Испытай себя - Френсис Дик. Страница 43

Еще через час работы под нашим навесом уже лежали доски из теплицы, где выращивались огурцы, и целая куча сухой мелкой растопки. Затем я показал им, каким образом следует настругивать мокрые палочки для разжигания. Мальчики, пользуясь своими ножами, повторили мой урок, причем Гарет сделал это быстро и аккуратно, а Кокос провозился довольно долго.

Наконец с помощью спичек, огарка свечи, пучка сухих листьев, палочек для разжигания, досок из теплицы (коровьих лепешек мы не нашли) и сопутствующей удачи нам удалось разжечь прекрасный яркий огонек среди всего этого ненастья. Лица мальчиков просветлели, как будто среди ночи неожиданно взошло солнце.

Сквозь навес струился дымок. В связи с этим я заметил, что если бы нам пришлось жить здесь несколько месяцев, то дым от костра можно было бы использовать для копчения мяса и рыбы. Лучше всего для копчения подходит древесина яблони. От нее идет особый аромат. Неплох также и дуб, правда, такого аромата он не дает.

— Здесь невозможно прожить несколько месяцев. — Кокосу было даже трудно представить себе подобное.

— Не всегда светило солнце в Щервудских лесах, — ответил я.

Подбрасывая веточки, упавшие с яблони, мы принялись сооружать шалаш, причем в качестве основы крыши мы выбрали пару стволов засохших деревьев, закрепив их между двумя живыми. Сверху набросали веток можжевельника; пол нашего шалаша мы выстлали ветками засохших растений, листвой и мелкими сучьями.

На наши головы, конечно, упало несколько капель, но во всем остальном мы чувствовали себя весьма комфортно.

Ужин, когда мы после всех наших праведных трудов сумели его наконец приготовить, состоял из того, что нам удалось добыть из заброшенного сада: нескольких пучков дикой петрушки, окопника, земляных груш, нескольких вилков брюссельской капусты («Бр-р», — пробормотал Гаррет) и зеленого салата из подорожника, щавеля и одуванчиков. (Снова послышался возглас «Бр-р». ) Лютики в салат я запретил добавлять, сообщив, что это может привести к отравлению. Никогда не ешьте ядовитых лютиков, напутствовал я своих учеников, будьте благодарны тому, что у нас под рукой, нашлись одуванчики.

Кокос наотрез отказался даже смотреть на дождевых червей, которых можно было бы накопать чертову дюжину. Мои питомцы вместо червей набросились на принесенную из дому копченую свиную грудинку, резали ее кусочками, а затем поджаривали в костре на очищенных от коры и заточенных палочках. Они настолько проголодались, что даже после грудинки долго обсасывали сладкую внутреннюю поверхность очищенной коры молодой березы. Кора молодой березы, заметил я, очень питательна. Гарет уверил меня, что каждое мое слово — это для них информация к действию.

Из старого бачка у водоотстойника теплицы мы набрали вспенившейся дождевой воды и вскипятили ее в пустой жестянке из-под кока-колы, которую Гарет предусмотрительно захватил из помойного контейнера в Шеллертоне. Мое предложение сварить кофе из жареных корней одуванчиков мальчики отвергли. Они в два голоса заявили, что в следующий наш поход захватят пакетики с чаем.

Мы сидели в своем убежище неподалеку от костра, весело потрескивающего на своем каменном основании. Все было съедено, дождь непрерывно стучал по нашей импровизированной крыше. Эксперимент явно надо было заканчивать.

— Как насчет того, чтобы здесь заночевать? — спросил я.

На лицах мальчиков появилось выражение ужаса.

— Имея огонь и укрытие, — пояснил я, — вы выживете.

— Жутко холодно, — заметил Гарет. — Это будет не жизнь, а мучение.

— Совершенно верно.

Возникла непродолжительная пауза, затем Гарет добавил:

— Выживание — это не такая уж веселая штука, не так ли?

— Как правило, совсем не веселая, — согласился я. — Просто проблема жизни и смерти.

— А будь мы благородными разбойниками в Шервудском лесу, за нами бы охотились люди шерифа, — начал фантазировать Гарет.

— Было бы совсем скверно, — согласился я.

Кокос осмотрелся, будто вокруг нас действительно прятались враги. Мне показалось, что его даже передернуло от мысли о такой возможности.

— Нам нельзя оставаться здесь на ночь. Завтра утром мы должны быть в школе, — заявил он.

