Иная судьба. Книга I (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна. Страница 57

Первые две бумаги Винсент выложил перед монахом в ряд, по-видимому — для сравнения. Бросалось в глаза, что писаны они одной и той же рукой, на бумаге одного производства, на той и другой были печати мэрии…

— Лисс, — не веря своим глазам, пробормотал монах. — Так эта семья — оттуда!

— Совершенно верно. Дети родились соответственно за три и четыре года до того страшного пожара.

Выписки из храмовой книги города Лисса, выгоревшего во время войны настолько, что его даже не пытались отстроить заново, а возвели новый град в нескольких лье от пепелища… Какие там архивы, бумаги… Должно быть, родители этих детей были весьма предусмотрительными людьми, выправив для чего-то копии из храмовой книги.

Одна — сообщала о рождении и крещении Жана Поля Мари Дюмона, другая — о Мартине Селесте Дюмон, родителями которых были добропорядочные прихожане храма святого Серафима Лисского — Шарль Анри Мари Дюмон и Жанна Вивьен Дюмон.

Поль и Мартина, брат и сестра, каким-то чудом попавшие сюда… Да не чудом. В то время уже начались стычки на границах, предвестники очередной войны были налицо, да к тому же — в окрестностях Лисса началась чума. Поговаривали, что и пожары случились из-за попыток неких подвижников «выжечь» заразу. Не удивительно, что молодая семья решила покинуть город. Должно быть, искали безопасное место и вот каким-то образом очутились в Саре… Но если родители заблаговременно позаботились о документах на детей — что-то должно было остаться и о них самих?

Перед отцом Туком легла ещё одна бумага.

Свидетельство о браке Шарля Анри Мари Дюмона и Жанны Вивьен Дюмон, в девичестве — Лорентье. Венчание происходило в том же храме города Лисса.

Подлинность документов не вызывала сомнений — ни у капитана, ни у брата Тука. Оба привыкли, несмотря на далеко не осёдлый образ жизни, иметь дело с бумагами различного рода и возраста.

Винсент внимательно следил за реакцией собеседника. Надо сказать, она ему понравилась.

— Я распоряжусь поднять архивы, — сообщил капитан, — и найти, в конце концов, указ о возведении в дворянство — самого Шарля Анри или его предков. Такие документы на особом контроле. У меня есть все основания полагать, что они найдутся.

Монах шумно выдохнул. Потёр лоб.

— Д-да… Это всё меняет, брат мой. Вы даже не подозреваете, как это всё меняет… Придётся поднимать не только светские архивы. Я ведь слышал когда-то эту фамилию — Лорентье, причём в разговоре, касающемся дел именно нашего, как вы соизволили выразиться, ведомства. Что ж, вы берёте на себя линию деда, я отслежу бабку.

— Минуту, — незамедлительно отозвался капитан. — Хотите сказать, что Жанной Лорентье интересовалась Инквизиция?

Брат Тук успокаивающе выставил ладонь.

— Ни в коем случае, брат мой, разговор касался совсем иной области. — Поколебавшись, продолжил. — Видите ли, мои догадки могут оказаться неверны, да и память человеческая несовершенна. Могло быть созвучье имени или фамилии, однажды мною услышанных, а я уже решил бог знает что… Хотелось бы сперва кое что проверить. С вашего позволения, я сниму копии…

* * *

— А ведь ты не кузнец, мастер Жан, — с удовольствием отметил лейтенант, поглядывая на то, как ловко крепкие жилистые руки, вроде бы мужицкие, вертят пистоль, в которой только что подправили замок. Было дело, пришлось Лурье, расстреляв оба заряда, перехватить доппельфаустер за ствол и шарахнуть насевшего орка прямо в лоб рукояткой, благо на той специально ради утяжеления приварено было свинцовое навершие. Приём безотказный, только оружие после него приходилось править, дабы потом в руках не рвануло.

Трёхфутовая пистоль и сама по себе тяжела, а уж с довеском-то… Тем не менее простой мужик из неизвестного ранее Сара легко с ней управлялся, и пальцы его, на вид мощные, как шкворни, при работе становились необычайно ловкими и гибкими, словно у первоклассного докторуса, зашивающего рану от сабельного удара на лице какого-нибудь стонущего аристократишки. Умные пальцы, не делающие ни одного лишнего движения, и явно не только тяжёлый молот держать привыкшие.

