Перекресток волков - Белоусова Ольга. Страница 28

Над моим левым ухом знакомый голос облегченно произнес:

— Жив.

Я пару раз моргнул, прогоняя цветные круги… пересиливая боль, попытался заговорить… Не сразу, но у меня получилось.

— Кроха?

— Да, это я. Молчи, не трать силы.

— Что… ты тут… делаешь?..

— Ты можешь помолчать? Ведь я не спрашиваю, что здесь делал ты.

— Я хотел купить вишни… А где полиция?

— Какая полиция?

— Такая… с сиренами, мигалками, автоматами и наручниками.

— У тебя бред, — констатировал Кроха.

Говорить получалось все лучше и лучше. Осознав свои успехи, я попытался приподняться.

Боль ударила в спину, сковав движения. Наверное, я закричал.

— Не двигайся, Ной, — запоздало предупредил Кроха.

— Что… с позвоночником? — выговорил я, мысленно уговаривая себя открыть зажмуренные от боли и страха глаза.

— Сильный ушиб, возможно — трещина. Ничего непоправимого. — Да… ничего… действительно — ничего…

Боль была слишком сильной, слишком… настоящей, конечной болью. Я бы предпочел думать, что Кроха лжет мне из сострадания, но он не лгал. Он просто не знал правды. — Знаешь, ты спас ребенка…

— Полагаешь, первый раз мне приходится о чем-то сожалеть? Он не ответил. Я открыл глаза. И снова закрыл. Слепило, обвиняя меня в тысячах ошибок, желтое солнце. Черт, ну почему он такой?! — Это не я убил Киса, малыш.

— Об этом ты тоже жалеешь?

— Не надо… Ты… никогда не был… жестоким…

Тишина. Как же я устал от людей…

— Малыш!..

— Да?

— Наверное… я должен был сказать это раньше…

— Да.

— Я никогда не убивал детей…

Снова тишина. Я сжал пальцы левой руки… Попытался сжать. Новая боль. Странно, что я не ощущал ее раньше. Уверен, она была там всегда.

— Руку плитой придавило, — объяснил Кроха. — Кость раздроблена… В нескольких местах.

— С-спасибо… Это все или есть еще что-то?

— Ну-у… Я в этом плохо разбираюсь.

Зато я — хорошо.

— И что дальше… а, малыш?!

В ушах начала скапливаться отвратительная тишина.

— Не кричи, я слышу тебя прекрасно.

— М-м-м…

— Мы пойдем к моему другу. Он учится на врача и сумеет тебе помочь.

— Оказаться… на костре?..

— Я не сказал «предатель». Я сказал — «друг».

— Мне… надо… в лес…

— Не говори ерунды, — голос Крохи звучал откуда-то издалека. А потом тишина затопила все вокруг, и мир оборвался.

Я очнулся на кровати в маленькой светлой комнатке с голубыми стенами и мерцающими звездочками на потолке. Как же давно я здесь не был…

Из-за плотно закрытой двери доносился грустный перебор гитары.

— Мы правильно поступили? — спросил кого-то Кроха.

— Время покажет, — ответили ему.

— Угу.

— Никто не заставлял тебя спасть его.

— Никто.

— Ты что, жалеешь?

— Нет, конечно, нет! Я просто не хочу думать, что, спасая его, этим убиваю кого-то другого…

Мой слух все еще был при мне, только они, кажется, этого не знали. Иначе вряд ли стали бы обсуждать подобное.

— А ты не думай.

— Угу…

— Малыш, об этом надо было думать три года назад, когда он ушел спасать своего отца.

— Но тогда…

— Разве не люди виноваты в том, что он стал убийцей? Его отец умер страшной смертью, а мы еще стояли вокруг и смотрели.

— «Мы»? Меня там не было.

— Меня тоже, но что это меняет?

— Может, ты и прав…

— Я прав.

— … А может, ты просто хочешь в это верить.

— Я прав.

Пауза.

— Ты прав. Скажи, он умрет?

— Если легенды не врут, то нет. Насколько я помню, оборотня можно убить только серебром. И еще, кажется, обсидианом.

— А осиновый кол?

— Это против вампиров.

— М-да…

Глупые люди… Какая разница, из чего сделан нож, если он вонзается в сердце?

Гитара что-то шептала в тишине. Знакомая песня. Лучшая из тех, что я слышал в городе.

«Пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад…»

Моя звезда завела меня в топь.

— Три года… Скажи, он должен был сильно измениться? — спросил Кроха, глуша струны.

