Танец Черных мантий - Пекара Яцек. Страница 3

— Немало? А именно?

— Сто крон задатка, — произнёс он. — А если вызволите моего сына из тюрьмы, добавлю тысячу. Ну, пусть будет — полторы тысячи.

Это было поистине королевское вознаграждение. За полторы тысячи крон большинство граждан нашей прекрасной Империи зарезало бы собственную мать, а в придачу добавило бы нашинкованного отца вместе с братьями и сестрами. Но величина суммы свидетельствовала также о и том, что Клингбайл считал задачу чрезвычайно трудной, а, кто знает, может даже опасной.

— Дайте мне время до утра, — сказал я. — Подумаю над вашим щедрым предложением.

— До завтрашнего утра? — Он пожал плечами. — Завтра утром я пойду с этим к вашему приятелю. — Он указал головой на вход в зал, в котором Вагнер как раз выбивал ритм по столешнице большой, наполовину обглоданной костью.

— Дадите двести задатка, когда появлюсь в Регенвалде, — решил я, ибо, во-первых, кроны не росли на деревьях, а, во-вторых, мне нравились настоящие вызовы. — А если нет, то вольному — воля. — Я посмотрел на Вагнера, который как раз в этот момент упал лицом в миску, полную похлёбки.

— По рукам, магистр Маддердин, — он протянул руку, а я её пожал.

— Да, как зовут этого вашего врага?

— Гриффо Фрагенштайн [9].

— А сына?

— Захарий.

— Хорошо. Сейчас договоримся об одном, — произнёс я. — Я вас не знаю и мы никогда не разговаривали друг с другом. Постараюсь приехать к Регенвалде с официальной миссией, если только получу разрешение Инквизиции. Тогда выплатите мне задаток. Если я не появлюсь в течение недели, ищите кого-нибудь другого.

— Пусть и так будет, — согласился он, после чего уже без слов прощания кивнул мне головой.

Он не вернулся в гостинный зал, а пошёл в сторону выхода. Это была достойная похвалы предосторожность, поскольку, чем меньше людей увидят нас вместе, тем лучше.

Пир длился почти до рассвета. Когда мы возвращались в своё пристанище, розово-серый блеск раннего утра уже пробивался сквозь ставни. Попрощавшись с Вагнером улыбкой и обнимая двух девок, я скрылся за дверью комнаты. Однако мне не дано было провести время спокойно. Обе девушки как раз прекрасно развлекались (в процессе этого развлечения щекотали мои бедра и пах волосами, но я как-то обращал внимание на нечто иное, не на щекотку), когда я услышал крики, доносившиеся из коридора.

— Ты, проклятая шлюха! Убью тебя! — кричал кто-то, и я отчётливо распознал искажённый злобой и хмелем голос Вагнера.

— Барышни, перерыв, — скомандовал я. Выскочив из кровати и набросив мантию на голое тело, я открыл двери и вышел в коридор. Я увидел Тадеуша, который склонился над одной из своих девок (лежала, сжавшись у стены) и охаживал её кулаками.

— Будешь меня обкрадывать, шлюха? — орал он. — Мало тебе заплатили?

Нагая девушка отчаянно стонала и заслоняла лицо плечами. Надо признать, она была стройненькой, а её груди были, пожалуй, побольше моей головы. Что ж, дети мои, Тадеуш выбирал девок первым, а бедный Мордимер довольствовался лишь тем, что ему осталось. Впрочем, как видно, может первый выбор был вовсе не таким разумным?

Я подошёл к ним, желая успокоить Вагнера добрым словом (поскольку Мордимер Маддердин простой, обычный добрый человек), но вдруг в руке моего товарища блеснуло лезвие ножа. Я остановил его руку на полпути. Быстрее, чем успел подумать.

— Вагнер, — сказал я мягким тоном, — это только девка. Ты можешь её отхлестать, но зачем сразу убивать?

— Не твое дело! — рявкнул он и я увидел, что его глаза обезумели от гнева. Меня это разочаровало, ибо он, несомненно, был совсем пьяным, но инквизитор должен владеть собой даже в пьяном виде.

— Дорогой Тадеуш, если ты убьёшь эту девку, то до конца ночи тебе останется только её подружка. А я ни одну из своих не отдам. Даже не проси…

Он посмотрел на меня, и гнев вдруг погас в его глазах. Захохотал, потом хлопнул меня по плечу.

