Бойня - Петухов Юрий Дмитриевич. Страница 27
Пак понимал, что Чокнутого снова заносит. Но так хорошо шагалось, что он не мешал творческой инициативе певцов пускай выкричатся вволю, пускай выложат все заветные думы, страдания! Тогда, может, и впрямь — пробьются они, выйдут и к народу, и на простор, и вообще забрезжит наконец хоть что-то светлое впереди. Сколько же можно в потемках шагать, не зная, куда и зачем?!
Но сам Пак выводил свое, — нутряное:
Таким образом они отмерили ровно двенадцать километров. И после этого прошли еще немного. До того самого места, где в трубе зияла огромная дырища, ведущая не в соседнюю трубу, а в сужающуюся земляную нору. В темнотище не было видно толком, что это за нора, куда ведет. Может, здесь вообще было гиблое место.
— Надо вернуться, едрена вошь, и выбраться по лесенке, предложил Хреноредьев.
— Ты уже выбирался, — напомнил ему Пак.
— Да-а? — удивился инвалид. — Вот, едреный склероз! А куды ж тогда?!
— Куды, куды! — взбеленился Буба. — Туды, Салбесина! — и указал в сторону норы. — Куды ж еще, недоумок хренов!
Пак сразу же втиснулся между спорщиками, И вовремя — инвалид тут же остыл.
— Вот ты и лезь первым! — сказал он Бубе торжествующе.
— А я везде первый! — заявил Чокнутый высокомерно.
И полез в нору.
Пак с Хреноредьевым обождали минуты три. Вроде бы все было тихо и спокойно. Тогда они тоже приблизились к входу в нору. Хреноредьев тихо позвал:
— Буба, едреный избранник, ты где есть-то?!
— Проходите, проходите, сотоварищи! — отозвался Буба казенно. — Не задерживайтесь!
Пак пошел в нору. Хреноредьев за ним.
После железного пола было приятно пройтись по сыроватой и мягкой земле, перемешанной с глиной — ноги отдыхали, да и в позвоночник каждый шаг не отдавал.
Избранника догнали, когда он застыл над черным, матово поблескивающим зеркалом.
Буба присел на корточки, сунул палец в зеркало.
— Вода! — сказал он многозначительно.
— Точно, — согласился Пак. — Это подземный ручей. А может, и целая река.
— В реку я не полезу! — заявил Хреноредьев. — У мене комплекция неадыкватная!
— Какая-какая?! — у Бубы шары на лоб полезли.
— Неа-дык-вадт-ная, — повторил инвалид с ученым видом.
— Не понял, — задумчиво протянул Буба.
— А тебе, дураку, и не понять, едрит тебя через ручей!
Пак пресек разногласия.
— Ну и не лезь, раз ты такой! — заявил он Хреноредьеву. Без тебя обойдемся.
Он зашел в воду по колено.
— Тепленькая!
Буба понимал все по-своему. Он отошел шагов на двадцать, разбежался, что было мочи, и прыгнул в воду вниз головой. Так и застрял, размахивая длиякими костлявыми ногами — дно ручья было вязким и илистым, оно всосало в себя и руки Чокнутого, и его башку.
Паку пришлось возвращаться. Вдвоем с Хреноредьевым они выдернули Бубу, поставили его как положено, головой вверх. Первым делом, еле отдышавшись, Буба сказал:
— Придурки, все испортили!
Хреноредьев, зашедший в воду по пояс, решил, что ничего страшного не произойдет, если и он проплывет немного.
— Но чтоб поддерживали, едрена, — попросил он плаксиво, а то вот утопну — с вас спросют!
— Утопнешь, — иронически заметил Буба, — народ хоть хрену с редькой вволю наестся!
Инвалид не стал на этот раз задираться. Лишь посмотрел на Чокнутого так, как тот заслуживал.
С грехом пополам подземную речку удалось преодолеть. Вылезли на другой берег мокрые, взъерошенные, обессиленные. Хреноредьев рухнул на землю.
— Все! Больше не шагу не сделаю, едрена переправа!
