Война сердец (СИ) - "Darina Naar". Страница 25
— И чего это тут у нас за визг? — Берта с Гортензией на руках вышла из кухни, где точила лясы с Урсулой, пока безумный крик Роксаны не прервал их беседу.
— А то вы не знаете, что эта пигалица натворила! — Роксана, взяв со столика веер из страусовых перьев, начала им обмахиваться.
— Ну, во-первых, моя внучка не пигалица, — Берта выпятила нижнюю губу. — И вы не должны так называть родную дочь. Во-вторых, это я ей разрешила пойти прогуляться.
— Как это? — у Роксаны челюсть отпала. — Вы... разре... ЧТО?
— Да, это я! — Берта вздёрнула подбородок. — В конце концов, Эстелла — ребёнок. Ей двенадцать лет, в таком возрасте дети хотят попрыгать, побегать, а не сидеть в душной церкви и слушать какого-то старого маразматика. Ой, вот только не надо на меня так смотреть, дорогая бывшая невестушка, — предупредила Берта гневный взгляд Роксаны. — Можно подумать, вы сами никогда не были маленькой. И я ни за что не поверю, будто вы искренне верите в бога. Ежели б верили, не вытворяли бы чёрте чего. Вот ежели б наш падре был молод да красив, — Берта притворно вздохнула, закатывая глаза, — это было б другое дело. Такого и не грех послушать. А падре Эберардо годится только в качестве снотворного. Его даже мадемуазель Гортензия слушать не в состоянии. Правда, дорогая? — с этими словами Берта смачно чмокнула Гортензию в морду.
— Вы. Не имеете. Права! — делая паузу после каждого слова, прорычала Роксана. — Вы живёте в моём доме на птичьих правах. Я вас пожалела и позволила остаться в доме, потому что вы — бабушка моих дочерей. Но вы неблагодарная! Вы за моей спиной учите моих дочерей нарушать правила!
Гортензия в этот момент пробовала волосы своей хозяйки на зубок. Она дёрнула Берту за локон и тут же начала чихать — пудра для волос оказалась несъедобной.
— Мадемуазель Гортензия, не портите мне причёску! — недовольно сказала Берта, встряхивая головой, и продолжила: — Подумаешь, прогулялся ребёнок чуток. Чего вам жалко что ли? Девчонки не было всего- навсего два часика.
— Её могли убить!
— Какие глупости! — Берта фыркнула. — Не расстраивайся, дорогая, — она повернулась к заплаканной Эстелле. — Лучше вот расскажи, где ж ты была? Тебе понравилась прогулка?
Роксана смерила свекровь уничижительным взглядом.
— Да, бабушка, — Эстелла утёрла слёзы. — Было очень весело. Я ходила через мост. Ну, на другую сторону, знаете? Там очень красиво. Там такие поля зелёные... и речка... А ещё там лошадки, и овечки, и коровы...
Роксана чуть не задохнулась.
— Коровы? Моя дочь гуляла среди коров? О, боже мой, какой кошмар! Они могли тебя разорвать!
— Если некоторые не знают, — ядовито заметила Берта, — коровы — травоядные животные. Это не ягуары. Они не могут никого разорвать. Могут только боднуть и то, если их сильно разозлить.
— О, да-а, вы прекрасно осведомлены в этом вопросе. Вы же выросли среди коровьих лепёшек!
— А я и не скрываю этого, милочка! Когда я была маленькая, в возрасте Эстеллы, я доила коров и даже коз. Ну и чего? — Берта расправила плечи. — Да, Эстеллита, я жила на большой эстансии в окружении пастбищ и деревьев. В своё время я ненавидела это место и хотела вырваться оттуда, и мне удалось, знаешь ли. Когда я вышла замуж за твоего дедушку, вскоре мы переехали в центр города. Но иногда мне хочется вернуться обратно. Там я была свободной. Относительно, конечно, но свободной. Ходила куда хотела и делала что хотела, и никто меня не осуждал и не сплетничал за спиной.
— Не могу поверить! — Роксана чуть зубами не скрипнула. — То что вы плебейка, это мне известно, но вы подбиваете мою дочь на всякие глупости. Я её воспитываю как сеньориту, представительницу высшего сословия, аристократку, а вы делаете из неё простолюдинку! Себе подобную! Да как ты посмела? — Роксана снова переключилась на Эстеллу. — Как ты посмела вообще сунуться в эту клоаку? Там одни коровы, быки и дикари: негры, индейцы и прочая шваль! Они же могли тебя схватить, зажарить и съесть!
