— Продолжай слушать музыку, Леон… Что бы ни увидел, слушай музыку…
Он даже не удивился, подготовленный репликами о непостижимых своих способностях. Вновь увидел изуродованный фонтан, а его бегучие линии быстро воскресили нужную мелодию. Ещё он не удивился, потому что наивно решил: парням понравилась хоральная мелодия.
Но шёпот сзади продолжал руководить:
— Слушай музыку… Не переставай слушать, взгляни себе под ноги… Не забывай слушать музыку…
Он взглянул — и почувствовал себя человеком-оркестром: он слушал органную музыку, он разглядывал нелепых зверей — Господи, тут их целое стадо! — у ног и одновременно ощущал скользкие от пота ладони.
А звери подняли к нему суховатые мордочки — и развернулись, деловито потопали прочь, выразительно оглядываясь: мол, идёшь, нет ли?
— Иди за ними… Только не забывай о музыке…
Забудешь тут. "Драконы" сами уже напоминали музыку. Корявые и неуклюжие, они перемещались с невольной величавостью, торжественно, почему-то вызывая воспоминания о мультяшных балах в старательно нарисованных замках и дворцах. Уловив ритм их шага, Леон сообразил, что диковинные звери шествуют не вразнобой, а под его музыку. А мгновением спустя понял, что машинально подражает им — идёт с журавлиной важностью. Странным образом подражание помогло понять ещё кое-что: "драконы" пришли именно к нему, Леону, чтобы привести его — куда? Пока неизвестно.
Только уже перешли дорогу к дому, из-за которого они появились, завернули за угол, начали спускаться по чистым ступеням в подвал. Странно: кругом мусор, а лестница чистая. Подметена? "Дракончики" потешно спрыгивали со ступеньки на ступень, и Леон улыбался, до того смешно и трогательно выглядела вся их процессия. Гулливер в царстве драконов-лилипутов.
Шелест множества лапок впереди почти заглушал шаги позади идущих.
В подвале темно после солнечного дня, и Леону пришлось постоять с закрытыми глазами, чтобы поскорее привыкнуть к мраку. Открыв глаза, он обнаружил, что подвал представляет собой лабиринт серых стен и серой дорожки, тоже аккуратно кем-то прибранной и подметённой. Терпеливо дожидавшиеся его "дракончики" снова зашагали вглубь подвала, и он невольно подумал: не для их ли коротких лапок расчищена дорожка или — не ими ли самими?
Тихонько клекотнул Вик — прямо в ухо — при очередном повороте.
"Дракончики" продолжали вести, несмотря на то что музыка смолкла. Их тощие фигурки с трудом угадывались (Леон их выучил наизусть и узнавал даже в тенях) — серые на сером в сумрачно-сером, неизвестно откуда идущем свете.
Куда они ведут? А вдруг это ловушка? Рука сама скользнула под рубашку, пальцы легли на тёплый ствол пистолета. Сразу стало легче. Но всё же сердце замирало всякий раз, когда приходилось огибать следующий поворот.
Один из поворотов оказался долгим. Леон бросил взгляд назад: поотстав метра на два, за ним шли Брис и Роман. Автоматы обоих подозрительно и насторожённо шарили по всем направлениям. Встретившись с Леоном взглядами, Брис уже знакомым шёпотом предупредил:
— Увидишь что не так — сразу на землю. Понял?
— Понял.
После очередного поворота подвал неожиданно расширился и будто осел широко и бесконечно темно по краям. Бетонная тропка, по которой топали "драконы", всё так же виляла, но теперь видно, что приближается она к светлому пятну в середине огромного пространства. Светлое пятно шевелилось гигантской амёбой, бесформенной, состоящей из непрерывной смены светы и теней.
— Не торопись, — сказали сзади.
Леон и сам не собирался мчаться вперёд. Он уже разглядел, что источником света является высокая толстая свеча, а мельтешение создаёт человеческая фигура. Он даже разглядел, что расширившаяся дорожка, словно ручей в реку, плавно перетекает в огромную бетонированную площадку, на противоположном конце которой и уселся неизвестный.
