Утраченная невинность - Миллер Карен. Страница 55
— Ты что, даже не проводишь меня?
— Проводила бы, если бы ты этого заслуживал.
В ответ он быстро наклонился, поцеловал ее и, наслаждаясь замешательством, отразившимся на ее лице, сбежал по лестнице. Выражение ее глаз согревало его всю дорогу до дома. Он сказал ей правду. Добравшись до Башни, Эшер направился прямо на конюшенный двор, к Мэтту.
Тот все еще работал — сидел в своей каморке и чинил уздечку. От печки, стоявшей в углу, исходил жар; внутри томился горшок с каким-то варевом, а на плите сверху кипел чайник. Эшер плотно закрыл дверь и направился к кухонному шкафу. Достал кружку, заварной чайник и налил себе чаю. Мэтт, храня молчание, откусил новый кусок вощеной нитки и продел его в ушко иглы.
Эшер вздохнул. Он положил в чай ложку меда и, помешивая, произнес:
— Ты говорил, что не влюблен в нее.
— Не влюблен, — подтвердил Мэтт, помолчав.
— Почему же тогда тебя бесит, что я влюблен?
— Разве я говорил, что меня это бесит?
Потеряв терпение, Эшер бросил ложку.
— Тебе и не надо ничего говорить! У тебя это на физиономии написано. Не хочешь объяснить, что происходит?
Мэтт не поднимал глаз от уздечки, продолжая шить.
— Ничего не происходит.
— Разве? — Эшер осторожно поставил кружку. — Тогда почему ты на меня не смотришь, Мэтт? Почему прячешь глаза, когда говоришь «я не люблю ее»?
Мэтт посмотрел на него. Воткнул иглу в клубок ниток и встал.
— Я не прячу. Или тебе есть дело до моих переживаний, Эшер? Какие пустяки. Почему бы тебе не заняться своими делами и не предоставить мне…
Мэтт не закончил — со стороны стойл донесся треск, и он резко повернулся на звук. Оба бросились к двери; Мэтт добежал первый, ударом отворил дверь и выскочил в конюшню. Лошади волновались, вставали на дыбы и лягались, напуганные громкими звуками ударов по дереву и треском ломающихся досок.
Мэтт выругался.
— Опять эта проклятая скотинка! Никакого проку от него, одно беспокойство. Эшер, хватай веревку подлиннее. Мне потребуется твоя помощь.
Жеребенок серой масти, некогда поранившийся по дороге от Дораны в Башню, бился в своем стойле. Встревоженные парни Мэтта выбегали из верхних помещений, на ходу натягивая сапоги и куртки. Сам он схватил брошенную Эшером веревку и побежал к стойлу.
— Стойте здесь, ребята, — скомандовал он своим молодцам. — Не надо беспокоить его, он и так паникует.
Эшер заглянул в стойло жеребенка поверх дверцы. Животное лежало возле стены. Оно оказалось в западне — задние ноги застряли меж досок, которые жеребенок проломил копытами. Эшер заметил кровь. Раньше уже случалось, что лошади погибали вот так, истекая кровью. Времени у них с Мэттом было немного.
Понимая друг друга без слов, они молча зашли в стойло. Жеребенок начал биться, стараясь вырваться из ловушки. Эшер подошел к нему спереди, одну руку положил на голову жеребенка, другую на шею и прижал к застланному соломой полу, помогая себе коленями. Животное всхрапнуло и попыталось вырваться, но Эшер держал крепко. Мэтт быстро опутал одним концом веревки передние ноги жеребенка, другим — задние, крепко затянул узлы, посмотрел на Эшера и кивнул.
— На счет три. Раз… два… три!
Он потянул за веревки, а Эшер — за шею и голову, высвобождая животное из пролома. Когда это удалось, Эшер снова навалился на жеребенка коленями, а Мэтт развязал узлы и распутал веревки. Юный Джим, всегда вовремя оказывавшийся под рукой, уже отодвинул щеколду свободного стойла, и они вместе разом впихнули туда животное. Жеребенок немедленно принялся скакать и взбрыкивать, выплескивая страх и ярость, а они, обливаясь потом и тяжело дыша, вышли во двор.
— Спасибо, — произнес Мэтт. — Вот скотина неблагодарная.
Эшер ухмыльнулся.
— Кто — я или он?
Мэтт в ответ как-то криво ухмыльнулся.
— А ты как думаешь?
Вокруг шумели парни Мэтта, и продолжать в их присутствии откровенный, даже неприятный разговор было невозможно.
