Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 18

Впрочем, у Гвендолен сейчас не было желания вообще ни с кем говорить. Даже на привыкших к ее манере общения и покорно ждущих рядом с ней на галерее Логана с Дагаддом она вылила уже не чашу, а целый котел изощренного остроумия, так что они даже стали с беспокойством на нее поглядывать.

— Гвендолен, — сказал наконец Логан, — нам обязательно нужно сегодня с ним поговорить.

— Ваши планы удивительно однообразны, — фыркнула Гвендолен. — Или вы не надеетесь на мою слабую память, поэтому решили повторить в двадцатый раз? Только если я страдаю недостатками памяти, то вы зрения. Не видите, сколько в зале воинов Провидения?

— Если вы считаете, что надо подождать, я подожду, — упрямо повторил Логан. — Но мы не уйдем отсюда, пока с ним не встретимся.

— Она ведь сама до жути хочет с ним языком подвигать, — вступил Дагадд, с некоторой тоской глядя на свой живот. Словно опасаясь, что он уменьшится от долго ожидания. — Но почему-то дрыгается.

— Я боюсь?

Гвендолен повернулась к нему так резко, что небрежно связанные в узел волосы рассыпались, а плащ за спиной натянулся и затрещал от желающих развернуться крыльев. По счастью, никто на эту сцену не обратил внимание, потому что в зал как раз торжественно втащили обещанного оленя, и обступившие его слуги стали поспешно отрезать мясо и подносить гостям. Логан мгновенно бросил созерцание эбрийских огнеглотателей и попытался вклиниться между Гвендолен и своим другом.

Тот, впрочем, радостно забыл обо всем, поскольку им на галерею также принесли здоровенный кусок оленьей ноги — Гвендолен все-таки не забыла позаботиться о нем, несмотря на их бесконечные препирательства.

— Ну хорошо, — сказала Гвендолен, стискивая зубы, — пеняйте на себя. И если исход этой встречи будет похож на предыдущий, не кидайте в меня костями, которые останутся от этой ноги через пять минут. Впрочем, у меня есть смутная надежда, что ваш премудрый Дагди не оставит и костей. Идите пока в тот кабинет под лестницей, что я вам показывала.

Она фыркнула и исчезла в каких-то тайных проходах галереи, чтобы через некоторое время появиться уже внизу, в зале среди пирующих и пляшущих. Ей было немного не по себе — тем более что волосы свободно лежали на плечах, а один их цвет был способен привлечь внимание толпы. Правда, одета она была как все пробегающие по залу слуги — в одинакового цвета камзолы и короткие плащи. Плащ с широким воротником не очень удачно, но все-таки скрывал крылья.

Но в такой толпе каждый начинает обращать внимание только на себя. К тому же все были увлечены оленем. Даже воины Провидения соизволили наконец расслабиться и подойти к столам, где разливали золотистое валленское.

Странными были эти последние пять-семь шагов, которые она делала по направлению к Баллантайну. Давно протянувшаяся между ними нить быстро наматывалась, толкая ее вперед, но ноги почему-то не хотели до конца сгибаться в коленях. Она поклонилась так низко, как могла, еще раз продемонстрировав тем самым все великолепие своих кудрей, скрывших лицо.

— Довольны ли вы тем, как мы все сделали, сьер Баллантайн?

У него снова было такое же вдохновенное лицо, какое она видела на Конклаве — он видел впереди осуществление своих идей и был наполнен ими.

— Я даже не мог надеяться, что вы справитесь так хорошо, Гв… — он запнулся. — Элизия, это моя помощница в канцелярии, Доли Антор. Доли, это Элизия, моя супруга.

— Так это и есть твоя новая… — темноволосая женщина слегка запнулась. — Выпрямившаяся Гвендолен видела, что та разглядывает ее немного нахмурившись и с вполне понятным подозрением. — Эбер, но это же… Позволь мне тебе сказать пару слов.

Она легко потянула его за рукав сторону.

— У меня к вам тоже важное дело, сьер Баллантайн, — произнесла Гвендолен, и глаза ее сузились. — Но я подожду.

Далеко они не отошли, или Элизия нарочно шептала чересчур громко, с поправкой на уши Гвендолен.

— Мне кажется, или она… ну в общем, ты понимаешь, что я имею в виду? Что она… из этих?

— Тебе не кажется, — терпеливо, но с легким вздохом произнес Баллантайн.

— Эбер, ты в своем уме? Рано или поздно об этом узнает вся канцелярия. Ты и так привлекаешь чрезмерное внимание к своей особе, и не всегда доброжелательное. Ты хочешь, чтобы нам опять пришлось уехать?

