Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 53

Гвендолен растерянно отыскала глазами говорившего. Рядом с ней стоял человек, одетый наполовину по-эбрийски, в такой же длинной накидке, как у прочих, но его лицо и волосы были полностью открыты, показывая миру начинающие седеть кудри, подстриженные коротко, но все-таки напоминающие шапку, выдающийся нос с большой горбинкой и сверкающие темные глаза с тяжелыми веками. Глаза и нос были доминирующими чертами на его лице — впалые щеки с высокими скулами и плотно сжатый прямой рот на их фоне определенно терялись. Ничего примечательного не было и в невысокой щуплой фигуре, если не считать только, что одно плечо было несколько выше другого.

Поймав ее взгляд, человек удерживал его несколько мгновений, потом улыбнулся одними губами и прижал руку в груди:

— Привет чужестранцам, прибывшим в наш город! Пожалуй, привыкшим к холмам Круахана и к волнам зеленым в валленском заливе, у нас здесь покажется пыльно и шумно.

Вначале Гвендолен не особенно вникла в смысл, просто удивилась тому, как по-разному может звучать его голос, меняя интонацию и тембр почти на каждой фразе. Затем она задумчиво почесала кончик носа, забыв про закрывающий лицо край накидки, которая немедленно сбилась в сторону. По счастью, окружающие были настолько увлечены пророчествами и переживаниями своей скорой гибели, что на такое явное нарушение правил не обратили внимания.

Гвендолен подтолкнула Дагадда, но после сообразила, что от его диковинных речей толку все равно будет мало. Правда, незнакомец и сам выражал свои мысли более чем странным образом, но это еще не значило, что он будет способен понять тарабарщину, которую нес Дагди.

— Не уверена, — буркнула она наконец, — что нам будет приятно приветствие от человека, который с такой легкостью догадался, откуда мы. Скорее мы отнесемся к нему с большим подозрением.

Незнакомец вновь улыбнулся и приглашающе повел рукой в сторону. Гвендолен внезапно показалось, что у них есть нечто общее с Эбером — хотя по внешности они были скорее противоположностями, но улыбка одинаково преображала их лицо.

— Палящие солнца лучи быстро могут любой разговор сделать адским мученьем. Гораздо приятней беседа в прохладе. Пойдемте, присядем в тот дворик, где тотчас предложат нам воду с анисом и отдых.

Потерявшие на некоторое время дар речи Гвендолен с Дагаддом безропотно пошли за незнакомцем, действительно распахнувшим калитку в небольшой внутренний двор с навесом, где в плоском каменном бассейне еле пробивался фонтан, а вокруг прямо на земле были разложены подушки.

Ведя их за собой, незнакомец бормотал:

— Нет, наверно все же лучше так: "Присядем в тени и отведаем с вами воды подслащенной, общаясь неспешно…" Тоже как-то не очень… "Пойдемте в тот двор, где найти мы сумеем отличный шербет и укрытье от зноя…"

— Вот про шербет лучше всего, — не удержалась Гвендолен.

Пользуясь тем, что они у фонтана одни, она как бы невзначай откинула в сторону полу верхней накидки, продемонстрировав странному эбрийцу часть своего метательного арсенала. Конечно, когда она так замотана в местные тряпки, три ножа одновременно бросить у нее вряд ли получится, но она и одним броском никогда не промахивалась.

Опускаясь напротив на подушки, незнакомец уважительно поднял тонкую бровь:

— Позволь дать совет. о разумная дева, чья сущность не схожа с людской — понапрасну наряды эбрийских наложниц ты носишь. Вовеки не сможешь ступать ты смиренно, вжав голову в плечи и мелко шагая. Надень лучше юноши платье, и будет сподручней тебе управляться с кинжалом.

Вновь некоторое мгновение Гвендолен смотрела на него в упор, прикидывая, не имеет ли смысл управиться с кинжалом прямо сейчас, и горько жалея, что за все годы не приобрела полезного умения нападать первой. Незнакомец продолжал открыто улыбаться, чуть наклонив голову к приподнятому плечу.

— Допустим, ты про нас все знаешь, и вообще знаешь чересчур много, — произнесла она наконец, — не мешало бы поделиться своей мудростью. Например, с кем мы имеем сомнительное удовольствие вести какие-то странные разговоры?

