Война сердец (СИ) - "Darina Naar". Страница 308

Поразмыслив, Данте решил пойти в «Маску». Чума скоро закончится, гостиницу и иные заведения откроют для посетителей. Надо обрадовать сеньора Нестора, ведь тот всегда относился к нему хорошо.

Данте пошёл пешком. Янгус парила в небе; теперь она вела себя адекватно и больше не орала. Одна улица сменяла другую, и Данте заметил: лица людей преобразились. Многие улыбались и о чём-то сплетничали. У ратуши как всегда толпился народ. Но люд обсуждал не списки умерших и не новые запреты алькальда. Поравнявшись с толпой, Данте услыхал кусочек разговора:

— Алькальд-то наш принёс в госпиталь лекарство от чумы.

— Теперь всех вылечат.

— Конец чуме!

— Да здравствует Алехандро Фрейтас!

— Если бы мы тогда не ворвались в ратушу, ничего бы этого не было.

— Теперь, все, кто ещё жив, поправятся.

— Надо закатить праздник!

Ухмыляясь Данте прошёл мимо. В Ферре де Кастильо возвращается жизнь. Но не в его душу. Там чёрная дыра, из которой нет выхода. И, по мере того, как на глазах Данте оживал измученный город, душа его падала в бездну всё глубже. Ему нет места нигде, никому он не нужен, даже Эстелле. Ради неё он готов на всё, но она любит другого. Пока Данте шёл до гостиницы, эти мысли становились всё навязчивей, а в мозгу звучали голоса — теперь их было несколько. Один он уже знал, привык к нему с детства. Салазар. Чёртов Салазар дьявольски хохотал, обзывая Данте никчемным дураком, помешавшемся на глупой девке. Второй голос был ни на что не похож. Мягко и вкрадчиво он звал на свободу. Хорошо бы побежать по траве, поваляться в ней, заснуть на груди у девушки, что кормит его из рук. Кто она? Он не помнит. Но её надо найти. Был ещё и третий голос. Данте мог бы поклясться, что раньше его не слышал. Голос был злой, грубый. Даже хуже, чем голос Салазара. У того хотя бы тембр приятный, а от этого возникало лишь одно желание — размозжить голову о стену ближайшего дома.

«Эстелла твоя, только твоя... — внушал новый голос. — Всех, кто тебе мешает, надо уничтожить, стереть с лица земли. Эстелла должна быть с тобой, даже если этого не хочет, даже если не любит тебя. Она — твоя собственность».

Данте прижал ладони к вискам.

— Прекрати! Заткнись! — прошипел он.

Нельзя слушать этот бред. Он никогда не причинит зло Эстелле. Он не станет её неволить, заставлять быть с ним, если она любит другого. Нет, нет, никогда!

«Она только твоя, — не унимался голос. — Это приятно, когда тебя боятся. Чувство страха в глазах любимой женщины дарит такую же эйфорию, как и её любовь».

— Нет, нет, уйди, иди к чёрту, — бормотал Данте, впиваясь пальцами в волосы.

«И не собираюсь, я часть тебя. Я живу в тебе, мы с тобой одно целое».

— Кто ты такой? Ты ведь не Салазар! У тебя другой голос...

«О, я гораздо, гораздо лучше его. Я научу тебя, как получить всё, что твоё по праву».

Через час Данте вместе с Янгус уже благополучно заселился в номер 414 — тот самый, где они жили с Эстеллой. Сеньор Нестор, постаревший, но не утративший оптимизма, обрадовался появлению Данте и новостям, которые тот принёс.

— Наконец-то этот ад закончится! Мне уже и не верится! — восклицал он, расхаживая по холлу. — Значит, завтра надо устроить генеральную уборку и скоро можно открывать гостиницу.

Данте не думал, что возвращение в «Маску» станет для него пыткой. Воспоминания об Эстелле хлынули водопадом, когда он переступил порог номера. Вот на этой кровати они занимались любовью. За этим столиком ели, кормя друг друга из рук. И сидели на ковре у камина. И стояли на этом балконе, глядя на Дубовую аллею. Правда, дубы все спилили. Теперь вместо них красовалась молодая поросль. Зелёная-зелёная. Начало новой жизни. А у Данте сердце разрывалось от двух противоположных желаний: бежать к Эстелле и схватить её в охапку, а если будет сопротивляться, связать и утащить на край света. Или сброситься с крыши. Прямо в поросль юных дубочков. И пусть его мозги растекутся по мостовой. Все только обрадуются такому исходу.

