Предназначение - Фрумкин Сергей Аркадьевич. Страница 22

Проводив взглядом шатающегося из стороны в сторону Горна, Кабур вспомнил:

— Эй, парень! Чем скорее окажешься на улице, тем скорее пройдет башка. Вы в наружной стене купола, защитная функция нейрофонов еще не активизирована, но все равно дает о себе знать. Так что шевелись, «принц»!

Их никто не провожал. На «улице» головная боль и в самом деле ослабла. Город окутывал полумрак, не было ни людей, ни машин. Лишь вдали, в центре, вокруг корпусов высоток продолжали мельтешить всевозможные воздушные аппараты, светили огни прожекторов и окна зданий, оттуда доносились шум и отголоски музыки… А перед глазами четко встало схематическое изображение задворков, по которым следовало двигаться.

— Этого просто не может быть! — Горн вскинул руки и сумасшедшими глазами уставился на монаха. — Это невозможно! Этого не могло случиться со мной! Только не со мною, черт побери!!!

— Не кричи, — посоветовал Хонтеан, осматривавшийся по сторонам с повышенным любопытством. — Давай сперва отойдем от наружной стены.

Горн не поверил своим ушам. У монаха был такой тон, словно они разговаривали где-нибудь на прогулке возле собственного дворца.

— Неужели тебя не волнует то, что происходит?! — заорал принц.

Хонтеан медленно поднял глаза на юношу — настолько спокойные, что Горна передернуло от пробежавшего по телу холодка.

— Ничего сверхъестественного не случилось, — пояснил отшельник.

— То есть все в порядке?! — У Горна затряслись руки. Юноша просто не находил слов. — То есть так и было задумано?!

— Горн! — Монах заглянул так глубоко в глаза принца, что юноша непроизвольно отступил от него на шаг. — Нас ведешь ты! Я помогаю осуществить только ТВОИ желания!

— Что? — Горн схватился за голову, начиная всерьез подозревать, что сходит с ума. — Я когда-нибудь говорил, что хочу стать рабом?!

Впервые за время их знакомства монах приблизился вплотную и положил руку на плечо принцу. Юноша ощутил, как кровь замедляет бег в его венах, как по всему телу распространяются безразличие и покой. Дождавшись, пока глаза парня не примут осознанное выражение, Хонтеан отпустил плечо юноши.

— Послушай внимательно, Горн! — тихо и жестко потребовал монах. В тоне отшельника впервые проскользнуло едва уловимое раздражение — недовольство поведением ученика, не только нашедшего приключения на свою и его голову, но еще и обвиняющего в этом других. — Я не джинн из старинных сказок! Я не делаю того, что ты скажешь, или того, что ты намерен у меня попросить! Я не знаю, куда ты идешь! Я только подталкиваю тебя по пути, который ты ВЫБРАЛ, но не по пути, о котором ты ДУМАЕШЬ, что две очень большие разницы! Твоя беда в том, что ты, как и любой другой простой смертный, не умеешь и не пытаешься контролировать захлестывающие тебя желания! Ты убеждаешь себя, что жаждешь того, о чем думаешь, но все твое естество в это время вполне может стремиться к совсем другому!

— Тогда объясни мне, — пробормотал потрясенный принц. — Мое «естество» жаждало сделать меня рабом?

— Пойдем. — Монах указал на уходящий в глубь городских трущоб переулок. — Помнишь, нам дали не так много времени, чтобы добраться до места ночлега.

Увлекая принца за собой, Хонтеан неторопливо, но уверенной твердой поступью сильного и свободного человека зашагал по переулку.

— Конечно, ты не хотел стать рабом, — рассуждал отшельник по пути, говорил он теперь мягким голосом, поддерживая таким образом совсем расклеившегося принца. — Ты не хотел, чтобы на пути к престолу, о котором каждый день думал, возникли непредвиденные препятствия. Но подумай, что было у тебя на душе? Закрадывалась ли тень сомнения, бродило ли беспокойство, чувствовалась ли неуверенность, холодил ли страх? Не говори ничего. Я не называл тебя трусом. Знаю, что ты не испытывал страха перед Фаором, а моя помощь всего лишь дань благоразумию и расчету. Я говорю о другом страхе. Что, если ты боялся, что не готов встать у руля целого мира? Что, если ты не так представлял себе короля, который должен править народом с доброго десятка планет? Что, если ты хотел увидеть себя на троне Инкрустара другим, не тем, кем представляешься себе сейчас — более мужественным, более мудрым, более рассудительным, более опытным, глубже чувствующим?

