Буря Жнеца (ЛП) - Эриксон Стивен. Страница 95

– Не пора ли сотворить врата?

Быстрый Бен облизнул губы. – Я уже думал. То есть я оправился после последнего раза. Более или менее. И нашел, куда можно пойти. Это всего лишь…

Тралл Сенгар оперся на копье. – Ты пошел в магическое странствие с гримасой обреченного. Если наша цель действительно так опасна, я готов понять твое нежелание. Я слежу за тобой уже давно, и мне ясно, что битва с Икарием ослабила тебя на каком-то базовом уровне. Может, ты боишься, что неспособен соорудить врата достаточно прочные, чтобы провести нас троих? Если так…

– Погоди, – мысленно ругаясь, прервал его колдун. – Ладно, ладно, я стал… хрупким. Именно после Икария. Ты замечаешь слишком многое, Тралл Сенгар. Но я смогу провести нас всех. Это обещаю. Просто… – он посмотрел на Онрека, – ну… могут произойти всякие неожиданные осложнения.

– Мне грозит опасность? – спросил Онрек.

– Не уверен. Может быть.

– Пусть это не влияет на твои решения. Мной можно пренебречь. В конце концов, рыбы меня не съедят.

– Если мы уйдем, – ответил Быстрый Бен, – ты можешь оказаться запертым здесь навеки.

– Нет. Я покину эту форму. Я встречу забвение в воде.

– Онрек… – с очевидной тревогой начал Тралл.

Но Быстрый Бен вмешался: – Ты идешь с нами, Онрек. Я просто сказал, что не вполне уверен, что с тобой случится. Не могу объяснить. Все зависит от того, где именно мы окажемся. От свойств того Королевства.

Тралл фыркнул. – Иногда, колдун, – произнес он с кривой ухмылкой, – ты наводишь полное отчаяние. Лучше открой проход, или мы упокоимся в брюхе у рыбы. – Он показал пальцем за спину Бена: – Вот та самая большая – видите, остальные рассыпались. И она несется прямо на нас.

Колдун оглянулся, и глаза его расширились.

Вода глубиной по пояс даже не закрывала глаз рыбины; она ползла по дну озера. «Чертов сом, больше напанской галеры…»

Быстрый Бен воздел руки и выкрикнул громким, странно сиплым голосом: – Пора сваливать!

«Хрупкий. О да, именно. Я пропустил сквозь себя слишком много в попытках его отбросить. У костей и плоти смертного есть предел. Правило старое как сам Худ».

Он с усилием открыл портал, услышав, как шумно забурлила вода покидаемого мира. Поток чуть не сбил его с ног – и маг рванулся вперед, крича: -За мной!

Снова тошнотворный, ужасный миг удушья – и он побежал по потоку, разбрызгивая воду – холодный воздух сомкнулся вокруг, поднялись облака пара.

Тралл Сенгар проковылял мимо и уткнул копье в почву, чтобы не упасть.

Быстрый Бен с тяжким вздохом поворотился. Увидел фигуру, проходящую сквозь белый пар.

Удивленный крик Тралла поднял в воздух птиц, сидевших на ближайших деревьях; они взметнулись в небо, с разных сторон облетая голову Онрека. Заслышав звуки голосов, ощутив несущиеся по лицу крошечные тени, воин поднял голову и замер на месте.

Быстрый Бен видел, как грудь Онрека поднялась от вдоха, который все не кончался.

Имасс склонил голову.

Колдун уставился на лицо, на гладкую, отполированную ветрами кожу. Зеленые глаза блестели из-под тяжелых надбровных дуг. Из плоского, много раз сломанного носа вырвались две струйки пара.

Тралл Сенгар вскрикнул: – Онрек? Ради Сестер, Онрек!

Глаза, спрятанные в складках кожи, задвигались. Голос обретшего плоть и кровь воина оказался низким, рокочущим. – Тралл Сенгар? Это… это смертная доля?

Тисте Эдур сделал шаг к нему. – Ты уже не помнишь? Не помнишь, каково быть живым?

– Я… а… да. – Суровое, с резкими чертами лицо исказила гримаса изумления. – Да. – Он еще раз глубоко вздохнул, на этот раз почти с восторгом. Необычные глаза смотрели на Бена. – Колдун, это иллюзия? Греза? Странствие духа?

– Не думаю. То есть… это вполне реально.

– Это… это Королевство… Это Телланн.

– Может быть. Не знаю точно.

Тралл Сенгар вдруг упал на колени; Бен увидел, что по худому, пепельному лицу Эдур текут слезы.

Плотный мускулистый воин, все еще облаченный в рваные меха, не спеша оглядел неброские пейзажи бескрайней тундры. – Телланн, – шепнул он. – Телланн.

– Когда мир был юным, – начал Красная Маска, – окружающие нас равнины были выше, ближе к небесам. Земля была тонкой кожей, покрывшей пласты плоти, замороженные стволы и листья. Гнилые трупы старых лесов. Под летним солнцем незримые реки текли через лес, мимо каждого сучка, вокруг каждой сломанной ветки. С каждым летом жар солнца становился сильнее, лето было длиннее, и река прибывала, затопляя громадину погребенного леса. Так оседала равнина, когда иссохший лес превращался в прах, и с каждым дождем вода проникала все глубже, разнося прах на запад, на восток, на север, на юг, следуя долинам, соединяя потоки. Все растекалось во все стороны.

Месарч сидел безмолвно, как и все воины – двадцать или более человек, собравшихся слушать старую легенду. Ни один из них – в том числе Месарч – не слышал ее в таком варианте, когда слова падали из-за алой маски, исходя от воителя, редко подававшего голос, но способного говорить с размеренной точностью стариков-сказителей.

К’чайн Че’малле встали неподалеку, нависающие, неподвижные как пара гротескных статуй. Месарч воображал, что они тоже слушают, как и собратья – воины.

– Земля покинула небо. Земля осела на камень, на самую кость мира. Тогда земля отразила эхо мерзкого колдовства шаманов Оленьих Рогов, тех, что поклонялись булыжникам, почитали камни, делали из них орудия. – Он помедлил. – Это было не случайно. Я рассказал вам одну истину. Есть и другая. – - Он молчал еще дольше. Глубоко вздохнул. – Шаманы Оленьих Рогов, кривые как корни деревьев, немногие оставшиеся, те, что все еще осаждают наши сны и бродят по древней равнине. Те, что таятся в трещинах мировой кости. Иногда их тело истлевает, и только высохшие лица взирают из трещин, бросая вызов вечности. Как и подобает жертвам древнего проклятия.

Не один Месарч вздрогнул, ощутив предрассветный холод, проникнувшись нарисованными Маской образами. Каждый ребенок знает об искалеченных, зловредных духах давно умерших, но не способных умереть до конца шаманов. Они катают камни в ночи под звездами, складывая странные узоры; они грызут зубами булыжники, выцарапывая жуткие сцены, видимые лишь на заре или на закате, а днем уходящие в смерть. Чаще всего камни отесаны так, что пробуждают потаенную магию на закате, и рисунки появляются из того, что казалось случайной сетью сколов. Магия, способная умертвить ветер вокруг себя…

– Во времена до опускания равнины шаманы и их страшные поклонники творили музыку на закате солнца и в разгар ночи; было у них и другое священное время – когда выпадал снег. Они не использовали барабаны из кожи. Они не были им нужны. Нет, они использовали шкуру земли, погребенный внизу лес. Они трясли кожу мира, пока каждая тварь не начинала дрожать, пока бхедрины не бросались в бегство, десятки тысяч как один – дикая паника в ночи – и шаманы Оленьих Рогов питались темной силой страха.

Но под конец пала сама равнина – стремясь схватить вечность, шаманы убили саму землю. Их проклятие не знает предела. Их проклятие может схватить нас за шеи – всех и каждого здесь – в эту самую ночь.

Красная Маска умолк надолго, как бы позволяя ужасу свободно проникать в сердца слушателей. Наконец он заговорил снова: – Шаманы собрали своих не ведающих смерти воинов и повели на войну. Они покинули здешнюю равнину – и с тех пор сюда возвращаются только павшие в битвах. Искореженные остатки. Неудачники, выветренные как сама земля; им никогда не поднять голов, не посмотреть в небеса. Таково их проклятие.

Мы не прощаем. Не нам прощать. Но мы не забудем.

Лыковый Баклан. Долина Барабанов. Летерийцы верят, будто мы почитаем ее. Они верят, будто долина была местом битвы между овлами и К’чайн Че’малле, хотя летерийцы не ведают истинного имени наших древних врагов. Возможно, здесь были стычки, память о них выжила, чтобы исказиться и принять ложные формы. Многие из вас верят в новые формы, почитая их истинными. Древняя битва. Та, что мы выиграли. Та, что мы проиграли – старцы стали смело выбалтывать секреты, как будто поражение вонзилось ножом в их сердца. – Маска пожал плечами, словно отметая такое предположение.