Война сердец (СИ) - "Darina Naar". Страница 23
— Не говорите так, мадам! Сеньора Роксана не убивала сеньора Бласа. Он же ведь с лошади упал, это был несчастный случай, — пыталась вразумить Берту Урсула.
— О, она прекрасно разбирается в лошадях! — не сдавалась Берта. — С неё станется. Наверняка это она испортила ему подпругу [4]. Уговорила его сесть на лошадь. Да мой Бласито отродясь не ездил верхом. Он всю жизнь боялся лошадей как огня, и вот вдруг ему приспичило. Потому что его супруга так захотела, видите ли. Она это всё подстроила! Я в этом уверена! И никто меня не переубедит! Тьфу, — Берта в сердцах сплюнула.
Гортензия издала угрожающий рык в качестве поддержки. — Ненавижу её! Гореть ей в аду вместе со всем своим семейством! Однажды они за всё заплатят. О, я обязательно доживу до этого момента, я ещё станцую у них на могилах. Но, так и знай, Урсула, внучек я ей не отдам! Чёрта-с два! Они вырастут другими, не такими, как она. Пусть потом локти себе кусает.
— Ну... — Урсула задумалась, — знаете, мадам, с сеньоритой Мисолиной навряд-ли вы преуспеете. Она ж ведь копия своей матери. А вот сеньорита Эстелла, она другая. Видать, в этом случае вы своего добились.
— То ли ещё будет, — согласилась Берта, выпячивая подбородок и расправляя исполинскую грудь. — Я, может, и старая, может и не аристократка по крови, но из внучек своих сделаю достойных людей. Я хочу лишь одного: чтобы они были счастливы.
Комментарий к Глава 4. Одиночество --------------------------------
[1] Святая Мерседес — Богоматерь Всемилостивая — покровительница армии Аргентины.
[2] Качели в 18 веке представляли собой сооружение из двух канатов и дощечки, которое подвешивалось к дереву и раскачивалось (обычно мужчинами) с помощью. привязанной к ним верёвки.
[3] Поплин — хлопчатобумажная, шёлковая или шерстяная ткань. Плотная, блестящая, гладкая, мягкая. Из неё шьют мужские сорочки, пижамы, дамские платья и блузы. Из шёлкового поплина изготовляют нарядные платья.
[4] Подпруга – ремень, с помощью которого седло фиксируется на спине лошади.
====== Глава 5. Узоры на воде ======
К вечерней мессе у церкви — небольшого белого здания — собралась вся городская знать. Прихожане кучками просачивались внутрь. Женщины надели на головы мантильи, мужчины сняли шляпы и расселись по скамейкам перед алтарём. Вскоре явился падре Эберардо и началось песнопение. Затем падре откашлялся и принялся вслух зачитывать выдержки из Библии. Однако, не прошло и десяти минут после начала литургии, как большинство присутствующих уже откровенно зевали. Падре Эберардо был дряхлый-предряхлый. Он бормотал нечто невнятное себе под нос, потом вдруг оживлялся и звонким голоском выкрикивал на всю церковь: «Аминь!». — «Аминь!» — отзывались прихожане. Падре успокаивался и продолжал бормотать дальше.
В наосе — центральной части церкви — находились только креолы. Месса для белых бедняков и богатых простолюдинов служилась в другое время. Чернокожие и краснокожие горничные и няньки, пришедшие с хозяевами, молились в нартексе — пристройке перед входом в церковь. Оттуда бормотание падре Эберардо вообще не было слышно, поэтому многие слуги молились, как придётся. Некоторые и не молились вовсе, а попросту считали мух на потолке.
Среди представителей высшего сословия ситуация была ничуть не лучше. Вынуждены были прикидываться, что увлечены речами падре лишь те, кто сидел в непосредственной близости от алтаря. Например, Амарилис, Роксана и Мисолина, которые устроились прямо перед хорами [1]. Роксана в бога не верила, но как жена алькальда она обязана была посещать церковь и усердно молиться, подавая пример всем женщинам Ферре де Кастильо. Она делала вид, будто читает молитву, и шлёпала губами так, чтобы все это видели. Мисолина старательно подражала матери. Амарилис с энтузиазмом слушала падре. Сантана, Берта с Гортензией и Эстелла догадались сесть подальше от алтаря и находились не только вне поля зрения падре Эберардо, который в любом случае плохо видел, но и далеко от Роксаны, которая нарушения правил приличия видела очень хорошо. Сантана тоже пыталась читать молитвы, но частенько отвлекалась, глазея на что-нибудь. Берта, пару раз перекрестив Гортензию, взглянула на Эстеллу. Та, рассматривая мозаику на стенах, тайком подавляла приступы зевоты.
