В погоне за солнцем (СИ) - Элер Алиса. Страница 52

   - Да.

   - Матушка просила тебя к себе. Кажется, они собираются обсудить церемонию с лордом вьер Шаньер, - Даррен поджал губы, в золотистых глазах скользнула тень тревоги. Помедлив, он добавил: - Но я не уверен, что тебе стоит идти. По крайней мере, сейчас.

   Не дождавшись ответа, брат поднялся и, пройдя перед ней, присел рядом. Несколько мгновений, созвучных ударам сердца, Иришь не видела ничего - только красно-коричневый сюртук с золотым шитьем. Когда Даррен отступил и солнечный свет ударил в глаза золотым кружевом, Эрелайн, прежде молчавший, вмешался в разговор. И в затихшем вдруг ветре, будто решившем перевести дух, она расслышала: "...а что думаете вы, Эрелайн?". И его отрывистое: "Я не вижу причин, по которым мы должны согласиться".

   - Любуешься.

   - Не смешно, - резко сказала Иришь, сразу вспомнив, что он сказал это раньше, только начав разговор. Тогда она не расслышала его - так сильно захватили ее чувства.

   - Жаль, что сейчас не бал, - негромко проговорил Даррен, пытаясь нарушить тягостную паузу и мягко ей улыбнувшись. - Я бы пригласил тебя на танец, и ты бы перестала грустить.

   - Да. Жаль, что сейчас не бал, - эхом повторила Иришь. И безразлично продолжила: - На них звучит музыка, а под музыку всегда так хочется танцевать.

   Ее ровный, безразличный голос так странно диссонировал, не сочетался с восторженными и искренними словами, что становилось жутко.

   Иришь замолчала. Тишина полнилась звуками старинного парка: где-то вдалеке чирикали птицы - юркие и черноперые, совсем маленькие; рядом звенел ручей. Ветер качал полураспустившиеся бутоны дикой розы и ее черные волосы, волной струящиеся по плечам.

   Так тихо, так сладко... Только сердце, тронутое зимней изморозью, не может согреться.

   Иришь вздрогнула и обернулась, почувствовав осторожное прикосновение к своей ладони.

   Даррен взял ее за руку - и крепко сжал, словно стараясь передать собственное спокойствие и уверенность.

   - Иришь, это только политика, дань прежним клятвам. Последний шаг к тому, чтобы вражда между нашими домами осталась в прошлом. Важен не брак, важна сама церемония как символ единения. Несколько лет - и вы сможете разойтись. Что это в сравнении с вечностью?

   - Я знаю. И понимаю. Ты ошибся: я грущу не поэтому.

   - Тогда в чем дело? - напрямик спросил он, что мог позволить только с ней. - Я не понимаю.

   - И не поймешь.

   - Я настаиваю.

   Иришь отвернулась. Не осознавая, что делает, потянула перчатку и, наполовину сняв ее, начала нервно теребить ткань, не желая давать ответ. Как-то отстраненно Иришь отметила, что Эрелайн покинул разговор. Покинул, наверное, с родителями, не дождавшимися ее.

   "Матушка будет недовольна", - безразлично подумала она.

   Пусть будет. Ей все равно.

   - Он мне не нравится, - наконец, начала Иришь. - Просто не нравится. Не могу сказать, чем. В нем есть что-то... что-то такое, чего не должно быть. Я не знаю, Даррен, это звучит так глупо, но... Этот взгляд... Темный и холодный, пустой. Он... неправильный. И... Не важно! - резко оборвала себя она. - Я же вижу, что ты мне не веришь! К чему продолжать. Не знаю, зачем вообще стала говорить об этом.

   - Напрасно,- спокойно возразил Даррен. - Потому что я слушаю.

   - Слушаешь, но не веришь.

   - Не понимаю, - покачал он головой. - Это другое.

   - Есть ли разница, если итог - один? - с сожалением сказала она. И, не дав ему возразить, продолжила, сменив разговор: - Мы слишком задержались.

   Иришь поднялась со скамьи, огладила юбку, расправляя ткань. И, повернувшись к Даррену, улыбнулась:

   - Пойдем?

   - Мне не нравится твое настроение, - сказал он, поднявшись вслед за ней. И, прежде чем подать ей руку, смотрел на нее долгим пронзительным взглядом.

   - Мне тоже, - Иришь через силу улыбнулась, и улыбка вышла неискренней. Снова.

