Коронованный наемник (СИ) - "Serpent". Страница 203
Трандуил глухо и мучительно застонал:
- Нет, Гвадал. Этого допустить нельзя. Я никогда так ясно не осознавал, что сердце может разорваться, по-настоящему, без всяких метафор. Но я не могу позволить выкупить моего сына такой страшной ценой. Леголас никогда не согласился бы на это, и он не сможет с этим жить, если каким-то непредвиденным образом узнает о пути своего исцеления.
Орк поднял голову и пристально посмотрел лихолесцу в глаза:
- Подумай хорошо, Трандуил. Сейчас ты потрясен и смятен всем, что узнал, но уже через час твое самообладание восстановится, и ты можешь начать рассуждать иначе. Утром ты увидишь Леголаса прежним. Несколько дней он может пробыть без сознания, но потом очнется, и этот кошмар закончится. Сарн будет погребен с воинскими почестями, провозглашен героем ирин-таурской кампании, ты по традиции вручишь Дагорму меч сына с вправленным в эфес рубином в знак особого отличия… а дальше дело только за временем. Раны заживут, память померкнет, и все вернется на круги своя. Подумай, друг мой. Подумай сейчас. Едва ли тебе представится шанс изменить решение.
Трандуил ответил Сармагату таким же долгим и внимательным взглядом.
- «Подумай, друг мой…», – повторил он, – как часто ты говорил мне эту фразу! От скольких ошибок уберег, сколько предотвратил безумств… Но сейчас я знаю, что делаю. Пожалуй я редко бывал настолько убежден в правильности принятого решения. Полно, Гвадал, мы теряем время.
В глубине дымчато-синих зрачков что-то блеснуло. Орк кивнул и поднялся:
- Будь по-твоему. Попытаемся. Кликни Таргиса, он подаст твоего коня.
Ничто так не претит энергичной натуре, как бездействие. Тень страдания сбежала с лица короля, словно сдернутая невидимой рукой. Трандуил подхватил с пола сброшенный плащ, поклонился Камрин и спешно вышел, на ходу застегивая фибулу. Сармагат же обошел кресло и положил руки на плечи девушки.
- Милая… – вполголоса начал орк, но та вздрогнула и охватила его пальцы на своем плече холодной рукой.
- Ничего, – хрипловато проговорила она, – спешите, Сармагат. Я останусь, я буду ждать, не тревожься обо мне. Прошу тебя, сделай что-нибудь. Я уже не знаю, что правильно, что хорошо, что справедливо. Но ты знаешь… Ты всегда знаешь ответ на все вопросы. Умоляю, не дай случиться чему-то… что совсем нельзя поправить…
Вождь сжал ее плечи крепче, чувствуя их мелкую дрожь.
- Доверься мне, – прошептал он. Быстро и коротко поцеловал в темя и тоже двинулся к двери.
- Сармагат, – порхнул ему вслед отрывистый зов, и орк обернулся, замедляя шаги. Камрин смотрела на него, в покрасневших глазах теплилось несвойственное ей беззащитное выражение:
- Я люблю тебя… – почти одними губами проговорила она. Сармагат не ответил. Только сжал когтистые пальцы, словно ловя эти бесценные слова, чтоб не дать им шальными птицами ускользнуть в открытую дверь.
Уже длинные лиловые зимние сумерки затопляли лес, и снова пошел снег, когда два варга, тяжело поводящие боками, вырвались из чащи на поляну, по всему периметру окольцованную высокой насыпью хвороста, поблескивающей брызгами смолы. Там царил полумрак, еще сильнее сгущаемый деревьями, гнущимися под тяжестью белых наметов. Монотонно и задумчиво бормотали водяные струи, бившие в каменное ложе из надколотой скалы.
Сарн соскользнул наземь и ласково потрепал Стрижа между ушей. Тот для порядка предупреждающе приподнял верхнюю губу, но не огрызнулся и мирно лег на снег. Поездка далась эльфу нелегко. Хоть десятник и по праву слыл одним из лучших наездников отряда, но, приноравливаясь к аллюру непривычного скакуна, мчавшегося сквозь чащу огромными пружинистыми скачками, первые две лиги он вцеплялся в косматый загривок до ломоты в пальцах. Перед самым лицом порой мелькали низкие колючие сучья, от которых удавалось увернуться лишь чудом, с потревоженных ветвей сыпался комковатый снег, какие-то зловредные кустарники цеплялись за плащ. Но все эти неудобства показались Сарну лишь досадными мелочами, когда всего через три часа хищники вынесли седоков на уединенную поляну Плачущей Хельги.