— Наверно, если бы я взял к себе в помощники эбрийского евнуха с отрезанным языком или лесного убийцу из Вандера, вместо девушки, которая очень помогла и которая виновата только в том, что немного не похожа не остальных, я бы несомненно вызвал гораздо более дружелюбное внимание? Может быть, еще по карьерной лестнице бы поднялся?

— Эбер, не передергивай! Ничего себе — немного не похожа! У меня, конечно, нет предрассудков, ты знаешь, — она покосилась на Гвендолен с некоторой жалостью, — но ты прекрасно представляешь, как к ним относятся в Тарре, да и во всем Круахане.

— Ты предлагаешь мне отнестись так же? Давай закончим этот разговор.

— Уж лучше бы она действительно была просто слегка горбатой, как кажется на первый взгляд, — сказала Элизия ему в спину, поскольку он уже направился к Гвендолен.

— Вы что-то хотели мне сказать, Гвендолен?

Он произнес ее имя не скрываясь, потому что вокруг настолько шумели, что вряд ли можно было что-то расслышать. Начинались танцы, и толпа быстро оттеснила их в угол зала, заставив оказаться совсем близко друг к другу. Гвендолен подняла голову — она была ненамного, но все же ниже его — его глаза и улыбка остались прежними. Интересно, раньше ей никогда не нравились ни светлые глаза, ни светлые волосы, и у мужчин своего клана она смотрела только на темнокрылых, со жгуче-черными кудрями. Но у него были удивительные глаза — широко расставленные, с чуть опущенными вниз уголками. И когда он смотрел ей прямо в глаза, как сейчас, улыбка светилась во взгляде, хотя вроде бы он и не улыбался. Это была какая-то внутренняя улыбка, словно пытался осторожно погладить ее душу. Может, он единственный из людей понимал, как ей это нужно? А может, он вообще ничего не хотел, а так улыбался всем, но Гвендолен рвалась к нему еще сильнее, чем в лунные ночи стремилась взлететь.

— У меня к вам… одно важное поручение, сьер Баллантайн, — сказала она чуть хрипло — почему-то всегда, когда она с ним говорила, в горле очень быстро пересыхало. — Скажите… вы сейчас можете ненадолго пойти со мной?

Эбер покосился в сторону, но середина зала уже была заполнена танцующими парами. Элизия стола довольно далеко, и по счастью, была занята разговором с каким-то валленским вельможей, который, судя по всему, собирался ее пригласить потанцевать. Баллантайн быстро повернулся к Гвендолен.

— Если вы обещаете, что это будет действительно не очень долго… Куда вы хотите меня отвести?

— Я уже успела изучить много потайных углов, — пробормотала она, усмехнувшись, — пока готовились к балу.

Они прошли мимо кухни и свернули в длинный коридор, огибавший пиршественный зал по всей длине. С одной стороны из него можно было попасть во внутренний двор, заполненный хозяйственными флигелями. С другой стороны он подводил прямо к выходу на верхнюю галерею, где обычно располагались музыканты. Но сейчас жизнь гремела только в главном парадном зале — чем дальше, тем коридор становился все более темным, глухим и пыльным, и даже музыка стала звучать совсем вдалеке.

Коридор был узкий, поэтому они шли рядом, вернее, Гвендолен на полшага впереди. Она чувствовала, что Баллантайн не отрываясь смотрит в ее затылок, где пряди волос особенно мягкие и наиболее красиво вьются. Неожиданно ей стало обидно, что он все время видит ее в длинных плащах и в глухо застегнутых камзолах. Их женщины ведь нередко носили очень красивые полупрозрачные платья с разрезами, сшитые так, чтобы не мешали крыльям. Они шли молча, но Гвендолен ясно чувствовала, что между ними в воздухе есть что-то осязаемое, почти живое, что они оба его ощущают с каждым глотком воздуха, а главное, что они чувствуют совершенно одно и то же. Она просто не знала, как назвать это ощущение. До сих пор, хотя ее тянуло к Эберу так сильно, что она использовала каждый момент, чтобы украдкой заглянуть в его кабинет, пройти мимо, хоть что-то ему сказать, и все эти встречи и разговоры помнила до деталей, каждую, ничего не значащую встречу словно записывала на драгоценный пергамент, тщательно сворачивала и хранила в памяти, — пока в своих мечтаниях она видела только, как разговаривает с ним. Ну может, разве что представляла, как он легко, но вместе с тем сильно обеими руками берет ее за плечи, как тогда в кабинете. Теперь она ясно чувствовала, что может произойти что-то еще, и начала вздрагивать. Может быть, он прикоснется к ней еще раз? И как-то другому? Или она сама сможет до него дотронуться?