Дети порубежья - Школьникова Вера. Страница 19

Несмотря на богатый жизненный опыт, Лерик ошибался: Леар Аэллин и в самом деле любил, но не наместницу. Вечер не задался: Хранитель рассеянно перелистывал книгу, не обращая внимания на Саломэ, ветер заунывно гудел в трубе, навевая тоску, наместница кусала губы, украдкой всматриваясь в лицо Леара – сегодня он выглядел как человек, способный на любое злодеяние. Языки пламени, вырывавшиеся из камина, алели в его темных глазах, черными бликами ложились на впалые щеки, беспощадно высвечивали морщины, прорезавшие лоб.

Молчание затягивалось, наконец, Хранитель отложил книгу, встал, потянулся, расправив плечи, и прошелся по комнате:

– Ваше величество, мне нужно обсудить с вами одно важное обстоятельство.

Саломэ с удивлением посмотрела на Леара – с чего бы вдруг такое торжественное вступление?

– Да?

– Сегодня я получил письмо из Суэрсена, – Леар не стал уточнять, что это письмо было далеко не первым. Троюродный дядюшка, управлявший герцогством от имени племянника, забрасывал его отчаянными посланиями, требуя, чтобы заблудший Хранитель вспомнил о своем долге перед родом и, наконец, оный род продолжил. – Мне предлагают жениться.

Наместница судорожно сглотнула: «благо империи», несомненно, требовало, чтобы герцог Суэрсен оставил законного наследника. Или же нет? До сих пор Саломэ как-то не задумывалась, почему ее предшественница позволила Леару Аэллину стать учеником Хранителя. Она вообще старалась не думать о государственных делах, убедившись в самом начале своего так называемого правления, что ничего в них не понимает. Но невозможно десять лет сидеть на троне, подписывать указы, выслушивать доклады и ничему не научиться.

Задумавшись, Саломэ осознала, что Энрисса явно не желала сохранить Суэрсен за родом Аэллин. Иначе Леар остался бы в своей вотчине, будь он хоть трижды отмечен Аммертом. Она грустно усмехнулась: вот еще один повод побеседовать с министром Чангом. Ирония судьбы – как только господин министр перестал досаждать наместнице своим присутствием, у нее появилось неодолимое желание поговорить с ним. Но сейчас нужно было ответить Леару:

– Это… достаточно разумное предложение. Но почему именно сейчас?

– Потому что у меня закончились отговорки. Но если этого не избежать, я не хочу связываться с графской или герцогской дочкой. Мне не нужно приданое, и давно пора обновить кровь – все знатные семьи между собой в родстве. Не хочу стать мужем троюродной кузины с материнской стороны, которая при этом тетушка с отцовской и племянница бабушки через двоюродного деда.

Леар снова лукавил: ни один правящий лорд не отдал бы ему свою дочь. Все помнили, что случилось с супругой предыдущего герцога, не говоря уже о несчастной жене Маэркона Темного, отравленной мужем ради прекрасных глаз сестры. Сестры у Леара не было, но дурная слава умирает медленно. Посватавшись к знатной девице он получит отказ, а герцог Суэрсена не может позволить себе испытать подобное унижение:

– Найдите мне подходящую девушку из своей свиты, я женюсь на ней, быстро продолжу род и отправлю с наследником в Суэрсен.

– Это несколько неожиданно, я подумаю, что можно сделать.

Леар грустно улыбнулся и протянул наместнице кубок:

– Ну что же, выпьем за мои будущие цепи.

Саломэ медленно пила вино, прислушиваясь к своим чувствам: в свете последних событий Леару и впрямь не стоило жениться на девушке из знатной семьи. В случае несчастья легче будет замять дело. Она ненавидела себя за такие мысли: вместо того, чтобы покарать преступника за первое убийство, она уже заранее думает, как оправдать его после второго. Порой Саломэ чувствовала, что в ее душе не осталось ничего чистого – сплошная грязь, страх и вина. В эти минуты собственное прозвище казалось наместнице утонченным издевательством.

Эльфийский посол в Суреме не баловал наместницу своим вниманием: ежегодные поздравления в день коронации и белые розы в дни королевского траура, поэтому Саломэ несколько удивилась, когда лорд Эрфин попросил ее об аудиенции. Посол не сказал заранее, о чем пойдет речь, но в глубине души наместница надеялась услышать радостное известие – ведь если король вернется, кто, как не его царственный брат Ирэдил, правитель эльфийского Филеста, первым узнает об этом?

В народе, правда, верили, что однажды, в дни траура, статуя короля оживет и шагнет с мраморного ложа прямо в объятия горюющей супруги, а верным подданным устроит праздник с фонтанами вина и жареными быками. После чего, как водится, наступят золотые времена. Но наместница была готова довольствоваться и не столь красочным воскрешением.

К сожалению, послы, требующие срочного приема, редко приносят добрые вести, и Эрфин не был исключением:

– Ваше величество! Наши леса истекают кровью! – Заявил он прямо с порога.

Саломэ непонимающе смотрела на посла: с чего бы вдруг Зачарованный Лес начал истекать кровью? Какая-то древняя магия, плохой знак, предвещающий беды? Эрфин продолжил:

– Люди вырубают наш лес, ваше величество! Алмазные ели, чешуйчатые дубы, белые сосны – эти деревья были созданы Творцом в дар своим избранным детям. Обычный лес растет медленно, но на месте срубленного дерева через несколько лет появится новое. Зачарованный Лес не способен обновиться. Срубленное дерево навеки остается кровоточащей раной, новое не вырастет никогда. Наш лес исчезает, и виноваты в этом ваши подданные.

– Но в империи запрещено торговать эльфийским деревом, – слабо запротестовала растерявшаяся от неожиданного обвинения Саломэ. Наместница знала, что люди браконьерствуют в Зачарованном Лесу, но так было испокон веку, а жаловаться эльфы пришли только сейчас.

– Белые сосны уходят в Кавдн, на мачты для их кораблей. Из алмазной ели делают резные безделушки для богатых дам, чешуйчатый дуб переводят на мебель! – Возмущение посла Эрфина не знало границ.

– Но чем я могу помочь вашей беде? Деревом запрещено торговать, у вас есть право суда над порубщиками в своих границах.

– Мой государь считает, что этого недостаточно. Вы должны карать преступников, посягнувших на наш лес, если им удалось избежать нашего правосудия.

Саломэ развела руками – эльфы требовали невозможного. Как, скажите на милость, можно доказать, что именно этот человек побывал в запретном лесу и собственноручно срубил дерево, если только не поймать его на месте преступления?

– Я была бы рада помочь, но как? Вы же понимаете, что такое преступление можно доказать только по горячим следам. Мы штрафуем перекупщиков, но они ведь далеко не всегда браконьеры.

– Нас слишком мало, чтобы защищать лес. Деревья рубят на самой границе, порубщики успевают сбежать за пределы Филеста, а на земле империи мы бессильны. В суде наше слово звучит против их слов, и судьи верят преступникам, они ведь люди! – От Эрфина не ускользнуло смятение наместницы, и он нанес последний удар, – где бы сейчас ни был король Элиан, он плачет о Зачарованном Лесе и не может утешиться! Он бы защитил наши деревья.

– Но король ведь и дал вам право суда! Разве этого не достаточно? – Попыталась оправдаться Саломэ. Перед глазами молодой женщины стояло грустное лицо короля… неудивительно, что он перестал разговаривать с ней. Неужели она не защитит то, что ему так дорого? Законы – законами, но разве она не наместница? Высокому Совету придется смириться, она подпишет указ, когда они узнают – будет уже поздно протестовать. Да и с чего бы им возражать? Эльфы имеют право защищать свои святыни. Да, так будет лучше всего, пусть эльфы сами наказывают воров:

– Я не могу изменить саму основу правосудия империи и приговаривать браконьеров без доказательств. Но я позволю вам наказывать порубщиков за пределами леса. Отныне вы сможете покарать воров по своим законам, даже если они успели убежать за границу. Но наказанию подлежат только те, кто рубили деревья. Перекупщики по-прежнему будут отвечать перед имперским судом.