— Я не понимаю! — признался принц. Ему было плохо. То подкатывала тошнота, то хотелось заплакать. Он едва переставлял ноги, не вникая, куда идет и зачем, и повиновался монаху слепо и бездумно, словно поводырю.

— Может быть, ты чувствовал, что не готов вступить на трон целого мира? Может быть, хотел сперва закалить дух испытаниями?

Юноша остановился и вскинул на Хонтеана глаза, затуманенные слезами.

— Ты хочешь сказать, что я сам нашел себе испытания?!

— Хочу сказать: теперь не важно, ты нашел их или они тебя. Важно, чтобы ты получил от своих испытаний то, чего ищешь. Тогда придет время для следующего витка судьбы.

Барак соответствовал своему названию — одноэтажное длинное строение серого цвета со множеством дверей и без окон. Вокруг никого не было: очевидно, все обитатели спали. Горну и Хонтеану предлагалось поселиться в двух соседних каморках, внутри которых не оказалось ни мебели, ни удобств — одна горизонтальная деревянная полка для сна и отдыха.

Горн забрался на полку и намеревался провести ночь бодрствуя и размышляя над хитросплетениями своей нелепой судьбы. Но операция по вживлению в мозг нейрофона и переживания последних часов отняли у юноши много сил. Головокружение заставило лечь, а ноющая боль в ухе мешала думать… Горн сам не заметил, как отключился.

ГЛАВА 8

Проснулся Горн от настойчиво звенящего в голове зуммера. Он сел на жесткой полке, открыл глаза, но не сразу смог сфокусировать зрение. Вспомнив, что происходило вчера, юноша прикрыл правый глаз — перед ним возник распорядок на целый день и время, когда поступят инструкции. На приведение себя в чувство отводилось десять минут.

Все это время Горн просидел неподвижно. Перед его глазами возник план города и маршрут, по которому предписывалось следовать. Горн не шелохнулся. Через какое-то время замигало и загудело предупреждение, но принц остался сидеть.

В каморку заглянул Хонтеан.

— Идти ты не хочешь, — констатировал монах. — Ждешь боли?

Горн не ответил.

Наказание не заставило себя ждать. Сперва слабо, затем все сильнее заныли зубы, застучало в висках, загорелось в затылке. Вскоре к голове присоединились кости и мышцы — они застонали, как при высокой температуре. Горн намеревался терпеть до последнего, напоминая себе, что неприятные ощущения ему лишь внушаются. Но первые муки оказались только предупреждением! Еще через минуту боль пронзила все тело, заставив принца потерять контроль над собой и заорать во весь голос.

«Сейчас станет легче, — предупредила спокойная мысль монаха. — Чтобы не превысить болевого порога, но оставить реакцию острой, им придется иногда делать паузы».

Горн изумленно посмотрел на отшельника. Хонтеан стоял у дверей сложив на груди руки, спокойный и отрешенный, как всегда прежде.

— Как тебе это удается? — простонал принц.

— Терпеть? — понял монах. — Проще, чем ты себе представляешь. Я умею абстрагироваться от нервных реакций — внушаемых или естественных. Ты тоже научишься, но не все сразу. И рекомендую не испытывать себя на прочность. Поверь, этому тоже еще придет время!

Горн помотал головой. Боль ударила его снова — так сильно, что глаза" принца стали огромными, и в них исчезло осмысленное выражение. Боль накрыла волной, и принц упал на полку, захлебываясь воздухом и не в силах даже кричать.

— С момента, как истекло твое время, прошло пятнадцать минут, — подытожил Хонтеан.

В эту секунду дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял Кабур, запыхавшийся и с бешеными глазами.

— Это еще что такое?!! — заорал охранник. — Какого черта вы делаете?! Совсем тупые, что ли?! Эй, придурок, тебя ждут Хозяева!!!

Как только между приступами боли возникла пауза, Горн крикнул: