Война сердец (СИ) - "Darina Naar". Страница 292

— Пошла вон из моего дома! Чтобы духу твоего здесь больше не было!

Мисолина такого не ожидала и не поверила Маурисио, даже когда он самолично вытолкал её на улицу, захлопнув дверь ей в нос.

Он вздохнул с облегчением, наивно полагая, что избавился от девицы. Не тут-то было!

Спустя минут двадцать, в гостиной раздался грохот и звук разбивающегося стекла. Мисолина швырнула в окно первого этажа булыжник и через этот импровизированный вход влезла обратно в дом. У Маурисио аж вся злость пропала.

— Ты... ты вообще здорова? Ты же просто дура. В голове не укладывается!

— Я не дура. Я будущая хозяйка этого дома, будущая маркиза Рейес. Я ваша судьба и как бы вы от меня не бегали, милый, я вас не отпущу, — повиснув на Маурисио, Мисолина смачно поцеловала его в губы.

Он, с яростью оттолкнув её, выбежал из дома с криком:

— Я с тобой в одном доме не останусь! Сумасшедшая! Раз ты не хочешь уходить, уйду я.

— Возвращайся, любимый, я буду тебя ждать, — ангельским голоском пропела Мисолина ему вслед.

Данте шевельнулся и тут же ощутил боль в боку. Оказалось, он лежит на берегу, а под ребро ему впивается камешек. Данте сел, стряхнув с себя листья, и огляделся. Река, лес и всё. Их с Эстеллой любимый берег. У Данте дико болела голова, а мышцы как свинцом налились. Смахнув с глаз прилипшие волосы, он проморгался. Но боль не отступала. Она была такой, что слёзы лились. Чёртова мигрень! Данте уткнулся лбом в колени и некоторое время так сидел. Он не помнил что с ним произошло. Не помнил ни про чуму, ни про месть, ни про путешествие в подземелье, ни Брухо, ни Ию, ни даже рассказа Кларисы о родителях. Но, когда боль отступила, он вспомнил Эстеллу. Она не любит его. Она в лицо ему это сказала, а потом её арестовали, а потом... потом он взял её вину на себя и попал в ад. Вспомнил он и предательство семейства Ортега, когда они отправили его в Жёлтый дом. Ни разу не навестили, не побеспокоились о нём. И плевать им было, что его держат на цепи, как собаку. А дальше — полный провал. И как он оказался здесь, непонятно.

Данте мотал головой, но память не возвращалась. Он машинально потрогал себя за шею. Нет, ошейника там нет, цепей тоже. Неужели ему удалось выжить и не сойти с ума?

Данте взглянул на свои руки. Волшебный перстень был надет на большой палец правой руки. Он искрился и дымил, и у Данте застучало в висках с новой силой. Ему было так плохо, что внутренности едва не лезли через горло. И Данте сдёрнул перстень. Стало легче. Боль притупилась, а с груди будто упали кандалы.

Данте взглянул и на обручальное кольцо. Оно было ледяным как сосулька. Данте потрогал кольцо — оно выпустило струйку чёрного дыма. Данте испугался ни на шутку. Неужто с Эстеллой что-то случилось? Что-то плохое! Все обиды и боль ушли мигом на второй план. Да, Эстелла полюбила того чванливого маркиза, забыв всё, что они пережили вместе. А он, Данте, отдал за неё два года свободы в сырой тюремной камере, где бегали крысы, а узников через каждые пару дней подвергали изощрённым издевательствам. Но если бы можно было повернуть время вспять, он бы сделал тоже самое.

Данте не знал ничего о жизни и судьбе Эстеллы. Крайний раз он видел её в доме её родственников, когда спас Мисолину из борделя. После ареста он узнал, что жандармы девушку отпустили и сняли с неё обвинения в убийстве. И всё. Наверное, Эстелла счастлива. И давно забыла о нём. Нет, он не станет лезть в её жизнь, ему нет там места, он лишь хочет знать, что с ней всё хорошо. Поведение кольца Данте настораживало, Тибурон же говорил, что главное условие Чар Любви — взаимность. Эстелла его не любит, но кольцо живо вопреки всему. Странно это.

Перед тем как идти в город, Данте решил залезть в воду. Он не помнил про чуму, а про недавний запрет купания в водоемах и вовсе не слыхал. Данте снял с себя рубашку и готов был уже войти в реку, но чудо спасло его от безрассудства. За спиной вдруг раздались пронзительный свист и хлопанье крыльев. Данте обернулся — прямо на него летела чёрно-алая птица, крича и закрывая собой вид на облака.