Эльф машинально потянулся, распрямляя слегка занемевшую спину, и поспешил к Йолафу. Тот тоже уже спешился и осторожно снимал со спины Подкупа бесчувственное тело Леголаса со стянутыми сыромятным ремнем запястьями. Вдвоем они уложили принца на расстеленный плащ, и Йолаф приложил пальцы к шее похищенного.
- Ты не переусердствовал? Он давно без сознания, – озабоченно спросил комендант, но Сарн лишь покачал головой:
- Доверься мне. Нежелательно, чтоб Леголас очнулся раньше срока.
Помолчав, он задумчиво отвел со лба принца влажные пряди, открывая гротескно искаженное, дорогое лицо, и долго смотрел в знакомые и незнакомые черты, подмечая не так шипы, борозды и клыки, как горькие складки у губ и тени вокруг запавших глаз.
- Как он изменился… – пробормотал эльф, а голос предательски дрогнул. Потом осторожно перевернул руку Леголаса ладонью к себе и вгляделся в узор бледных рубцов и полузаживших царапин, – откуда эти раны?
- Леголас всегда терзал когтями ладони, пытаясь подавить гнев или отчаяние, – хмуро пояснил Йолаф, садясь рядом с Сарном на снег. Десятник же откинул капюшон, проверил ремни на запястьях принца и посмотрел в небо, медленно наливающееся густой чернильной синевой:
- Луна взойдет не раньше, чем через два часа. У нас полно времени, дружище.
Он потянулся к седельной суме, лежащей на снегу, и вынул бутылку темного стекла с затейливым орнаментом:
- Давай что ли, скоротаем его с пользой. Ручаюсь, ты не пробовал такого вина.
Рыцарь принял откупоренную бутылку и отпил несколько глотков. Терпкое ароматное вино слегка обожгло гортань, оставляя за собой упоительный привкус винограда, успевшего вобрать в себя солнечные лучи лихолесских холмов и горьковатую стыть первых осенних заморозков. Восхищенно покачав головой, Йолаф вернул бутылку эльфу. Тот тоже отхлебнул, посмаковал вино и на миг прикрыл глаза, блаженно вздыхая. Рыцарь почти неосознанно усмехнулся: право, нужно научиться так наслаждаться хорошим вином... А эльф снова поднял глаза к холодным искоркам звезд, медленно разгоравшимся на темнеющем небосклоне, и негромко проговорил:
- С этого вина и началась наша с Леголасом дружба. Нам было по нескольку сотен лет, совсем мальчишки. Нас обоих отвергла одна девица, и сгоряча в тот же вечер мы подрались. Мелькорова плешь, какая была свирепая драка! Мы почти час махались на кулаках, как одержимые, попортили лица, насажали синяков, пальцы в кровь рассвежевали и были уверены, что между нами состоялся настоящий честный бой. Сейчас мы за десять минут изувечили бы друг друга так, что целитель сутки бы не отходил… – в голосе лихолесца все яснее звучала улыбка, – потом Леголас пригласил меня в погреба, и мы мертвецки напились вот этим самым вином. Не представляю, что устроил назавтра Леголасу государь… Я всего-то сын стременного, откуда мне было знать, что меня угощали из бочонка, специально поднятого из хранилищ аккурат к визиту владыки Элронда и его сыновей. Видел бы ты этих напыщенных индюков. Хм… а ведь я так и не успел побывать в Имладрисе… Леголас рассказывал, что там с западных отрогов гор струятся водопады, в первых лучах зари походящие на каскады расплавленного золота… Хотя знаешь, Эру с ним. Я повидал разные края и немало чудес. Озерный город Эсгарот, где дома нарядные, словно детские игрушки, а в ясные дни гладь воды похожа на полированный аквамарин. Лориэн, в котором жилища будто скроены из кружев прямо на ветвях золотых мэллорнов. Осгилиат, где куют превосходные доспехи, а девушки носят такие низкие корсажи, что только и следи, чтоб не засмотреться. Да только ничто не сравнится с Лихолесьем, с нашими чащами, где балрог ноги переломает, болотами, полными змей и неизменной слякотью каждую осень, как раз в сезон охоты…
Сарн говорил и говорил. Неторопливо, с раздумчивыми паузами, словно пробуя слова на вкус. Казалось, он не обращался к Йолафу, просто сидя на берегу своей долгой и полной превратностей жизни, погружая руки в струящиеся потоки воспоминаний и отдаваясь их прихотливому бегу. Рыцарь не перебивал. Он, будто завороженный, слушал этот неспешный рассказ, не отрывая взгляда от лихолесца.