Будто посчитав свою миссию выполненной, "драконы" бросились в разные стороны, наполнив гулкое помещение шелестящим шорохом. Леон так и не понял, были ли они живыми существами, способными хотя бы на примитивные мысли, но ему показалось, основное их желание он уловил на уровне инстинкта — быть подальше от огня.
Теперь, когда впереди стало совершенно свободно и вся их группа смотрелась как на ладони, человек у свечи тоже замер, видимо, пытаясь разглядеть пришельцев.
Ясный насмешливый голос Романа сказал:
— Ну, конечно! Кто ещё такое мог придумать? Только Володька!
— Ребята! Неужели вы?! — воскликнул человек, быстро шагая вперёд и загораживая пламя свечи. Впрочем, в его руке горела ещё одна свеча, поменьше, которую он и поднёс первым делом к лицу Леона. Леон увидел беспомощно вздёрнутые кверху брови, отвисшую челюсть, которая вскоре зашевелилась: — Леон?.. Не может быть!
14.
"Ребята считают, что команда собрана. Странно, что время от времени они вспоминают ещё и о Мигеле. Но вспоминают о нём очень неохотно и сразу забывают. На имени Мигеля и моя память вновь капризничает: в первую встречу, вспоминая ребят, за каждым именем я видел — пусть смутно, главное — видел! — лица, фигуры. Говорю — Мигель — пустота. Человека будто и не было. Что же с ним такое, если пробуждающаяся память отказывается его вспоминать? И ребята молчат или раздражаются, когда пытаешься что-нибудь о нём разузнать… И сокол Мигеля не думает искать хозяина или вести за ним… Сидит на плече Бриса и влюблённо переглядывается с ним…"
Кошку силком заставили понюхать "драконов", и она успокоилась: страшноватые зверюшки пахли пересушенным сеном, нечего их опасаться. На людей кошка поглядывала диковато, но уже усвоила, что у них есть вкуснейшая жратва, которой они не прочь поделиться с несчастной матерью-одиночкой. Поэтому сейчас, когда вся компания вернулась к фонтану, кошка разомлела от ощущения безопасности и тёплого солнышка, улеглась на кромке бассейна и кормила своего единственного и ненаглядного детёныша. Пушистая и тёмно-шоколадная после мытья, она вызывала интерес соколиной стаи, которая на том же бортике играла в догонялки, а в паузах дружно пялилась на кошку.
Севший рядом с Леоном Игнатий сказал:
— Рашид с Романом перестарались, слишком хорошо ухаживали за зверюгой — и теперь наши птички чуют в лохматой бомжишке свою. Надеюсь, взаимно.
— Почему?
— Охотничий инстинкт даже у домашних кошек силён, а что уж говорить про эту бродяжку? Того и гляди — кинется.
— Прости, я неправильно спросил. Почему Рашид с Романом перестарались?
— А, это… Так, об энергетических полях представление имеешь?
— Имею. Читал кое-что.
— Хм… Раньше тебе и читать не надо было… Ну, ладно, всё в прошлом. Слушай внимательно, в будущем пригодится. Люди и животный мир общаются в основном на эмоциональном уровне, поскольку поговорить не могут. Вот, скажем, идёшь ты мимо собаки. Идёшь спокойный, думаешь о своём. Ваши поля соприкоснулись, собака поняла, что мимо прошло ни рыба ни мясо а главное — враждебных чувств нет. Поняла всё это наша собачка и легла, отвернулась, забыла о тебе. Вот опять ты идёшь. И не просто ты, а заядлый собачник — из тех, что при встрече с собакой целоваться лезут. Идёшь, видишь собачку, расплываешься в улыбке. Слова не успел сказать, а собачка бежит навстречу, визжит от радости, хвостом виляет. А почему? А потому что прочитала вокруг тебя информацию, что ты такое для неё — друг всесобачий. Антитезу приводить не буду, представить обратное нетрудно. Но вот тебе второй случай. Щенка растишь с младых ногтей, заботишься о нём, воспитываешь его — и одновременно делишься с ним частью собственной информации. Любая чужая собака, посмотрев на вас, тут же определяет: эти двое — не разлей вода! Или пожалел кошку бездомную — есть такое выражение "душу вложить"? Вот это оно самое и будет. Понял?