— Янгус?! Янгус! — вне себя счастья Данте ринулся птице навстречу. Как будто время повернуло назад и он опять стал юным мальчиком, друзьями которого были порывистый ветер, грациозная лошадь и бесстрашная птица. Как же давно это было! Произошло много и хорошего, и не очень, но хуже все то, что он потерял Эстеллу. А ещё потерял себя. И, наверное, уже не найдёт ни то, ни другое.

Янгус камнем упала на Данте. Встряхнулась и любовно постучала его клювом по голове.

— Не может быть... Ты жива, Янгус, — бормотал Данте, размазывая слёзы по лицу.

Некоторое время он прижимался к птице щекой. Она булькала и топорщила перья. Но залезть в реку она Данте так и не позволила — больно клюнув его в ухо, вцепилась когтями ему в плечо так, что пошла кровь.

— Янгус, ты что? Что с тобой? Ты не хочешь, чтобы я купался?

Птица замахала крыльями, надрывно крича. И Данте послушался. Надел рубашку и отправился в город, неся Янгус на плече.

Когда Данте миновал мост и вышел на улицу Святой Мерседес, он был поражён до глубины души. Горели костры, стоял смрад, ходили люди, с головы до ног укутанные в плащи и с масками в виде птичьих клювов. Туда-сюда сновали повозки с... трупами? Данте протёр глаза. И правда трупы. Что это такое? Куда он попал?

Янгус тихонько курлыкала ему в ухо, но юношу это не успокоило.

— С дороги! Прочь! — какая-то телега, гружёная обезображенными мертвецами, едва не сшибла Данте с ног. Кучер злобно рыкнул на него, но Данте не обратил внимания. Его мутило, в голове всё смешалось. Он ухватился за дерево, немного постоял, приходя в себя, и двинулся вперёд. Квартал за кварталом он наблюдал одну и ту же картину, пока не дошёл до Бульвара Конституции. Вот он, белый особняк с колоннами, хранящий воспоминания об их любви с Эстеллой. Но теперь он пуст. Окна заколочены, а сад зарос сорняками.

— Эсте, Эсте, — позвал Данте глухо. — Где же ты? Куда все делись?

Он метался по округе, пока не вспомнил о существовании замка Рейес. Она же живёт там! Всю дорогу Данте бежал бегом, задыхаясь и едва не теряя сознание. Янгус парила над ним, роняя пёрышки ему на голову.

Вот он, мрачный дом на улице Святого Фернандо. Каменный замок, похожий на тюрьму.

Данте остановился у калитки, вглядываясь в табличку с нарисованным на ней гепардом. Он не знал что делать. Не позвонит же он в колокольчик и не спросит у Маурисио Рейеса, как там поживает Эстелла.

Но ситуация разрешилась сама. Открылась парадная дверь, и Данте тотчас спрятался за грушевые деревья, что росли у забора. По дорожке вышагивала дама в чёрном платье и чёрном же чепце с кружевами. Данте узнал Мисолину. Она вышла за калитку и огляделась по сторонам, точно искала кого-то. Наверное, если он подойдёт к ней, это не будет очень грубо. В конце концов, он вытащил её из борделя, она должна это помнить.

— Сеньорита, сеньорита, подождите! — Данте вылез из кустов, кинулся к Мисолине.

Она, стоя вполоборота, высокомерно взглянула на него. Вид у Данте был странный. Дорогая одежда его — шёлковая белая рубашка, бархатные штаны, сапоги из кожи крокодила, — была порвана, а спутанные волосы висели петлями.

— Милостыню я не подаю, — отрезала Мисолина. — Идите куда шли и не мешайте мне, я занята, — она вздёрнула нос.

— Но я не прошу подаяния, — смутился Данте. Да уж, видок у него ещё тот, раз она приняла его за бродяжку. — Вы меня не узнаёте?

— Разумеется, нет, — скривила губы Мисолина. — Я не общаюсь с нищими, я птица другого полёта. Так что не подходите ко мне, а то вы меня скомпрометируете перед будущим мужем.

— Я Данте, — сказал он. — Вы помните тот эпизод во «Фламинго»? Простите, что напоминаю, — спохватился он, — но это я, я тогда привёз вас домой. Помните, со мной ещё был мой... эээ знакомый, Клементе? — Данте хотел сказать «брат» или «друг», но, вспомнив о предательстве Клема, передумал.

Мисолина покрылась пятнами. Вгляделась в Данте и, наконец, узнала в его измученном лице того красавца, что спас её пять лет назад. Но признаваться она в этом не пожелала.