— Откуда мне знать? Это ведь ты его нашел.

— А ты… ты поступил бы иначе?

Снова тишина. Я задержал дыхание, боясь слов, которые должны были ее разорвать. Я ведь не знал, что именно могу услышать.

— Однажды, незадолго до того, как Ной ушел, мы встретились с его… Как это правильно сказать… Соплеменником? Короче, с другим оборотнем. Уверен, тот, другой, хотел убить меня. Ной не дал. Понимаешь, я не могу себе представить, что мы с ним стали врагами. Не могу! Он — мой друг. По сути дела, он никогда не обманывал меня.

— Только забыл сказать, что он — оборотень!

— Ты, малыш, тоже не распространяешься по поводу своих способностей.

— Это другое.

— Да что ты? Мне так не кажется. И потом, ты ведь все равно все знал, так какая же тебе разница?

— Ну…

— Я не могу предать Ноя. Несмотря ни на что.

— Я тоже. Ты не думай, что я сожалею или еще что… Нет, просто все это как-то странно…

— У нас давно все странно…

Я вздохнул и закашлялся. Через пару секунд дверь распахнулась.

— Рад видеть тебя живым, Ной! — широко улыбнулся невысокий крепкий паренек. Шрам на его правой щеке превратил улыбку в ухмылку.

— Бэмби…

Потом были долгие дни борьбы со смертью. Я отчаянно цеплялся за жизнь, дрался за каждый новый глоток воздуха. Я бредил вишневым небом и счастьем, которое, казалось, знал когда-то… Я видел радугу там, у начала жизни… Я кричал, я требовал чего-то, на что имел право… Я… Я умирал… Я хотел жить, видит бог, я так хотел жить!

День, ночь, еще день и ночь, и еще, и еще, и… — сколько? Таблетки, шприцы, бинты, кровь в легких, чудовищная боль… кошмары во сне… видения наяву… Высокая фигура в рваном черном плаще… «Я не могу тебе помочь, Ной… я слаб здесь, в городе… Прости… Наверное, придется начинать все сначала…» Глаза — зеленые, как надежда, как лес, в который мне никак не попасть…

Рука с ножом тянется к моему горлу… Я перехватываю ее, сдавливаю… Человек — да, именно человек! — кричит от боли, роняет нож на пол. Я сжимаю пальцы сильнее, сильнее, сильнее… Я не дам себя убить! Я зову своего дьявола… он должен помочь… должен, обязан!.. забрать меня туда… сильнее… далеко отсюда… сильнее… Человек кричит… «Ной! Ной! Это же Бэмби, отпусти его, Ной!» — говорит кто-то внутри меня, тихо, настойчиво… «Он пытался меня зарезать, малыш!» — «Он просто хотел сделать тебе укол! Отпусти его, Ной! Ты сломаешь ему руку! Отпусти! Клянусь, здесь никто не собирается тебя убивать! Вот так… молодец… Просто поверь мне, Ной!»

Просто поверь… Очень трудно просто верить… Кроха, малыш… прости, я обидел тебя…

Мой дьявол умер раньше меня. Его смерть означала и мою смерть тоже. Уходя, он забрал с собой Силу, словно мстил мне за что-то. Пустое пространство заполнилось болью. Волчья лихорадка. Я уже не ждал чуда. Только очень хотелось увидеть перед смертью Лес — мой первый, мой единственный дом.

«Прекратите! Прекратите!!! Пустите!!! Больно! Больно…» — «Не надо, Ной! Подожди, не сопротивляйся! Малыш, помоги мне, его надо перевернуть… О черт, да сколько же в нем силы!.. Ной, посмотри на меня! Не засыпай! Но-ой!»

Обрываются листья… и дерево плачет… мешаются краски одинокой радуги, оставляя мне бесконечность горизонта…

Больно… больно… мой бог…

Пытка жизнью… пытка смертью…

Кровь остывает…

Хватит…

Я принял решение, когда бесплодность борьбы отрицать стало уже невозможно. Странным было не то, что я умудрился выбраться из квартиры, никого не разбудив, а то, что я вообще сумел принять хоть какое-то решение. Я брел по пустынным ночным улицам, ненавидя и проклиная этот город, в котором вместо золота нашел кровь и пепел, и просил у неба еще немного, еще чуть-чуть времени. Падая на мокрый песок, я почти уже умер. Почти…

Ш-ш-ш… ш-ш… Шорох… шорохи…

Я вслушивался в шелест воды.

Ш-жр-жур-р…