Пак стянул с себя комбинезон, выжал его чуть не до дыр. И натянул снова. Буба сидел, растопырив руки, уперев их в землю, сидел с высунутым языком и всем своим видом оправдывал данное ему прозвище.
Надо было как-то приободрить спутников. И Пак затянул:
Хреноредьев с Бубой переглянулись. Пак присвистнул. И грянуло:
В земляной норе не так отдавало эхом, как в трубе, но песня прозвучала и здесь лихо, молодецки. Настроение и силы были восстановлены.
Первым щель заметил Хреноредьев. Он просунул в нее голову и сказал:
— Там чегой-то есть.
— А ну пусти, — важно произнес Буба, напер на инвалида своим тыквообразным животом — и пропихнул того в щель. Потом и сам пролез.
Щель оказалась лазом в пещеру средних размеров. Посреди пещеры, прямо из земли торчали две плотно подогнанные створки — точно такие же как у Эды Огрызины в подполе.
— Испробуем! — сказал Буба и встал на деревянные створки. — Ого! Глади-ка, закрыты они, что ли! — он подпрыгнул на створках. Но они и это выдержали.
— Тут с умом надо! — заявил Хреноредьев. — А у тебя, Буба, в сегодняшних потасовках, едрена кочерыга, все мозги повышибли! Ну-ка, еще подпрыгни!
Буба подпрыгнул. Створки не поддались.
— Не-е, тут техника, — важно провозгласил инвалид.
И дернул какую-то штуковину, торчащую возле створок.
В тот же миг Буба пропал из виду.
Створка захлопнулась.
— Ведь умеют же делать, вот черти! Вот мастерюги! — восхитился Хреноредьев.
Пак смотрел на него свирепо и непреклонно.
— Ты чегой-то, Хитрец?
— Куда дел Бубу?!
— Да он сам куды-то девался, — Хреноредьев развел руками.
— Сам! Остолоп ты! — Пак сильно разозлился.
Инвалид поступил очень просто. Он встал на створки. Сказал:
— Щя разыщем избранничка! — дернул за штуковинку. И пропал сам.
Паку не оставалось ничего иного, как повторить дерзкий эксперимент любителя технических хитростей сотоварища Хреноредьева…
Буба шлепнулся в бочонок с пойлом. Он еще на лету определил, что именно пойло, а не вода, жижа или нефть. О мазуте, бензине и прочих продуктах их производств не могло быть и речи, Буба различал их за версту. Но пойло он различал за пять верст.
Из бочонка выплеснулось изрядное количество драгоценной жидкости, И это растревожило Бубу. Он уже собрался было для успокоения нервной системы прильнуть к бочонку, испить живительной влаги, как на него сверху обрушился толстый и нескладный Хреноредьев.
Буба уткнулся лицом в пойло и начал захлебываться. И он бы захлебнулся, если бы новый удар не завалил и Бубу, и Хреноредьева, и бочонок на бок — это сверзился с небес Пак Хитрец.
— Однако! — возмущенно произнес Хреноредьев. И ткнул Пака кулаком в хобот. — Можно было и поаккуратнее, едрена!
Они выбрались из лужи.
Пак сразу же сообразил, что надо уволакивать — хоть силой уволакивать — спутников подальше от бочонка, иначе они в три минуты перепьются, и тогда всем им труба!
— А ну! — заорал он.
И дал такого пинка под зад Бубе, что тот отлетел на два метра.
— И ты чокнулся? — поинтересовался Хреноредьев.
— Живо отсюда!
Пак отвесил Хреноредьеву своей пудовой клешней оплеуху. У того сразу отшибло и вкус, и нюх. Бубу Пак гнал пинками до выхода из пещерки. При этом он не щадил стоявшей в ней в полном беспорядке всевозможнейшей посуды, переколотил дюжины две бутылок, банок, склянок. Хреноредьев выполз сам. Правда, он зацепился своими деревяшками за какой-то непонятный и сложный агрегат, стоявший у выхода. Но ярость Пака сделала его проворным, он сумел высвободиться. Выполз.