Игра без козырей - Воронин Андрей Николаевич. Страница 16

– Это понятно, – сказал таможенник, поглаживая пса.

Смирнову бригада таможенников была знакома, не впервые они осматривали его машины.

– Здорово, братья белорусы!

– Не братья, а братки, – сказал таможенник, искоса глядя на дорогие ботинки Смирнова.

– Хорошо у вас тут. У нас в Москве дождь льет, а у вас тепло, сухо.

– Ага, еще скажи, что сады скоро зацветут. Бумаги давайте.

– У майора наши бумаги, – Смирнов указал на поводыря.

Тот расстегнул китель, подал на вытянутых руках бумаги.

– Туда зайдите.

– Сам знаю куда, – майор скрылся в тесной будке таможни.

Заходил он туда, как к себе домой, аккуратно придерживая дверь. Если бы он толкнул ее изо всех сил, то дверь наверняка расшибла бы пару бутылок со спиртным, стоявших у стены. Бутылки стояли на полу, как на барной стойке, ни одной одинаковой, все иностранное, дорогое.

– Вкусненькое чего-нибудь есть? – по-хозяйски осмотрел бар милицейский майор.

Таможенники – тоже люди. Жили они в городе и от майора тоже зависели. У каждого были жены, родственники, дети, которым надо было оформлять заграничные паспорта, отмазываться от чего-то, брать справки, ставить печати. Рука руку моет.

– Возьми себе что понравится, – сказал таможенник майору.

– Разве это пойло пить можно? Это ж одеколон! Беленькая – она чистая, хорошая, для здоровья полезная, а от цветного голова наутро, как котел в бане, гудит, гремит…

Таможенник оформлял документы быстро. Майор сел на корточки и принялся изучать бутылки.

– Не скажи.

– Я виски люблю, они похожи на самогонку.

– Виски сегодня нет. Приходил подполковник и три единицы унес. Ему в Минск ехать, в управу, так он на презенты набрал.

– Я смотрю, и выбрать нечего.

– Глянь под бушлатом.

– С этого и начинал бы, – майор за ворот поднял бушлат, хранивший форму человеческого тела. Под бушлатом сразу застучали бутылки. – О, вот это другой коленкор! Коньяк молдавский – это дело, пять звездочек.

– Вкус, к которому привык с детства?

– Кстати, – майор крючковато загнул указательный палец и поправил козырек фуражки, затем постучал по кокарде, – ты что-то там говорил о вкусе? Мои сорванцы жвачку просили, пристали с утра и говорят; «Батя, жвачки хотим, мочи нет!» Как ты считаешь, не идти же мне, майору милиции, в сраный киоск жвачку покупать? Все смеяться станут, пальцем показывать.

– Жвачка – это не вопрос, – таможенник левой рукой выдвинул нижний ящик стола. Тот был полон жвачки.

Майор напихал полные карманы, постучал по ним, чтобы не так раздувались, вытащил бутылку коньяка, литровую, коллекционную, похлопал по широкой спине таможенника.

– Ты, это, Вася, кстати, зашел бы ко мне, между прочим, ружьишко-то перерегистрировать надо.

– Ох, и достали же вы нас!

– А нас как достают! Ты тоже погоны носишь, понимаешь, с командирами не спорят.

– Когда зайти?

– Да хоть сегодня вечером.

– Что, домой к тебе?

– А то куда ж еще!

– Зайду, хорошо, что напомнил.

– Я о вас помню, и вы обо мне не забывайте. Майор нашел красивый мешочек, положил туда бутылку, забрал нужные бумаги и, покинув будку, вернулся к Смирнову.

– Документы он сам отдаст, все в порядке. С погранцами договорено, так что счастливой дороги, зеленый коридор вам обеспечен.

– А поляки? – спросил Смирнов.

– Что поляки, не люди, по-твоему? Такие же паны, как и мы, тоже наша смена стоит – мой двоюродный брат. Кстати, поклон ему от меня передай.

– Понял, спасибо, – Смирнов хлопнул майора по плечу, мужики пожали друг другу руки и попрощались, надеясь вскоре вновь увидеться.

Джип с тремя машинами на хвосте переехал под навес к пограничникам. Те особого интереса к колонне не проявили, лишь для проформы страж границы заглянул в рефрижераторы, при этом его взгляд оставался скучающим. Порожняк, что с него возьмешь? Обладатель зеленой фуражки лишь покрутил носом от неприятного запаха: пахло тухлым мясом.