Облегчение, которое я прочитал на их лицах, выглядело несколько комично, и мне показалось, что на секунду-другую они представили себя в еще более древнем и жестоком мире, где каждый новый день — это борьба, где холод и голод являются нормой жизни, где на каждом шагу подстерегает опасность. В мире примитивном, задолго до Робин Гуда и друидов, бродивших некогда по низинам Беркшира, задолго до появления законов и власти, задолго до возникновения племен и вообще какого-либо организованного общества с присущим ему наличием нравов и обычаев, прав и обязанностей. В мире, где выживали только сильные, а слабые погибали, в мире, где господствовал этот неумолимый закон природы.

Когда густые тучи начали заволакивать и без того беспросветное небо, мы принялись разбирать костер, тлеющие головешки загасили о мокрую траву, оставшиеся сухие сучья от яблонь аккуратно уложили под каменное основание костра и тем же путем отправились домой.

Выйдя из шалаша, Гарет оглянулся и с какой-то задумчивой грустью в глазах посмотрел на наше убежище и мертвое кострище; тем не менее домой, в лоно цивилизации, мальчики устремились вприпрыжку и с громким гиканьем.

— Все было великолепно, — подвел итог Гарет, пробираясь в дом через дверь черного хода, — а теперь пора приняться за пиццу, за две пиццы, а возможно, и за три.

Рассмеявшись, я стащил с себя свою многострадальную лыжную куртку и, оставив своих юных друзей на пороге кухни, направился наслаждаться теплом семейной комнаты. Да не тут-то было — в комнате я обнаружил целое сонмище личностей, пребывающих в состоянии сильнейшей депрессии. Все эти личности сидели в креслах и явно размышляли о днях грядущих, причем их вряд ли заботила проблема добывания пищи насущной, все их мысли были заняты надвигающейся бедой.

Гарри, Фиона, Нолан, Льюис, Перкин, Мэкки и Тремьен сидели молча, будто обо всем необходимом и важном уже переговорили.

Целиком погруженные в свои раздумья, они отнеслись к моему приходу как-то отрешенно, будто заявился нежданный гость либо в их личной трагедии появилось лишнее действующее лицо.

— Ах, это вы... Джон, — промолвил Тремьен, пошевелившись в кресле и как-будто что-то припоминая. — Мальчики еще живы?

— Более или менее.

Я налил себе моего любимого вина и уселся на свободную табуретку, чувствуя себя не совсем ловко среди этих подавленных людей. Мне стало ясно, что теперь им известно все то, что знал я, может, даже и больше.

— Но если этого не сделал Гарри, то кто же? — задал вопрос Льюис.

Этот вопрос, видимо, уже неоднократно звучал в этой комнате, поэтому никто не удостоил его ответом.

— Инспектор Дун найдет убийцу, — пробормотал я.

— Он и не пытается, — возмутилась Фиона. — Он уверен, что виноват Гарри, и не ищет никого другого. Это возмутительно.

Доказательства того, что Дун остановил свой выбор только на Гарри, были прерваны гудком подъехавшего автомобиля. Такова была привычка Сэма Ягера возвещать о своем прибытии. Он влетел в комнату в состоянии сильного негодования.

— Тремьен, — начал он с порога и вдруг резко остановился, увидев все семейство в сборе. — О! Вы все здесь.

— По-моему, ты собирался отдохнуть, — подавленно заметил Тремьен.

— Манал я этот чертов отдых. Стоило мне прилечь и начать зализывать раны, как вы мне и велели, заявился этот чертов полицейский. И это в воскресный день! Самый последний педераст имеет право отдохнуть в воскресенье! И знаете, каким куском дерьма он в меня кинул? Ваши чертовы конюшенные девки доложили ему, что у меня были шуры-муры с этой вашей, будь она неладна, Анжелой, как бишь ее фамилия, Брикел.

Непродолжительное молчание, повисшее в комнате после этого заявления, никак нельзя было назвать недоверием.

— А ты крутил с ней? — спросил Тремьен.

— Не в этом дело. Я не помню ни о каких июльских вторниках прошлого года. А этот приятель Дун спрашивал меня, что я делал именно в один из вторников, как будто это возможно вспомнить. Сказал, что возился на своей лодке. Тогда он поинтересовался, веду ли я вахтенный журнал и записываю ли время. Интересно, всерьез ли он это спрашивал? Я ответил, что у меня нет никакой зацепки, чтобы припомнить те времена. Возможно, усмехнулся я, развлекался с парочкой не очень привередливых девиц, но на мой юмор он никак не отреагировал; по-моему, он его начисто лишен. В ответ Дун заявил, что в подобных делах всякие смешки неуместны.