А когда мастер без малейшего усилия прикинул налаженную пистоль на вытянутой руке, проверяя прицел, и оглянулся, что-то разыскивая глазами. Лурье готов был поклясться, что у мужика руки чесались опробовать, проверить собственную работу, вот он и искал пороховницу и мешочек с пулями, на его месте у лейтенанта первый порыв был бы тот же самый… Вот тогда лейтенанта и осенило:

— Не кузнец, видно по всему. Ты, брат, похоже, оружейник, и не абы какой. Пистоль держишь в точности, как ученики мастера Тибо, я его выучку знаю. Признайся, был в гильдии?

И кинул Жану кисет с порохом. А что, пусть пальнёт, потешится. Заработал. Хоть простолюдинам оружие держать не положено — но то ж мастеровой человек. Да никто и не видит такой вольности, десятник Гвидо всех — и местных, и пришлых давно к делу пристроил, и на широком замковом дворе, в углу которого притулилась местная кузня, порядком запущенная, никого не было. Разве что часовые со стен поглядывают — но это свои, болтать не приучены.

— Был, да вышел, — коротко, словно огрызнувшись, ответил кузнец. И добавил, словно извиняясь: — Не мастер я, ваша милость, зря не называйте.

— А что так? — не удержался от вопроса Лурье.

— Не женат был к тому времени, да и молод показался. В мастера, сами знаете, только женатых берут. И дорогу перешёл одному сынку… Выгнали. Нашли повод.

— А-а, — понимающе протянул лейтенант. — Гляди-ка, интриги, совсем, как при дворе. Выжили, значит. Одиночно работать тоже не дали, это понятно… А почему сюда, в эту дыру вернулся, что, больших городов мало? Гильдии-то не только в Эстре — и в Нанте и в самой Лютеции, и…

— Тут сестра оставалась, ваша милость. Молоденькая совсем, одна, без присмотра. И с собой взять нельзя, сам у мастера в углу жил, куда я её потащу? Говорю же — молод был. Сейчас бы уж многое не так повернул бы… Да что теперь.

— Вот оно как… А что сестра-то, почему одна? Родители умерли?

Кузнец помолчал. Однако не отвечать, да ещё офицеру, было очень уж невежливо и нежелательно. Мало ли…

— Отец давно уже, — сказал неохотно. — Мать — когда мне четырнадцать было. Мы с сестрой одни остались. Тогда ещё старый барон жив был, вечная ему память, он мне сразу работу предложил, да не хотелось мне в прислугах всю оставшуюся жизнь бегать. Глупый был, гордый… — Он усмехнулся. — С железками сызмальства возился, да и отец… — Он осёкся. — В общем, господин барон походатайствовал, чтобы меня подмастерьем к мастеру Тибо взяли, тут вы правильно подметили, ваша милость. Потому как хотелось мне настоящим делом заниматься, чтоб кормильцем для семьи быть. А всю жизнь у барина на побегушках — какое же это дело?

— А землю пахать, как другие?

Кузнец глянул коротко, остро, и внезапно у лейтенанта пропала всякая охота задавать вопросы. В самом деле, чего это он разболтался, как баба? Нужен-то ему этот мужик… Главное — чтобы дело своё знал. И припомнилось заодно, как рейтар Картье, что до прихода орков за Жаном приглядывал, успел шепнуть: видел, мол, в мастерской пару кинжалов работы удивительной, успеть бы заглянуть до отъезда, прикупить. Нет, господа хорошие, хоть звание и не присвоено, хоть лицензии нет, а мастерства не отнимешь, ежели они от Бога. И нечего его глушить, на земле без того есть кому работать.

Жан тем временем легко вскинул пистоль и, не целясь, как на первый взгляд показалось бы, выстрелил в очерченный мелом на снятой амбарной двери человеческий силуэт. Доппельфаустер этот был далеко не первым за сегодня, что пострадал в бою и побывал в руках умельца. Для пробных выстрелов специально была снята с амбара щелястая створка, которая и без того болталась на единственной полуоторванной петле. На сей момент импровизированная мишень была уже изрешечена пулями: «ребятушки» Лурье постарались, пристреливая оружие по новой. Но и кузнец не сплоховал: его пуля вошла точно в центр нарисованной головы.