Путы для дракона - Радин Сергей. Страница 39

— Ладно, одна проблема отпадает, — сказал Рашид. — Зато есть ещё одна. Почему мы замалчиваем Мигеля? Мы говорим: команда собрана. Но ведь это не так. Мы знаем, что он жив, несмотря на то что его сокол вернулся. И всё же раз за разом забываем о нём. Я понимаю, что Мигель — человек со сложным характером и не всем нравился. Но, в конце концов, он недавно в нашей команде, и, если честно, мы отнеслись к нему с самого начала не слишком доброжелательно. Может, надо всё-таки попробовать отыскать и его?

— А пошёл бы он… — безразлично сказал Роман.

— Не знаю, — сказал док Никита. — Просто так ведь в команду тоже не суют. Мигель прошёл все проверки и доказал, что легко адаптируется в команде с нашим профилем. Да и нехорошо получается: он попал сюда с нами, а мы и палец о палец не ударим, чтобы найти его.

— А плевать ему с высокой башни на наши поиски, — сказал Роман и почти равнодушно, на диалекте грузчиков добавил пару слов об отношении Мигеля к команде. — Чего уставились? Похож на новые ворота? Хотите сказать, не поняли, кто тот засранец, который с "тараканами" скорешился? Тоже мне — открытие…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1. Ангелина.
Она страшно боялась этого безукоризненно вежливого молодого человека. Он почему-то напомнил ей молодость, когда она, будучи воспитательницей детского сада, несколько высокомерно обращалась с окружающими, одевалась весьма элегантно — в общем, ценила себя. Разбалованная сытой жизнью у брата и приучившись мерить жизнь на его манер — "лучшее всегда дорого", она осознавала, что стала вульгарнее с тех далёких времён. Тогда она "держала" себя — сейчас главным стало одеться в лучшее, не думая о простейшей проблеме — "идёт не идёт".
Страх перед молодым человеком не был всепоглощающим. Она сама превратилась в картонную коробку, в которую маленькие девочки собирают свои детские богатства, она же — свои страхи. По земле она ступала по-хозяйски тяжело и уверенно, пока в один несчастный миг не заглянула в комнату дочери. Она ещё машинально прошла несколько шагов, и каждый шаг неустойчиво проминал пол, будто он превратился в зыбкую трясину. Дальше она идти не могла, иначе пришлось бы пинать бесчувственными ногами игрушки на полу или ломать, ступая прямо по ним.
Чёрный росточек страха, гнездившийся где-то в желудке с момента рождения дочери, выплеснул вверх чёрные листья, которые, царапая, почти рвали ей горло. Она успела завизжать — сбылся её главный страх: не нужно было даже обшаривать квартиру — и так понятно, что девочку, её царевну, похитили. Визг не долетел до высоты того отчаяния, которое она испытывала, оборванный кашлем, раздирающим внутренности и голову.
Потом на дно коробки упал пласт нового страха — за исчезнувшего мужа. Ну и что — не расписаны? Он был лучшим мужем ей и лучшим отцом её детям.
Лекарство притупило панику, но не страх.
Мужа привезли утром. И новый тяжёлый страх вырос прямо в коробке. Теперь она боялась этого человека, только похожего на её мужа. Она спряталась в своей — их — спальне, с головой укрывшись одеялом и цепляясь за милосердную руку Андрюхиной подружки, и вполголоса выла от страха.
Вечером Андрюха решил, что она успокоилась и спит.
Она подглядывала и подслушивала.
Сходство ли молодого человека с мужем поразило её, новый ли страх заставил её действовать, только, дождавшись, когда все закроются в комнате Мишки, она, растрёпанным, неряшливым привидением скользнула в комнату дочери. В руках она крепко держала весомую стопку пухлых от записей тетрадей — дневников мужа. Воровато оглядевшись, она отодвинула от стены высокие книги сказок и по одному поставила за ними, плашмя к стене, все дневники. Она похлопала по корешкам книг, выравнивая их, и пугливо сбежала к себе.
Мальчишка дневников отца не получит. Она не знала и знать не хотела, какие отношения были у Леона с т о й семьёй: годы, когда он был ей мужем, принадлежат только ей. Она и сама не собиралась читать дневники. Зачем? Ведь то, что происходило с Леоном, не прошло мимо неё стороной. И ностальгически вспоминать она не собиралась.