— Эстелла... Эстелла, — не размыкая губ, шепнула Берта.
— Что, бабушка?
— Тебе скучно?
— А вы как думаете? Надоело это брюзжание!
— Тогда иди.
— Что?
— Иди прогуляйся.
— Бабушка, вы прелесть!
— Тише! — Берта прижала палец к губам. — Месса продлится около часа. Если ты воротишься минут за десять до конца, никто и не заметит твоё отсутствие.
Эстелла не заставила себя долго упрашивать. На цыпочках выскользнув из церкви, она побежала по улице. Берта мстительно хихикнула. Она любила внучек и (за спиной у Роксаны) позволяла им творить всё, что угодно: желательно что-то выходящее за общепринятые рамки.
Эстелла и не заметила, как прошла городской мост и очутилась на другой стороне реки. Здесь было тихо и спокойно. Фонари и экипажи отсутствовали, но зато росли высокие деревья и пели птички. Девочка восхищённо уставилась в горизонт. Розовато-синее предзакатное небо сливалось с зелёными пастбищами, уходя в бесконечность. Где-то вдали мычали быки и коровы. В этой части города Эстелла не была никогда. Она и представить себе не могла, что на свете существуют такие удивительно красивые места. Девочка пошла вдоль берега реки. Однако, дойдя до густых зарослей акации, Эстелла попала в тупик. Она полезла сквозь кусты и зацепилась за них подолом платья, оторвав кружевную отделку.
— Чёрт возьми! И кто придумал, что девочки должны носить эти идиотские неудобные платья? — выругалась она, забыв, что приличная сеньорита не должна грубо выражаться.
Вдруг за кустами мелькнул огонёк. Девочка была не из пугливых. Она смело выбралась из зарослей, пошла на огонёк, прижалась к цветущему дереву жакаранды и так и обомлела.
На берегу, буквально в паре шагов от Эстеллы, сидел мальчик. Он водил пальцем над водой, вырисовывая на ней узоры. Руки его светились фиолетовым, а узоры, которые он рисовал, не исчезали, ложась на гладкую поверхность воды, будто ковёр. Эстелла разинула рот, совершенно забыв о том, что приличная сеньорита не должна широко раскрывать рот, даже когда очень сильно удивлена.
Мальчик сидел как вкопанный и не шевелился, увлечённый своим занятием. Эстелла крепче ухватилась за дерево, но тут произошла неприятность: под её каблучком хрустнул сучок. Мальчик вздрогнул и обернулся:
— Кто здесь? — крикнул он в темноту.
Эстелла пустилась на утёк, но зацепилась ногой за корень и — ШМЯК — с размаху свалилась на землю прямо носом вниз. Как же больно!
Данте так и не осмелился вернуться в дом Сильвио и вот уже несколько часов сидел на берегу реки, растрачивая свою магию на бесполезную ерунду. Как вдруг услышал шорох. За деревом мелькнуло светлое платье. Девчонка? Тут же раздался хруст и стон. Данте пошёл на звук. Девчонка лежала на земле и отчаянно пыхтела, видимо, пытаясь не разреветься.
— Ты кто такая? Какого чёрта ты за мной шпионишь? — не очень-то вежливо выпалил Данте, зыркая на девчонку своими яркими глазами.
Эстелла села. С любопытством оглядела Данте. В его волосах запутались листья, и мальчишка почему-то напомнил ей дикого, но очень милого и смешного зверька — ёжика. Он был необычный, даже красивый, и у него не было спеси на лице и напудренных волос, как у друзей её сестры. Зато у него был фингал под глазом.
— Чем орать, лучше помоги. Не видишь, я упала?
— Вижу.
Данте приблизился. Ухватив девчонку под локти, он поставил её на ноги. Эстелла застонала.
— Тебе больно?
— Угу, я, наверное, ногу сломала.
— Идти можешь?
— Не знаю...
— Тогда держись за меня.
Обхватил девочку за талию, Данте повёл за собой. Он усадил Эстеллу на срубленное дерево и сам сел рядом.
— Где болит? Покажи, — сказал мальчик.
Эстелла приподняла подол платья, открыв тонкую щиколотку и кусочек панталон. Ей пришла в голову смутная мысль, что неприлично показывать ноги да ещё и мальчику, и если мама узнает, она её придушит. Но откуда она узнает? Да и нога болит ужасно...