Берта громко расхохоталась.
— Съесть? Ну это уж слишком! Милочка, вы перешли уже все границы! Эстеллита, не обращай внимания на эти глупости. Люди не делятся на аристократов и бедняков, как считает твоя мать. Они делятся на хороших и плохих. Среди аристократов тоже полно всякой шушеры: и воров, и мошенников, и убийц. Ой, я прекрасно знаю чего говорю! С некоторыми преступниками из высшего общества я даже общалась лично, — Берта победно взглянула на Роксану. Та промолчала, кусая губы до крови. — Так вот, а хорошие люди и среди рабов бывают, и их не мало, дорогая. А индейцы не едят людей, это всё вздор, придуманный невеждами, — Берта подчеркнула последнее слово.
— Эти люди могли похитить её, чтобы потребовать выкуп! — привела последний аргумент Роксана. — У них нет денег и они готовы на всё, чтобы их получить.
— Некоторые думают, будто всё измеряется деньгами да титулами, — вздохнула Берта. — Мой бедный муженёк, царствие ему небесное, тоже так думал. И меня к этому приучал. Я даже на это повелась, но теперь-то я поняла чего к чему. Некоторые богатые гораздо грязнее и беднее самых нищих.
— Маленькая девочка, вечером, одна, в опасном районе, — продолжала бормотать Роксана.
— Я была не одна! — вдруг выпалила Эстелла.
— Как это?
— Я была с другом.
— С каким ещё другом? — Роксана напряглась.
— Ну... с другом... я... познакомилась с одним мальчиком... он... — Эстелла запнулась. Она не умела врать и хотела было рассказать, как мальчик её вылечил, но передумала. Взрослые не верят в волшебство и наверняка скажут, что ей всё померещилось. — Он... он... он хороший.
— Что он с тобой сделал? Отвечай! Он угрожал тебе? Требовал денег? Обижал? Он тебя бил? — Роксана подскочила к дочери и, ухватив её за плечи, грубо встряхнула.
— Ну что вы, мамочка! Никто меня не бил! Мой друг — очень хороший. Его зовут Данте. Мы просто сидели на берегу реки и болтали, и я забыла про время. Вот и всё. А потом он меня проводил до моста.
— До моста? А что же он с тобой не пошёл? Что это за мальчик? Из какой он семьи? Где живёт?
— Он живёт там, за мостом. Я не знаю из какой он семьи, — Эстелла пожала плечами. — Я его не спрашивала. Но он так интересно рассказывал про лошадей, про курочек и козочек, и про то, как он гоняет овец по пастбищу...
— ЧТО?! Гоняет овец? — грудь Роксаны высоко вздымалась, хозяйка её едва не лопалась от бешенства. — Ты связалась с пастухом? Я запрещаю! Я требую, чтобы ты больше НИКОГДА, никогда не смела общаться с этим нищебродом!
— Но мама...
— Он не нашего круга! Только этого мне не хватало! Достаточно того, что у тебя бабка плебейка, каких ещё свет не видывал!
— Но мама...
— Всё! Прочь! Я всё сказала. Марш в свою комнату! Ты наказана. Сегодня ляжешь спать без ужина! И неделю ни ногой из дома. Будешь выходить только на мессу утром и вечером в моём сопровождении.
— Но мамочка! — большие глаза девочки вновь наполнились слезами.
— Никаких но! Иди к себе! Разговор окончен. И приведи себя в порядок!
Эстелла, опустив голову, отправилась наверх. Она медленно добрела до спальни, но даже дверь открыть не успела, как услышала выкрик:
— У-у-у... дура! — из комнаты напротив высунулась белокурая голова Мисолины. За головой появилась и её хозяйка.
— Так тебе и надо, что тебя наказали! Лучше бы тебя вообще заперли в подвале и отдали на съедение крысам и тараканам! — Мисолина показала язык.
Эстелла ничего не ответила. Девочка была слишком расстроена, чтобы ещё препираться со злюкой-сестрой. Эстелла открыла свою дверь и захлопнула её Мисолине прямо в лицо, едва не прищемив той нос.
— Ты, дура, ты мне чуть нос не расквасила! — завопила Мисолина за дверью. Эстелла, погрозив кулаком, плюхнулась на кровать, не снимая платья.
Берта стояла посреди гостиной с таким видом, будто проглотила литр уксуса. Гортензия поскуливала и фыркала, тычась носом ей в грудь.
— Это вы во всём виноваты, — прошипела Роксана.