Буря Жнеца (ЛП) - Эриксон Стивен. Страница 34
Даже первый зодчий Кеден Кан не смог или не захотел предпринять попытку идентификации первостроителей. Не найдено почти никаких артефактов – ни посуды, ни скульптур, ни металлических деталей. Одна интересная подробность: кажется, на последней стадии обитаемости жители предпринимали яростные попытки перестроить город. Проведенный Каном анализ привел его к мысли о внезапной смене климата – следы свидетельствуют об отчаянных попытках обеспечить герметичность.
Вероятно, попытки эти не увенчались…»
Внутренний монолог внезапно прервался: она услышала шарканье, говорившее, что кто-то приближается. Поднять голову – целая мука; но Джанат Анар заставила себя сделать это – как раз к тому моменту, когда заскрипела дверь и хлынул свет лампы, тусклый, но все же ослепивший глаза.
Показался Танат Ятванар – «да и кто бы это мог быть, кроме него», подумала женщина. Он заговорил: – Надеюсь, ты еще не довела себя до безумия.
Она улыбнулась, разлепив потрескавшиеся, сухие губы, и хрипло прокаркала: – Лекции. Я прочитала полкурса. Ранняя история. Безумие? О да, без вопросов.
Она слышала, как он приближается. – Я не был слишком долго. Ты страдаешь. Я поступил безответственно.
– Безответственно сохранять мне жизнь, ничтожный ты уродец.
– Может, я заслужил такие слова. Давай, пей.
– А если откажусь?
– Тогда наступит неминуемая смерть. Ты проиграла, я победил. Ученая, ты уверена, что хочешь этого?
– Ты подталкиваешь к упрямому сопротивлению. Понятно. Садисту жертва нужна живой. Так долго, как может выдержать.
– Обезвоживание – самый неприятный способ смерти, Джанат Анар.
Он поднес ко рту колпачок с водой. Она выпила.
Не так быстро, – сказал Танат, отступая. – Ты повредишь себе. Видишь ли, мне такое видеть не впервой.
– Когда видишь, как личинки ползают в твоем дерьме… Ятванар, в следующий раз забери клятую свечку.
– Если я это сделаю, – отвечал он, – ты ослепнешь.
– А кому какая разница?
Он снова подошел и вылил в рот еще воды.
Затем обошел по кругу, омывая тело. Там, где по сухой коже стекала рвота, появились язвы; он заметил, что женщина поранила запястья, пытаясь вынуть руки из кандалов. – Ты выглядишь гораздо хуже, Джанат, – сказал он, втирая в раны мазь. – Ты не сможешь протащить кисти через…
– Паника не думает, что можно и что нельзя сделать. Танат Ятванар, однажды ты откроешь это для себя. Некогда, во втором столетии, жил жрец, создавший культ на основе утверждения, будто каждая жертва, пострадавшая от нас в жизни, ждет за гранью смерти. От самой мелкой раны до самой серьезной – каждая жертва следует за тобой в смерть… Ждет. Тебя.
Каждый живущий создает личную «экономику духа», накапливая долги или прибыли. Скажи, истопат, сколько долгов у тебя? Сколь велик дисбаланс между добрыми делами и бесконечными актами насилия?
– Нелепый и безумный культ, – буркнул он, отодвигаясь. – Неудивительно, что он провалился.
– В этой империи – да, совсем неудивительно. Жреца вывели на улицу и разорвали по суставам. Но говорят, что приверженцы остались среди покоренных народов – Тартеналов, нереков, фентов, жертв жестокости Летера. Недавно весь подобный люд пропал из города; перед этим появились слухи о возрождении культа.
Танал Ятванар ощерился: – Провалившийся всегда ищет подпорки и оправдания. Он делает слабость добродетелью. Карос Инвиктад описал это жалкое явление в одном из своих трактатов…
Смех Джанат перешел в хриплый кашель. Отдышавшись, она сплюнула, бросив: – Карос Инвиктад. Знаешь, почему он так презирает академиков? Он сам – неудавшийся академик. – Она оскалила покрытые пятнами зубы. – Называет это трактатами. Неужели? Храни Странник, как претенциозно. Карос Инвиктад не может сочинить одного аргумента, куда там до трактатов…
– Тут ты не права, женщина, – возразил Танал. – Он даже объясняет, почему не преуспевал, будучи юным студентом… о да, он не отрицает ваших оценок его ученой карьеры. Тогда им играли эмоции. Он был неспособен выработать прочную позицию и часто впадал в гнев – на свои ошибки и неудачи. Но годы спустя он понял, что все эмоции следует изгнать, лишь тогда внутреннее видение станет чистым.