— Невежливо сразу совать свое имя навстречу гостям, словно лист с подорожной, — покачал головой горбоносый. — Алларий Таширский, надеюсь, что буду полезен вам в ваших скитаньях по Эбре.

При этом представитель таширской островной аристократии, причем, судя по имени, одного из высоких домов, в очередной раз поклонился, затем взял стоящую на подносе чашу с шербетом и протянул ее Гвендолен.

— Вот выгибает, прямо прихлопнуться! — внезапно высказался Дагадд, и Гвендолен обреченно вздохнула, окончательно поняв, что с его стороны поддержки не дождешься. — Луйга бы сюда, а то он все меня скребет, что невнятно леплю.

— Мы в Эбре несколько дней, — Гвендолен приняла чашу, но поставила ее прямо перед собой, не прикоснувшись губами — Это достаточный срок, чтобы не кидаться на шею человеку, радостно предлагающему помощь. Может, объяснишь, в чем причина столь неожиданного желания бескорыстно творить добро?

— Немало снесла ты от рода людского, поэтому ясна попытка увидеть угрозу в любом, даже дружеском жесте. Я сам издалека, я долгое время провел, привыкая к эбрийским законам, и знаю, как сложно в стране чужестранцам, особенно если их поиски гонят.

— Откуда ты знаешь?

Гвендолен с ужасом сообразила, что почти попала в ритм его речи, что ее затянул ставший совсем низким голос Аллария, плеск фонтана и доносящиеся откуда-то равномерные высокие ноты то ли флейты, то ли дудки. Она даже встряхнулась, ощутив нестерпимое желание расправить крылья. Дагадд сидел совершенно спокойно, прихлебывая шербет, и смотрел на Аллария с полным доверием, как на вновь обретенную родственную душу

— Высокородный Алларий Таширский, — сказала Гвендолен хрипло, — мы действительно заняты в Эбре поисками древних манускрпитов, которые, как мы надеемся, станут первыми свитками в основанной нами таррской библиотеке. И мы будем очень признательны, если ты сможешь помочь нам на этом пути. Мне и моим друзьям. Мы прибыли в Эбру недавно.

— Меня развлечет ваше общество, счастлив я вас поддержать в благородном порыве, — кивнул Алларий. Сейчас его лицо отражало дружелюбие, спокойную уверенность в себе и легкую дымку скуки, которую часто можно заметить у аристократов. Но Гвендолен могла поклясться, что это лицо знает сотни самых разных выражений.

— Мы вчетвером, — сказала она после паузы.

— Компании шумной рад буду сердечно, отвыкнув за годы от общества равных.

— Нас четверо, и мы уже вошли в город, — Гвендолен повысила голос, не выдержав, — Мы незримо стоим среди вас. Разве вы не слышите наши шаги?

Алларий оторвался от задумчивого созерцания фонтана, посмотрел на Гвендолен в упор и неожиданно расхохотался:

— Непредсказуемы, милая дева, пути провиденья! Надо отметить, что скромность у вас не в избытке.

Гвендолен давно уже разучилась краснеть от чего бы то ни было, кроме определенных взглядов Баллантайна, поэтому процедила:

— Скромные обычно сидят дома, а не скитаются за морем.

Алларий в очередной раз изобразил поклон. Его движения невольно завораживали даже больше, чем плеск воды, столько в них было странного изящества, словно в фигурах танца, и вместе с тем внутренней силы, свернутой, как пружина.

— Что же, я имя свое вам открыл без утайки. Вы же пока не делились со мною своими.

— Я Гвендолен Антарей, — ей показалось, что ее имя в окружении подушек, опахал с перьями и красноватых глинобитных стен звучит очень непривычно. — А это… это Дагадд из Валлены.

— Гвендолен и Дагадд, — повторил Алларий, на секунду поднял глаза к небу, и этого ему хватило. чтобы поменять ритм, — не сочтите вы повестью лживой откровенья мои — сердце я поверяю не часто.

Он говорил долго, достаточно для того. чтобы солнце успело задеть своим краем плоскую крышу дома, и чтобы вычурная речь переплелась в голове Гвендолен в замысловатый узор, очень напоминающий рисунок на ковре, на котором они сидели. Однако она держалась, памятуя о том, что собиралась все подробно пересказать Баллантайну, и поэтому составляла в уме свой, гораздо более прозаичный вариант повествования.