   А тревога, сжимающая сердце острыми коготками, не отступила.

***

   Эрелайн вернулся поздним вечером, когда солнце уже спряталось за неровную линию горизонта, выведенную плавными изгибами уходящих вдаль холмов. Отсветы ушедшего светила разлились по кромке прояснившегося к вечеру неба расплавленным золотом - и выплеснулись через край, затопив пологие склоны и устилавший их вереск... Эрелайн невольно улыбнулся: в солнечные дни край Зеленых Холмов был упоительно прекрасен. Жаль, еще немного, буквально пара минут - и все погрузится во мрак.

   Он улыбнулся, но уже грустно. Ночь - та, которую он ждал с самого утра - уже касалась босыми ногами карниза, почти шагнула в его окно, но не принесла обещанного покоя. Лишь новые тревоги, обязанности и дела, и стопку отчетов, которую не разобрать за полночи. И этот разговор... из-за того, что леди Ириенн заставила себя ждать, он затянулся, продлившись до самого обеда. Переговорить с Этвором он не успел, и теперь должен решать, что делать с Верховной, сам. В ближайшие дни выкроить время для встречи с лордом-правителем он не сможет, а медлить нельзя. И это приглашение на бал... Еще одна головная боль - и еще меньше времени. Ни отдохнуть, ни поспать...

   Но проводить догорающий закат он может себе позволить.

   Помедлив, Эрелайн извлек из шкафа тонконогий хрустальный бокал и бутыль красного вина. Она пылилась здесь уже, кажется, пятый год, терпеливо дожидаясь своего часа. Но гостей, которых стоило бы почтить сокровищем, не было, а сам лорд не любил вино. Разве что в такие редкие мгновения, как сейчас, ощущалось острое желание сделать пару глотков. В мгновения, когда его измученная, омертвевшая душа оживает под медовыми лучами заходящего солнца.

   Крепкое, терпкое - вино пьянило одним лишь ароматом. Настоящий шедевр винодельческого мастерства. Эрелайн пригубил напиток и, повинуясь внезапному порыву, распахнул ведущую на балкон дверь из мореного дуба. Шагнул на узкую каменную полосу балкончика, пальцами сжал парапет.

   Совсем не летний ветер, идущий с гор, пронизывал насквозь: забирался холодными пальцами под рубашку, трепал волосы, ласково гладил лицо. Прикосновения ледяными поцелуями обжигали кожу, почти до боли. Было отчаянно холодно, но Эрелайн отчего-то почувствовал себя счастливым и свободным, как никогда. И живым. Будто сбросил, наконец, все то, что угнетало его долгие десятилетия; заново родился в нежных, прощальных лучах солнца, в ледяном перезвоне горных кристально-чистых ветров.

   Но ветер переменился и затих, и черная тень упала на замок. Поглотила Драконьи Когти, его самого, и все вокруг - и умчалась далеко вперед, к горизонту, в погоне за солнцем. Стремительная и яростная, она, казалось, нагоняла его и непременно должна была поймать, но солнце извечно опережало ее на какие-то секунды, прячась в сердце холмов, как ночной цветок смыкает лепестки при свете луны.

   Радость и счастье, певшие в его сердце всего мгновение назад, ушли, оставив после себя гулкую, особенно ощутимую пустоту. Эрелайн выпрямился, встал болезненно прямо; улыбка исчезла с его вновь окаменевшего лица. Глаза потухли, и синева бескрайнего моря сменилось грозовым сумраком. Усталость, отступившая было в закатных лучах, утонувшая в свежести семи ветров, накатила с тысячекратной силой. Тяжесть долга, глухая ненависть к себе - все вернулось, а случившееся казалось минутным помешательством; видением, призрачным и эфемерным.

   Было больно и обидно. И очень глупо. Как он мог поверить?.. Устремиться за мечтой, нырнуть в омут с головой, поверить в неосуществимое? Дурак. Просто дурак.

   Он ведь давно смирился... давно, шестьдесят два года, месяц и два дня назад. В такой же дивный день поздней весны, наполненный смехом и улыбками, хрустальным ветром и нежностью солнца. Он умер в тот день, раз и навсегда. И незачем ворошить прошлое. То, что умерло, не вернуть.

   Ветер вновь налетел, одиноким порывом захлестнув в объятиях. И шепнул, ожегши: