Игра по правилам - Френсис Дик. Страница 20

Я хотел было что-то сказать, но она с силой взмахнула рукой, описав в воздухе дугу, и во время этого полета черная «сигара» выросла в длину более чем в два раза, превращаясь в толстый, гибкий, серебристый прут, который со страшной силой обрушился на мое левое плечо; такого удара было достаточно, чтобы свалить в первом раунде тяжеловеса.

Глава 6

Онемев, мои пальцы выпустили шкатулку. Я пошатнулся от сильного удара и, потеряв равновесие, стал падать, думая при этом только об одном — ни в коем случае нельзя опираться на ногу. Выронив связку ключей, я схватился правой рукой за спинку черного кожаного стула, чтобы устоять, но он, переворачиваясь под моим весом, упал и приземлился на меня, оказавшегося на ковре среди многочисленных ножек стульев, стола и костылей, в спину мне упиралась зеленая шкатулка.

Вне себя от ярости, пытаясь понять, что происходит, я наконец собрался с духом, чтобы со всей душой и искренностью сказать одно-единственное слово:

— Сука.

Бросив на меня злобный взгляд, она подошла к телефону и нажала три кнопки срочного вызова.

— Полиция, — сказала она и, как только ее соединили, продолжила:

— Полиция? Я хочу сообщить о краже со взломом. Я поймала грабителя.

— Я брат Гревила, — глухо возразил я, продолжая оставаться на полу.

В тот момент до нее это, похоже, не дошло. Я решил повторить уже более громко:

— Я брат Гревила.

— Что? — спросила она отсутствующим голосом.

— Господи, ты что, глухая? Я не грабитель. Я брат Гревила Фрэнклина.

Я осторожно попытался принять сидячее положение и обнаружил, что совсем обессилел.

Она положила трубку.

— Почему же ты не сказал сразу? — спросила она.

— А у меня благодаря тебе была такая возможность? И кто ты сама? Какого черта ты врываешься в дом моего брата и калечишь людей?

Она держала наготове свою страшную штуку, которой меня ударила, и смотрела на меня так, словно ждала, что теперь я в свою очередь наброшусь на нее, чего мне, по известным причинам, хотелось. За последние шесть дней я был избит лошадью, хулиганом и женщиной. В конце концов я умру от того, что по мне пройдет едва начавший ходить ребенок. Я потрогал пальцами правой руки лоб, потом поднес ладонь ко рту с мыслями о беспросветном мраке жизни вообще.

— Что с вами? — спросила она после некоторого молчания.

— Ровным счетом ничего, — убирая от лица руку, медленно произнес я.

— Я вас просто стукнула, — с осуждением в голосе сказала она.

— Может, мне вам тоже съездить этой штукой, чтобы вы почувствовали, каково это?

— Вы разозлились. — В ее голосе слышалось некоторое удивление.

— Вы не ошиблись.

С трудом поднявшись с пола, я поставил упавший стул и сел на него.

— Так кто же вы? — повторил я.

Но я уже знал, кто она — та женщина, которую я слушал по автоответчику. Я узнал ее голос. Граненое стекло. «Где ты, дорогой? Я люблю тебя».

— Вы звонили ему на работу? — спросил я. — Вы — миссис Уильяме?

Она, казалось, задрожала и внутренне сникла. Миновав меня, она подошла к окну и посмотрела в сад.

— Он правда умер? — спросила она.

— Да.

Ей было сорок, а может, и больше. Почти с меня ростом. Совсем не хрупкая и миниатюрная. Решительная и властная женщина, пребывающая в мучительных переживаниях.

На ней был плащ с кожаным поясом, несмотря на то что уже несколько недель не шел дождь, и строгие черные туфли. Ее густые темные волосы были гладко зачесаны назад, завиваясь над воротником, и искусная стрижка создавала скромный ухоженный вид. На ней не было видно никаких украшений, едва заметные остатки помады на губах и никакого запаха парфюмерии.

— Как? — наконец спросила она.

У меня было большое желание ничего ей не рассказывать, отомстить за неожиданное нападение, причинить ей боль, расквитаться. Но это не имело смысла, я знал, что в результате испытал бы больше стыда, чем удовлетворения, и, поборов в себе эти чувства, я коротко объяснил ей про строительные леса.

— Это случилось в пятницу днем, — завершил я рассказ, — он сразу потерял сознание и скончался рано утром в воскресенье.

Медленно повернув голову, она посмотрела мне в лицо.

— Вы — Дерек? — спросила она.

— Да.

— Я Кларисса Уильяме.

Никто из нас не сделал попытки протянуть друг другу руку. На мой взгляд, это было бы неуместно.

— Я пришла взять кое-какие свои вещи, — сказала она. — Я не ожидала никого здесь увидеть.

«Это типичное оправдание, — подумал я, — а если бы я и вправду оказался грабителем, она бы не дала унести мне всякие старинные вещицы».

— Какие вещи? — спросил я.

Немного помедлив, она наконец ответила:

— Несколько писем — вот и все.

Кларисса перевела взгляд на автоответчик, и ее лицо заметно напряглось.

— Я прослушал эти записи, — сказал я.

— Боже мой!

— Почему это вас так беспокоит? Похоже, у нее были на это свои причины, но она не собиралась мне о них рассказывать, по крайней мере в тот момент.

— Я хочу их стереть, — произнесла она. — Это было одной из причин моего прихода.

Она взглянула на меня, но у меня не было никаких оснований для возражений, и я ничего не ответил. Осторожно, словно каждый шаг требовал моего разрешения, она неловко подошла к автоответчику, перемотала пленку и нажала на «запись», сменяя безмолвием все, что там было записано. Затем, вновь перемотав пленку, она нажала на «воспроизведение», и уже не были слышны те отчаянные призывы.

— Кто-нибудь еще слушал?..

— Не думаю. Если только уборщица имела такую привычку. Похоже, она сегодня приходила.

— О Господи!

— Там же нет вашего имени.

«И что я ее успокаиваю?» — думал я. Я все еще ощущал слабость в руках и с содроганием вспоминал тот страшный удар.

— Хотите выпить? — неожиданно спросила она. — У меня был жуткий день.

Она подошла к подносу с бутылками и налила в большой стакан водки.

— Что вы будете?

— Воду, — ответил я, — двойную. Поджав губы, она со стуком поставила бутылку на стол.

— Соду или тоник? — холодно спросила она.

— Соду.

Она налила мне в стакан содовой и немного разбавила свою водку тоником. Лед был внизу, в холодильнике. Однако никто об этом не упомянул.

Я обратил внимание, что она оставила свое смертоносное оружие возле автоответчика, предполагая, что я, очевидно, уже не представлял для нее никакой угрозы. Словно избегая непосредственного контакта, она с официальным видом поставила мой стакан возле меня на стол между маленькими каменными мишками и хризантемами и сделала несколько больших глотков из своего. «Лучше, чем транквилизаторы», — подумал я. Алкоголь снимает стресс, лечит душевную боль. Самая лучшая в мире анестезия. Я бы и сам с удовольствием не отказался.

— Где ваши письма? — спросил я.

Она включила настольную лампу. Сгущавшиеся за окном в саду сумерки резко превратились в ночь, и я всей душой желал, чтобы она поторопилась, потому что сам хотел домой.

Кларисса посмотрела на книжный шкаф, занимавший почти всю стену.

— Я думаю, там. В какой-нибудь книжке.

— Тогда начинайте искать. А то это может занять всю ночь.

— Вам нет необходимости ждать.

— Думаю, придется, — сказал я.

— Вы что, мне не верите? — спросила она.

— Нет.

Она в упор посмотрела на меня.

— Почему?

Я не сказал, что из-за алмазов. Я никому не доверял. Я не знал, кого мог без опаски попросить найти их или кто мог их искать, чтобы украсть, если бы знал, что их можно найти.

— Я вас не знаю, — сказал я безразличным тоном.

— Но я... — Она замолчала, пожав плечами. — Кажется, я тоже вас не знаю. — Она подошла к книжным полкам. — Некоторые из этих книг пустые.

«Ах, Гревил», — подумал я. Как же я смогу найти, что он спрятал? Я предпочитал прямые дорожки. Его же мысли блуждали по лабиринту.

Кларисса стала вынимать книги с нижних полок и открывать обложки. Однако, как мне показалось, не методично одну за другой подряд, а в основном те, у которых были синие корешки. Через некоторое время она нашла одну пустую и, стоя на коленях, с нарочитым сарказмом открыла ее на полу, чтобы я мог убедиться в том, что она ничего не пыталась взять оттуда тайком.