Почему именно в комнате Анюты? Она была абсолютно уверена, что для тайника эта комната в квартире лучшая. Уверена — и всё. Не потому, что её усилиями комната дочери превращена в сказку для ребёнка. Глухой инстинкт погнал её сюда, когда она с тетрадями металась по спальне, ища укромное местечко для них. Чуть прибранная Лизой, комната Анюты неожиданно показалась ей настоящей крепостью.
Страх перед сыном Леона не прошёл, но был потеснён некоторой толикой злорадства, когда она снова тихонько легла под одеяло. Инстинкт животного, заставивший её спрятать вещи мужа в комнате дочери, теперь уверенно говорил: она всё сделала правильно, теперь она должна успокоиться. И она успокоилась, и уснула, чувствуя, как чёрные листья вяло обмякают. По грани её сна и плывущего бодрствования мелькнула мысль, смешная и обнадёживающая: "Это поможет мне вернуть Анюту".
2. Он.
Ну и семейка!.. И отец здесь жил? Или это только первое впечатление?
Достали. Всё пытались разузнать, что представляет собой Леон, до того как сбежать от нас.
Хорошо ещё, не выгнали.
И этот Мишка — кто он мне теперь? Отец даже не удосужился жениться на его матери.
… Он лежал на диване, повернувшись спиной к стене. Из полуоткрытой двери виднелся дверной проём в комнату Мишки.
Они сказали, отец был человеком тихим, незаметным, всё забывшим. Но для забывшего всё он оказался слишком активен.
Быстрый сканирующий обыск выявил вход в другую квартиру. Там жил хозяин со своей подругой. Женщина Его не интересовала. Пробежав по её верхнему слою, Он узнал, что она здесь недавно, что основной объект её внимания — мужчина рядом с нею… Он всё же невольно задержался, из интереса копнув глубже и увидев чистоту её внимания. До сих пор Он думал, что изъявление любви идеально только у матери.
Сильный, с лёгким надломом голос прозвенел в тишине Его личного пространства: "Ты смеешь меня с кем-то сравнивать?!"
"Смею, — сумрачно подумал Он. — Потому что всё познаётся в сравнении. Потому что пока Я видел только одну сторону… И что-то мне подсказывает, что эта сторона несколько эгоистична, а значит — пристрастна… И я вместе с нею…"
Он с трудом оторвался от созерцания светлого излучения женщины, мягко окутывавшего мужчину, переливами растекавшегося вокруг него… Андрюха. Дядя Андрей. Этот парнишка, которого всё-таки придётся называть братом ("Не смей даже в мыслях!.." — "Мама, ты не дома, чтобы так безоговорочно командовать мною!"), в мыслях мужчины являлся почти сыном.
Он попытался глубже проникнуть в информационный слой хозяина, но с изумлением понял, что за верхним, наносным слоем находится жёсткая ментальная защита. Обследовав её в поисках мельчайшей щели, Он убедился, что защита искусственного происхождения. Он заинтересовался и начал искать автора. Поисковый зонд не нашёл ни одного следа, ни одной отметины. Человек, сотворивший универсальную защиту вокруг дяди Андрея (эхом — "Не смей!"), был величайшим мастером в области ментальной техники. Но ведь они сказали, что отец всё забыл и вёл себя как обычный человек. Значит ли это, что он скрывал свою настоящую личность под маской амнезии?
"Как же я его ненавижу…"
В Его неудержимый выплеск ненависти ворвался торжествующий голос матери: "Размазать всю семейку по стенам, а потом огня!.. Огня!.."
Как в костёр бензин из канистры — и, ослепший от взревевшего внутри огня, обезумелый, как дикое, свободное пламя, Он с усилием поднялся на диване. Мгновенно выросшие когти на скрюченных волосатых пальцах с сухим треском процарапывали покорную ткань, которая уже темнела и дымилась вокруг его лап. Горло трансформировалось, и воздух с хрипом рвался через колючую тёрку глотки. И этот хрип учащался и сох клокочущим рычанием, чтобы взорваться раздирающим уши звериным визгом…
Прозрачно-чёрная тень взлетела перед Его изумлёнными (по-человечески изумлёнными — издалека, из остатков человеческого сознания, камнем падающего в пропасть) глазами. Сильные ладони сжали жёсткую щетину Его плеч. Поверхность дивана тяжело прогнулась — севший рядом продолжал держать Его. И — Он замер, сначала просто чувствуя настойчиво пробивающееся к нему тепло, а потом уже жадно и торопливо впитывая, глотая обвевающие Его тело сладкие струи сострадания…
А потом Он смог различить шёпот. Сознание возвращалось, и постепенно в шелесте звуков Он различил своё имя и понял единственное слово рядом с ним: