Тень кондотьера - Стерхов Андрей. Страница 20

Напутствовав красавицу с норовом чудовища незлобивым тихим словом, я тут же про неё благополучно забыл. И уже в следующий секунду, развернувшись на сто восемьдесят, кинул взгляд в дальний угол зала: тут ли Битый? Именно так, за присказку его любимую "Не добудешь – битый будешь", зовут угрюмого вида бабра-оборотня, о котором упомянул Внезапный Сыч в своём геройском сливе.

Битый – молодчина, не подвёл. Как и всегда сидел в полном одиночестве на своём привычном месте – за столиком у истукана для расплаты с заведением Силой. Не просто так сидел, естественно. Пялясь в пустоту остекленевшим взглядом, исправно потягивал медовуху да закусывал её густую тягучую кислой таёжной ягодой. Пометив в голове жирной галочкой наличие его присутствия, сразу к нему я не пошёл (побоялся удачу поспешностью спугнуть), прежде направился к барной стойке. Там уже готовил для меня коктейль местный подавальщик (а помимо того ещё бармен, распорядитель и правая рука хозяина) Кеша Ишмуратов по прозвищу Крепыш.

Кивнув приветственно глазастому и расторопному малому, я не забыл его ещё и поздравить. Взбираясь на табурет, сказал с чувством, с толком, с расстановкой:

– С наступающим тебя, Кеша.

– С наступающим? – удивлённо вскинул брови Крепыш. – Ты это, Егор, о чём?

– Вот тебе и раз. Позабыл-закрутился, что ли? Завтра же День пограничника.

– Подожди, – оторопел Крепыш, – я-то тут каким боком?

– Здрасьте-мордасьте. Как это "каким боком"? – Я постучал по отполированной локтями, лбами и подбородками доске из морёного дуба и с напускной экзальтацией произнёс: – Скажи, разве это не ты стоишь дозором на границе внутреннего ада и внешнего? А, Кеша? Разве не ты, кидая загулявшему посетителю: "А не будет ли тебе на сегодня, мил человек", не даёшь этим двум кошмарам слиться в то жуткое и непереносимое, имя чему Висконсин? Скажи, Кеша, разве не ты?

– А-а, вот ты в каком смысле, – понимающе заулыбался Крепыш и протянул мне стакан с "Окровавленной Машкой".

– Да, Кеша, именно в смысле и именно в таком, – кивнул я и поднял стакан над головой.- Пью твоё здоровье, погранец.

Придержав очки за дужку, выдул напиток в три глотка и – хорошо пошло – велел повторить.

Пока Крепыш шинковал листик базилика, пока шаманил с прочими секретными ингредиентами, пока со знанием дела прижимал пятьдесят восемь грамм отменного узбекского томатного сока ста восьмьюдесятью двумя граммами не менее отменной русской водки, я извлек из кармана портмоне, вынул из него три тысячные купюры и опустил их в коробку с чёрной маркерной надписью "На кино". Задумался на секунду, вынул и просунул в щель ещё и пятисотрублёвую. Сделал таким образом очередной посильный взнос на благое дело.

Этот добровольный сбор средств я же сам полгода назад сдуру и замутил. Дело тут вот в чём. Уже много-много лет Кеша Крепыш пишет киносценарии, преимущественно – порядочные Тёмные канализируют накопленное зло разными способами, чем этот способ, спрашивается, других хуже? – сценарии фильмов ужасов. Поначалу просто так писал, для себя, что говорится – в стол, но года три назад по подсказке и настоянию Ашгарра стал рассылать синопсисы по адресам, выуженным из Интернета. Целую кучу разослал во все концы света, но, увы, ни один продюсер, ни один агент и ни один режиссер так ему и не ответил. Вот я прошлым октябрём и предложил потерявшему всякую надежду молодому талантливому автору не ждать у моря погоды. Будучи под мухой (на трезвую голову вряд ли бы такое учудил), врезал кулаком по столу после очередной жалобы и заявил: а почему бы тебе, Кеша, елки-палки, мать честна, самому киношку по собственному сценарию не снять? Чай не боги горшки обжигают. Лиха беда начало. Смелость города берёт. И всё такое. А что не профи, так это даже хорошо. Малобюджетная, но с душой снятая авторская лента пафосный блокбастер, собранный из штампов бабла ради, бьёт по любому. Достаточно "Бешенных псов" Квентина Тарантино вспомнить или "Эль Марьячи" Роберта Родригеса. Ну или на худой конец – "Духов воздуха, гремлинов облаков" Алекса Пройаса.

Вот так я тогда ему выдал энергичным залпом. Язык-то без костей. Но в принципе, – если разобраться, если не придираться к словам и отвлечься от обстоятельств, – всё по делу сказал. Во всяком случае, вряд ли кто оспорит, что вода под лежачий камень даже с горки не течёт. Крепыш, тем не менее, взялся отнекиваться. Нет-нет, мол, что ты, что ты, не знаю даже как подступиться и всё такое. Но я – даёшь на-гора сибирский horror movie! даёшь свой, доморощенный slash! – всё-таки убедил его. А как убедил, тут же – по принципу: "предложил, помоги" – кинул клич в народ. Смех смехом, но за семь месяцев аж девятьсот без малого штук на круг насобирали. Ещё восемьдесят-сто, и можно смело брать аппаратуру в аренду. Снимать Крепыш на цифру намерен, в актёры добровольцев наберёт, музыку Ашгарр ему за символическую плату в один юань напишет, так что этих денег хватит за глаза. А если нет, так ещё подкинем-насобираем. Даже не вопрос.

Заметив, что я внёс денежки, Крепыш поблагодарил меня кивком, после чего выставил стакан на салфетку и, взявшись яростно протирать полотенцем стойку (всегда так делает, когда смущён), спросил:

– Скажи, а что там у Артёма? Продвигается дело?

И опять же смущённо покашлял в кулак.

– Продвигается, – ответил я. – Тему главного героя уже вчерне набросал. Показывал на днях.

– Ну и как оно?

– Мурашки пробирают. Честно. Вот такие мурашки.

И я изобразил, что держу в руке крупное яблоко.

– Это хорошо, – не сумел сдержать довольной улыбки Крепыш.

– Конечно, хорошо, – поддакнул я. – Вот вернётся из командировки, скинет на болванку, занесу и возрадуешься. – Пообещал и тут же вспомнил: – Слушай, чуть не забыл, он же ещё просил насчёт сценария тебе одно своё замечание передать. Вернее, даже не замечание, а предложение. Подожди, сейчас… – Пытаясь сообразить, с чего и как начать, я старательно потёр лоб ладонью. – Короче. Там у тебя сцена есть в первой трети фильма, где главный герой…

– Ильшат, – напомнил Крепыш.

– Ну да, Ильшат. Где Ильшат знакомится с очередной жертвой в трамвае. Помнишь?

– Смеёшься?

– Так вот. Аш… Артём предлагает, чтоб они не просто с бухты-барахты познакомились, а после небольшой такой… Ну, прелюдии, что ли. Послушай о чём речь. Поначалу всё, как у тебя: натура, вечер, салон "однёрки", Ильшат сидит в кресле у окна, женщина… Как её там, кстати, у тебя?

– А никак. Просто Женщина в сиреневом платье.

– Хорошо. Женщина в сиреневом платье входит на Маяковского и садится на свободное место рядом. И вот тут Артём предлагает следующее. Пусть барышня будет сильно уставшей. Ну, вроде как она после напряжённого трудового дня на рынок уже смоталась, затем по магазинам прошвырнулась, короче, измоталась донельзя. Просто никакая уже. Буквально с ног валится. И когда садится, крепится-крепится, крепится-крепится, а потом раз и засыпает. И голова у неё, знаешь, так качается-покачивается в такт трамвайной ламбады, а потом клонится, клонится, клонится, и – бабах, падает Ильшату на плечо. А он на неё леденящих кровь видов в принципе не имел, древоточец из-под половицы ему ещё не простучал, ещё не подкатило. И главное ему уже вот-вот сходить, трамвай уже подъезжает к его остановке. Но нет, не сходит, едет дальше. А потому что не захотел попутчицу будить. Жалко ему её вдруг стало. Понимаешь? Пожалел её наш Кайский Потрошитель. Решил, пусть бедняжечка ещё чуть-чуть поспит. Ну и потом уже они на этой почве познакомятся. Она проснётся, когда трамвай где-то там дальше на повороте сильно качнёт, смутится, конечно. А Ильшат улыбнётся ей в ответ. Доброй такой открытой улыбкой улыбнётся. Ну и дальше уже по старому тексту.

Слушал меня Крепыш с явным интересом, а когда я закончил, закатил в раздумье глаза к потолку, помолчал какое-то время, дегустируя образы, а затем помыслил вслух:

– Значит, говоришь, пожалел?

Я кивнул:

– Угу, пожалел.

– И улыбнулся по-доброму?

– Угу, по-доброму.