— Ты прав-в, Мортимер, — вымолвил он, и девка, услышав эти слова, облегчённо зарыдала. Он посмотрел на неё со зловещей улыбкой. — У-бью её лиш-шь утром — добавил он, но я видел, что сейчас он уже только шутит.

— Если только..? — подсказал я.

— Е-сс-ли не будет очень стараться умилостивить мой гг-нев, — закончил Вагнер.

— Вот именно, — сказал я. — А сейчас позволь мне вернуться к себе и закончить то, на чём ты меня прервал? И поверь мне, в самый неподходящий момент.

Он покивал головой и поднял девку за волосы. Та застонала, но сразу же обняла его за талию, и они пошли по коридору в направлении комнаты Тадеуша. Выглядели как корабль, лавирующий меж рифами. Девушка поддерживала пьяного Вагнера, однако обернулась на мгновение ко мне, и я увидел, что её губы беззвучно складываются в слово. В Академии Инквизиции нас учили читать по губам, поэтому я понял, что она хотела сказать. И я был доволен, поскольку люблю людей, умеющих ценить оказанные им услуги. Даже если речь идёт о таком жалком создании, как местечковая девка.

Поймите правильно, дети мои, Мордимер Маддердин не был, не будет и не является человеком, который переживал бы из-за смерти какой-то там блудницы. Если бы Вагнер на следующий день сказал мне: «Ты знаешь, Мордимер, я должен был убить эту шлюху, потому что она меня обокрала», я, быть может, осуждал бы всего лишь его горячность, но не само решение. Сейчас же я оказался в крайне неудобном положении. Не выношу бесполезного причинения боли и бессмысленного расточения смерти. В конце концов, наш Господь сказал: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» [10]. Не думаю, что спасение жизни глупой девки (нужно быть глупой, чтобы попытаться обобрать инквизитора, даже если он пьян) зачлось бы на Божьем Суде, где все грехи будут взвешены и сосчитаны. Но я подумал, что плохое бы мнение создалось о так превозносимых в Кобрице инквизиторах, если бы один из них оставил после себя подарочек в виде трупа зарезанной девушки. Мы были героями этого городка, дети мои, а герои не убивают девок в пьяном угаре. И поверьте мне, только это — защита доброго имени Святой Службы, заботило меня в данной ситуации.

Утренний скандал, впрочем, нашёл своё завершение пополудни, когда Тадеуш Вагнер проскользнул в мою комнату, где я уже в одиночестве отдыхал после попойки и постельной борьбы.

— Не украла его, — пробормотал он.

— Что?

— Упал мне под кровать, мать, даже не знаю когда, — сказал он. — Кошель, значит. Наверное, когда я раздевался или что… Утром нашел… Знаешь, Мордимер, если бы не ты, я бы убил невинную девушку!

— Мой дорогой, — сказал я, удивленный его угрызениями совести, — я остановил тебя только потому, что считал: две девушки займутся тобой лучше, чем одна. Если бы какая-то шлюха покусилась на мои деньги, сам бы её прирезал. Подумай только, дружище, кого может интересовать жизнь девки? Ты явил великое благоразумие и милосердие, простив ей вину.

— Так думаешь? — он посмотрел на меня.

— Конечно, я так думаю, Тадеуш. У молодого инквизитора должен быть пример для подражания. И я радуюсь, что смог встретить именно тебя…

На какой-то момент я подумал, не переборщил ли. Вагнер, однако, проглотил комплимент как молодой баклан рыбку.

— Льстишь мне, Мордимер, — сказал он, и на его лице появилась искренняя улыбка.

— Я слишком прямолинеен, чтобы льстить, — вздохнул я. — Временами думаю, что хотел бы когда-нибудь научиться тому, о чём говорит поэт: «Любезности возносят взаимно и фальшиво, сказать где можно прямо, вывернут непросто…» [11].

— Гейнц Риттер? — он прервал меня.

— Знаешь его поэзию?

— Конечно, — ответил Вагнер. — «Паршивцы, тараторят, млеют мотыльками», — продолжил он.

— «На них смотрю, вид сделав, что смежил веки в крепкой дрёме. Так днями я в пьесе играю», — закончил я.