капитан Винсент Модильяни терпеть не мог заниматься бумажной работой. Ему, как человеку деятельному, претило рыться в архивах, разбирать одинаково нечитабельные каракули или готическую вязь, ломать глаза над совсем уж выцветшими пергаментами… Да, приходилось иногда иметь дело и с подобными раритетами. В то же время он отдавал себе отчёт, что самая главная ценность в этом мире — не золото, не власть, главное — и н ф о р м а ц и я, и владеющий ей — владеет ситуацией. Вот и приходилось, пересиливая себя, собирать её — иногда по каплям, по крохам, по крупицам… Как сейчас.

Впрочем, так или иначе, а личные бумаги барона требовали тщательного ознакомления. Но для разогрева капитал решил начать с отчётности управляющего. Пересмотрел «единственную» книгу расходов. Потом ещё одну — на сей раз действительно единственную — настоящих расходов, отчислений, дележей, черновых отчётов. Прикинул реальные доходы и сумму недополученного казной налога. Ознакомился с содержимым найденного в тайничках сундука и нескольких кожаных кошелей, с количеством девушек в личном гареме управляющего и его компаньонов, с числом безымянных холмиков, время от времени появляющихся на погосте. Поинтересовался семейным положением вора. Не женат? Ну и правильно. Зачем ему жена при таком цветнике… И распорядился повесить всех троих: и управляющего, и помощников.

— Почему молчал? — сухо спросил у старосты, не сводящего глаз с покачивающихся в петлях казнённых. — Если неграмотен — мог сам приехать. Жалобы принимаются и рассматриваются канцелярией герцога.

Староста промолчал и сейчас, как и все в немногочисленной толпе челяди и селян, собравшихся во дворе замка. Лишь перекрестился. Потом повернулся к капитану спиной и задрал до лопаток рубаху. Жаловался, ваша милость. Вот он, ответ, расписали во всю спину. Задницу показать? Не иначе, в канцелярии сидел кум, сват или брат вора, упредил, отослал назад челобитную с предупреждением.

— Собирайся, — бросил капитан старосте. — Проедем по деревне. А там видно будет, что с тобой делать.

Тот лишь поклонился — без тени страха в глазах. То ли и впрямь — устал бояться, то ли — осталась ещё какая-то вера в лучшее… Капитан бросил беглый взгляд на кучку крестьян. В измождённых лицах было то же выражение. Надежда.

Два десятка человек пришли просить работу. Половина — женщины. Это понятно. Кузнец… тоже понятно: при захиревших хозяйствах какие заказы? Двое здоровенных лбов — не иначе, как тех самых псов, что из пастора дух вынимали. В глазах тупая готовность. Судя по тому, что до сих пор не в подвале — поумнели и вели себя чинно, иначе Гвидо живо им мозги вправил бы. Несколько мужичков неопределённого возраста, хиленьких, одни мослы торчат, да ещё руки… как клешни, это от тяжёлого крестьянского труда с малых лет. Все умыты, в чистом, хоть и поношенном, переминаются с ноги на ногу… Ждут. Что-то новый хозяин скажет?

А ведь явились самые смелые. И, должно быть, самые отчаявшиеся. Не каждый сунется вот так, в неизвестность, большинство предпочло отсидеться и посмотреть: как там э т и, а уж мы после…

— Берите в помощники дворецкого и пристройте всех, — распорядился капитан, подозвав Лурье. — Приглядитесь к этим двоим, может, годятся в новобранцы, пока брат Тук не переманил, у них таких орясин любят подбирать. — Понизил голос: — Обратите внимание на мастера Жана, на что он способен, кроме своего дела. Лейтенант, я понимаю, вам претит возиться с гражданскими, вот и посмотрите, насколько он годится для этого. Вчера он проявил себя как хороший организатор.

— Мужик толковый, — кивнул Лурье. — Свои у него по струнке ходят, а замковые — не любят.

— Нам их любовь ни к чему. Сумеет их построить — одной заботой меньше перед отъездом. Нужен лидер из местных, по крайней мере, до того, как его светлость пришлёт сюда нового управляющего. Что-то я не вижу нашего монаха?

— Так он на похоронах, ваша милость, у пастора. Сестра за ним мальчонку прислала, очень уж просила быть. Вот баб… женщина! — с непонятным восхищением добавил Лурье. Заметив вопросительный взгляд начальства, пояснил: — Она ведь с покойным братом вчера так и осталась, сюда не побежала со всеми. Не брошу, говорит, тело на поругание.

Капитан Винсент, уже вдевший ногу в стремя подведённого коня, даже остановился.

— Что, так и сказала? И никто с ней не остался?

— Так солдат вы отозвали, не могли же они нарушить приказ. Арданье оставил ей заряженный пистоль, из запасных, она сказала, что справится, случись что, хоть на один выстрел да сил хватит, а там — на всё божья воля. Сильна… — покрутил головой лейтенант.

Сильна, мысленно согласился капитан. Вот так, перед лицом опасности, и открываются люди с совершенно неожиданной стороны…

Он вспомнил о так и не просмотренных книгах. И о некоей задумке, промелькнувшей не так давно. Заедет непременно, хотя бы к вечеру. А пока — объехать Сар, и если окажется, что староста на своём месте не дурака валял, а делал всё, что мог — оставить, вразумив и разъяснив. Потом уже — заняться архивом барона, никуда опечатанные документы за это время не денутся, Лурье проследит…

— Взгляните на эту вещичку, брат.

Стараясь касаться только цепочки, капитан Винсент выложил на стол вчерашний трофей. Монах, нависнув над письменным столом, прежде чем прикоснуться к предмету, повёл над ним таинственным камнем из перстня архиепископа.

— Откуда это?

Капитан с удовольствием откинулся на спинку массивного деревянного кресла. Давно пора было расстаться с этим трофеем, но была у Винсента привычка: некоторые свои действа не афишировать. Вот и пришлось выжидать момент, когда он останется с братом Туком с глазу на глаз, как сейчас, в давно не посещаемом кабинете барона де Бирса, где прислуга еле-еле успела до возвращения капитана из деревни смахнуть пыль с мебели и проветрить.

— Снял с вождя орков. Кстати, в главных у них был не соплеменник, и даже не из их расы.

— Это как раз понятно, тупых овец всегда водит умный козёл… Должно быть, кто-то из последних уцелевших дарков. Врожденная харизма позволяет им сбивать в настоящий слаженный рой самых неорганизованных баранов. Весьма ценная находка, брат мой, я бы даже сказал — улика. — Брат Тук глянул вопросительно. — Вы же позволите мне забрать её с собой?