— Думаю, пора мне идти. Позже поговорим, ладно?
Мэтт собирал веревку кольцами и снова прятал глаза.
— Если ты настаиваешь…
Озадаченный и уязвленный, Эшер засунул руки в карманы.
— Хочешь сказать, что говорить нам не о чем?
Мэтт посмотрел ему в глаза. Лицо у него было грустное и усталое.
— Хочу сказать, что из нашего разговора вряд ли толк получится.
Почувствовав себя оскорбленным, Эшер повернулся и зашагал прочь. Не останавливаясь, бросил через плечо:
— Да, чуть не забыл… не надо больше оказывать мне услуг, Мэтт.
Он был в ярости и все же надеялся, что Мэтт бросится за ним. Или хотя бы окликнет. Сделает хоть что-нибудь, но не допустит разрыва.
Мэтт ничего не сделал.
Ну и пусть. Пусть Мэтт разыгрывает неудачника, если ему угодно. А у него, Эшера, есть другие друзья и другие заботы. Такие, как заклинание погоды.
Глава шестнадцатая
Два часа спустя, когда опаляющее пламя магии наконец угасло, Эшер позволил ногам подогнуться и рухнул на пол Погодной Палаты. Сквозь ресницы он видел, как ласковый дождь поливает яблоневые сады его родной земли, а над прекрасными долинами, поросшими виноградной лозой, кружатся хлопья снега.
— Держи, — сказал Гар, протягивая чашку с отвратительным пойлом Никса. Трясущейся рукой Эшер принял ее и выпил густое зелье, пахнущее травами и уксусом. Желудок свело судорогой, но он подавил спазм и не позволил содержимому извергнуться обратно.
Гар потянулся к нему, держа в руке мокрую тряпку.
— Теперь лицо…
— Я сам, — с трудом пробормотал Эшер. — Мне нянька не нужна.
Он приложил тряпку к окровавленному лицу, но даже через нее чувствовал встревоженный, заботливый взгляд Гара.
— Не старайся делать так много за один раз. У олка не может быть столько магической силы.
Эшер отбросил испачканную кровью тряпку и, шатаясь, поднялся на ноги. Но стоять самостоятельно не мог — заклинание еще пожирало его силы, и он, сделав пару неверных шагов, прислонился к стене Палаты. Сердце бешено колотилось, отдаваясь в голове ударами молота.
— У меня не было выбора. Не могу же я торчать здесь всю ночь. В Башне еще полно работы.
— Она не может подождать?
— Нет.
Гар принялся прибирать тряпки, тазик, чашку, бутылку со снадобьем, отнес все в шкаф и захлопнул дверцы.
— Знаю, насколько это тяжело, — негромко произнес он. — Но чего ты хочешь от меня? Я читаю книги Дурма. Я ищу средство, которое мне поможет.
— Читай быстрее.
— Не могу! Книги старые, Эшер, написаны они на древнем диалекте и полны неясных, зашифрованных мест! Если я переведу неправильно, если буду торопиться, то могу совершить ошибку, которая погубит тебя или меня, а может, и всех жителей Лура. Ты этого хочешь?
— Я хочу покончить с этим! — с отчаянием произнес Эшер. — Я хочу, чтобы жизнь моя шла, как прежде!
Гар повернулся к нему.
— «Прежде»? Прежде чего? «Прежде» больше нет! Есть только сейчас — с этой минуты и до следующей, и остается только надеяться, что за этот краткий отрезок времени небо не упадет нам на головы.
Эшер застонал. Чувство было такое, что кости сделаны из мела и от малейшего толчка рассыплются на кусочки. Уже много дней назад он понял, что близок к нервному и физическому истощению.
— Когда ты говорил про месяц, я думал, не так уж это и много, у меня хватит сил. Но теперь я уже не уверен. Сейчас мне каждый день кажется вечностью.
— Знаю. Прости меня, — попросил Гар. Он был подавлен чувством вины. — Слушай. Я скоро должен обнародовать новое расписание погоды. В него можно внести некоторые изменения. Растянуть промежутки между заклинаниями, чтобы у тебя было больше времени на восстановление сил.
— И у твоих дверей выстроится очередь из недовольных фермеров и прочих жалобщиков.
Гар нахмурился.
— Слово Заклинателя Погоды — закон. Если частотность выпадения дождей и снега не повредит урожаю, я могу…
— Попробуй, пожалуйста, — устало произнес Эшер. Стыдно было просить, но он чувствовал, что магия разрушает его, что тело и душа словно покрываются трещинами.