– Горючки много везете? – поинтересовался пограничник.

– Продавать не собираемся, только в баках.

Даже канистр запасных не берем, правила ваши знаем.

Смирнов передал пограничнику пачку паспортов. Тот, удалившись в будку, буднично принялся штамповать паспорта. Пять минут поколдовав, вернул их Семену Смирнову:

– Проезжай, очередь ждет.

– До встречи.

Смирнов знал пограничника лишь в лицо, по душам они никогда не беседовали.

Двоюродный брат милицейского майора, облаченный в польскую форму с белыми орлами, был удивительно похож на своего белорусского родственника. Такая же сытая морда, такой же несуразно огромный живот. «Где только они ремни берут? Натуральный, военный на таком животе не сойдется. Спецзаказ. Работая на границе, можно достать все, что угодно».

По-русски пан разговаривал достаточно хорошо, но с польско-белорусским акцентом. По-польски он разговаривал с белорусско-русским акцентом, но этого нюанса Смирнов уловить не мог. «Разжирели, мерзавцы!» – подумал Семен Семенович.

– Странные вы люди, – недоумевал обладатель конфедератки и кокарды с белым орлом, – порожняком ездите. Возили бы грузы в Польшу и обратно. Неужели из России припереть нечего?

– Не мое это дело, – отвечал Смирнов, – начальству виднее. Хотят за порожняк платить – пусть платят.

– Загрузили бы резину или еще что-нибудь, – недоумевал хозяйственный пан.

– Брат привет тебе передавал.

– Что б он сдох, пся крэв! – незлобно выругался пограничник, поглаживая округлый живот. – У моей жены, – пожаловался польский страж границы, – на прошлой неделе день рождения был, а он, сволочь, хоть бы что человеческое подарил! Ящик водки передал. У меня самого этой водки хоть магазин открывай. Жена на него осерчала. Увидишь – скажи.

– Думаю, вы раньше с ним увидитесь.

– Мы только через границу и видимся.

– Твоей жене подарок я сам привезу из Москвы в следующий раз. Не везти же тебе подарок из Польши?

Пограничник почесал пятерней за ухом, словно раздумывал, чего ему в этой жизни не хватает.

– У нее размер пятьдесят четвертый, – напомнил он Смирнову, отдавая документы. – Тяжело подобрать на нее одежду в обычном магазине. Смотри только, ничего дорогого не покупай, я ее баловать не люблю. Один раз купишь – потом всю жизнь богато одевать придется.

– Знаю, сам женат, – Смирнов забрался в джип и спрятал все документы в ящичек.

У шлагбаума на выезде он передал пропуск дежурному солдату. Тот ловко схватил бумажку, даже не поднимаясь со стула. Автомат лежал у него на коленях. «Последний человек на границе, потому и рядовой, – усмехнулся Смирнов. – Ему даже не за что потребовать денег. Не за что, все формальности соблюдены! Ему остается только козырнуть», – и просто так, от щедрот, Смирнов подал служивому пачку сигарет.

Тот приложил два пальца к козырьку и бросил:

– Счастливой дороги.

– Пожелание очень кстати, ведь дороги в Польше не очень хорошие, узкие, старые, на них не разгонишься.

Вдоль обочин мелькали рекламные щиты. Половина из них была исполнена по-русски. Тут отоваривались челноки, мелкие торговцы стройматериалами, фруктами и консервами. Солидные люди в этих местах не останавливались, не затоваривались.

Смирнову и его людям пока еще хватало запасов минералки и харчей, захваченных из Москвы.

Через пару часов колонна была на месте. Ее встречали солидный черный джип «Ниссан» и белоснежная «Вольво» последней модели. Семен Семенович Смирнов объяснил пану Рыбчинскому на словах то, что просил передать его московский босс.

– Понял, – сказал Рыбчинский, – ты прав, такую информацию лучше телефону не доверять. – А сам-то он когда подъедет?

– Об этом он мне ничего не говорил.

– Ладно, отправляйтесь в гостиницу, там уже все готово. Насчет машин не волнуйтесь, мои люди загонят рефрижераторы к холодильнику, загрузят товар, а затем вы двинетесь по расписанию.

Пан Рыбчинский хлопнул в ладоши так, словно перед его лицом кружил докучливый комар.