– Ага, ему нужна была травма! Интересно, какая? Подозреваю, какое-то предательство. Женщина? Протеже? Покровитель? Какая разница… Карос Инвиктад стал для меня яснее. Ясно, почему он таков, каким стал. – Она снова засмеялась, уже не кашляя, и сказала: – Тонкая ирония. Карос Инвиктад, ставший жертвой.
– Не надо…
– Жертва, Ятванар! И такая роль ему не нравилась, о нет, совсем нет! Ему было больно. Мир сделал ему больно, и он возвращает должок. И еще не сравнял счет. Видишь ли, никогда не сравняет, потому что внутри он всё еще жертва, его всё еще секут. Как ты сам недавно сказал, жертва и подпорки, добродетель из слабости – одно питает другое. Бесконечно. Неудивительно, что он переполнен самодовольством, при всех сказках о бесстрастном интеллекте…
Он ударил ее, сильно. Голова откинулась набок, брызнули слюна и кровь.
Задыхаясь, чувствуя непонятное напряжение, Танал прошипел: – Наскакивай на меня, академик, если хочешь. Но не на Кароса Инвиктада. Он подлинная и последняя надежда империи. Один Карос Инвиктад поведет нас к славе, к новой эре, эре без Эдур, без полукровок, без всех этих падших народов. Нет, только летерийцы – империя, распространяемая огнем и мечом до самих пределов прародины, до Первой Империи. Он видел наше будущее! Нашу судьбу!
Она смотрела на него, едва видимая в тусклом свете. – Разумеется. Но сначала он должен убить каждого летерийца, достойного так зваться. Карос Инвиктад, Великий Ученый, и империя негодяев…
Он ударил ее снова, еще сильнее. Отпрянул, поднимая кулак – рука тряслась, содранная кожа саднила, между пальцами застрял осколок выбитого зуба.
Женщина потеряла сознание.
«Ну, сама напросилась. Не умеет останавливаться. Это значит, что она желала… в глубине души хотела, чтобы я бил ее. Я о таком слышал – Карос рассказывал – они все начинают любить это… им хочется внимания…
Значит, я должен пренебрегать ею. Хватит. Принести воды, вымыть, накормить.
Но бить буду еще».
Но она все же была в сознании и что-то мямлила. Он не смог разобрать. Подвинулся ближе.
– … на той стороне… я буду ждать тебя… на другой стороне…
В животе Танала Ятванара зашевелился слизняк. Но тут же сдох. Никакой бог не судит умирающих. Никто не отмеряет дисбаланс деяний – сами боги не совершенны – их деяния судят все, кому не лень. Кто же придумал загробную жизнь? Это естественное наказание? Смехотворно. В природе нет равновесия. К тому же природа существует в этом мире и только в нем одном – ее правила ничего не значат там, где кончается мост…
Танал Ятванар обнаружил себя в коридоре. Отвратительная баба и ее клетка остались далеко позади. Он не помнил, как уходил.
Карос повторял снова и снова: правосудие есть ложь. Его не существует в природе. «Слишком рьяные и слишком благочестивые люди видят воздаяние в природных катастрофах; каждый уверен, будто мир кончится, но пощадит именно его. Но мы же знаем, что мир наследуют настырные, а не правые».
«Если только», – услышал он голос Джанат, – «эти понятия не совпадают».
Он зарычал, побежав вверх по стертым ступеням. Она глубоко внизу. В цепях. Пленница одиночной камеры. Для нее нет спасения.
«Я оставил ее там, глубоко внизу. Далеко внизу. Она не убежит».
Но женский смех все звучал в уме.
Он уже не был уверен, что…
Два крыла Вечной Резиденции давно пустуют: длинные свободные коридоры, никогда не видевшие обитателей комнаты, склады, погреба, каморки слуг, кухни. Патрулирующие здание стражники дважды в день проходят с фонарями, оставляя за спинами непроглядную тьму. Необитаемые места все сильней отсыревают, пыль становится грязью, грязь гниет, распространяя кислую вонь, текущую между оштукатуренных стен и скапливающуюся на уровне пола.