А изумруд на пальце сиял зловеще, меняя цвета, как хамелеон.

====== Глава 39. Кто ты, маска? ======

Ферре де Кастильо с неистовым азартом праздновал излечение от чумы. Радость и ликование, наполнив сердца, вылились в уличные гулянья, что продолжались уже больше недели. Апофеозом их должен был стать грандиозный бал-маскарад в доме алькальда Алехандро Фрейтаса.

Замок его, трёхэтажный, из серого камня, располагался на Бульваре Конституции. Зажатый между особняком Альтанеро и ратушей, он напоминал скалу, у подножья засаженную деревьями так, что сквозь них не было видно ни людей, ни дорожку, ведущую к парадной.

Сегодня, по случаю маскарада, калитка была распахнута настежь, а сад освещён множеством факелов. Здоровенный волкодав, что обычно разгуливал по двору, прячась в тени деревьев, сидел на цепи.

Около семи вечера начали прибывать экипажи, выпуская из своих недр дам, похожих на тропических бабочек, и кавалеров, элегантных, во фраках с длинными фалдами и жилетах, стягивающих талии так, что они могли поспорить по тонкости с дамскими. Три горничных и дворецкий, своими чёрно-белыми одеяниями напоминающие пингвинов, кланялись гостям и сопровождали их в особняк.

Алехандро Фрейтас, вопреки здравому смыслу, отказался от рассылки именных приглашений, рискуя тем, что на праздник может заявиться кто угодно. Но после «спасения» города от чумы он не желал отказываться от образа народного героя.

— Двери моего дома открыты для любого! — провозглашал алькальд. — Если кто-то из бедняков захочет увидеть праздник, добро пожаловать!

Алехандро Фрейтас и сам понимал — прецеденты будут явно, но чтобы эти разношёрстные гости могли сосуществовать вместе, и был придуман маскарад.

— Это будет сущий базар, — ворчала Берта, с помощью Эстеллы и сеньора Альдо выкарабкиваясь из экипажа. Вернулась она в город три дня назад, но уже успела оценить масштаб празднеств. Зелёное платье её было полностью расшито бахромой из бисера и сияло в свете фонарей, как рождественская ель. На голове высилась зелёная шляпа с розовым цветком по центру.

— Толковала ж я вам, не надо сюда идти. Этот новый алькальд странный тип, надо ж такое удумать. Цирк да и только, аристократы и простолюдины на одном празднике. Мне-то всё равно, да ведь классовая ненависть у них впиталась с молоком кормилицы. Они ж глаза друг дружке выцарапают.

— Вы верно говорите, дорогая, — кивнул сеньор Альдо, поправляя узкополую шляпу. — Люди из разных социальных слоев никогда не найдут общий язык. Не потому что они плохие или хорошие, а потому что у них нет точек соприкосновения. Общество всегда будет делиться на богатых и бедных, на образованных и необразованных, таков его удел.

Во фраке серого сукна с укороченными фалдами и завышенной талией, в бриджах до колен и белоснежных чулках сеньор Альдо напоминал человека старой закалки, опасливо относящегося к экстравагантной моде и предпочитая ей проверенную временем классику.

— Хорошо, что мы вчера не пошли на площадь, — из другой дверцы экипажа вывалилась Мисолина. Шлейф её платья цвета спелой вишни волочился по земле, а корсет так стягивал талию, что её обладательница едва дышала. — Столь дивным красавицам, как я, не место среди этих вульгарных людишек, — она вздернула нос. — Но алькальд точно выжил из ума. Когда его уже прогонят с этой должности? Как он посмел не разослать именные приглашения? Ах, какой кошмар! Представьте только, вот мы сюда пришли, а ведь за любой маской может оказаться вор или убийца. Или нищий бродяга, решивший развлечься. А если он пригласит меня на танец? Да я же умру от ужаса! — Мисолина прикрыла рот веером из чёрных страусовых перьев. — Как угадать? Решишь, что под маской приличный человек, а там какая-нибудь помоечная шваль. Так и придётся отскребать грязь с рук и сжигать наряд после контактов с этими недолюдьми. Наш алькальд явно не в себе.

— Мисолина, умолкните! — резко осадила дочь Роксана. Она была последней, кто выгрузился из экипажа. Выбиралась она долго, так как подол её сиреневого платья, украшенного аметистами и белоснежной оторочкой из кружев ручной работы, прицепился к дверце. — Алькальд знает что делает. Он повышает свою популярность. Ради славы можно потерпеть неудобства, чтобы потом пожинать плоды своего успеха. А мы разделим этот успех с ним.