Птице нужно небо. Часть III и IV (СИ) - Гультрэ Икан Релавьевна. Страница 13

— Слышала, — усмехнулась я.

— В таком случае я скажу лишь то, что обязан сообщить вам магистр боевой магии: вы зря теряете время на моих уроках. Того уровня, которого вы могли достигнуть при доступном вам резерве, вы уже достигли. Дальше вы вынуждены чем-то жертвовать. Да, вы можете пожертвовать защитой, но согласитесь, что дополнительные две единицы не слишком много дадут вам в бою.

— Я не хотела бы жертвовать защитой — я все еще лелею надежду, что мне удастся освободиться от той постоянной, что мне навязана. И тогда мне придется учиться поддерживать собственный щит. Собственно, до недавнего времени я так и делала — насколько позволял резерв — просто сейчас сказывается серьезное переутомление, — да-да, я была готова, наконец, признать это!

— Гм… Я опять-таки не буду говорить вам, что об избавлении от храмовой защиты никто до сих пор не слышал, вам и это наверняка не раз говорили, — я только молча кивнула в ответ на такое предположение, — но раз уж вы твердо намерены продолжать тренировки, вам стоит изменить свое отношение к режиму дня и начать выделять время для отдыха. Но и этого хватит от силы на ближайший месяц, потом будет новый этап обучения, когда мы перейдем к более энергоемким атакующим приемам… и что тогда? Вы ведь хотите получить зачет за этот семестр?

— Да. На большее я не рассчитываю, понимаю, что на этапе специализации от боевки мне придется отказаться. Однако этот семестр хотелось бы дотянуть. У меня есть, конечно, одна идейка, но я боюсь, что вы ее не одобрите — накопитель. Да-да, мне известно, — остановила я возможные возражения, — что на уроках не позволяется использовать накопительные амулеты, но… в моем случае это явление временное. Я бы даже сказала, кратковременное.

— А вы знаете, я и не стану возражать. В вашей ситуации, я считаю, дозволено использовать любые доступные ресурсы. А зачет вы у меня получите, — магистр оскалился, — правда, выкладываться вам придется так, что и с накопителем мало не покажется. Чтобы никому и в голову не могло прийти, что я допускаю на уроках поблажки для любимчиков.

Но после этого я все-таки сдалась и решила немного ослабить вожжи, а потому в ближайшие выходные не устремилась после дежурства в лечебнице обратно в школу, а отправилась в дом Дэйниша отсыпаться.

Оставив Мирку в конюшне, я поднялась на крыльцо и осторожно открыла дверь собственным ключом. Дом встретил меня тишиной: Брины не было, а Дэй отсыпался у себя, то ли после ночной работы, то ли после ночных развлечений — все же конец декады, дозволено отдохнуть.

Я пробралась в комнату, которую с самых первых дней в этом доме считала своей, постелила на кровать свежее белье и, приняв наскоро душ, нырнула под одеяло. И провалилась в черный сон без сновидений.

Когда через несколько часов я спустилась вниз, то застала хозяина дома суетящимся на кухне за приготовлением скромного мужского завтрака. Заметно было, что он сам не так давно покинул постель.

Завидев меня, Дэй радостно воскликнул:

— О, кого я вижу!

С этими словами он наполнил терпким ароматным утренним напитком две чашки, одну из которых пододвинул ко мне, а вторую взял в руку.

Миг — и словно сместилось что-то перед моими глазами, одна реальность заслонила, вытеснила другую. Та же кухня… Тот же Дэй — с отсутствующим, будто затуманенным взглядом — подносит к губам бокал с напитком. На вид — вино, но я отчего-то знаю, что это не так… И ощущение неотвратимо надвигающейся беды. Казалось бы, так просто ее отвести — толкни его под локоть, выбей из руки чашу… Но я продолжаю сидеть неподвижно, охваченная каким-то странным оцепенением, не в силах ничего изменить…

Я тряхнула головой, сбрасывая наваждение.

— Ты что? — изумленно воззрился на меня Дэйниш.

— Ничего… Это просто усталость. Знаешь, много всего на себя взвалила, и теперь не хватает сил.

Дэй укоризненно покачал головой, однако расспрашивать не стал. В последнее время мы редко встречались и еще реже разговаривали по душам. Иной раз мне казалось, что он, увидев меня, не сразу вспоминает, кто перед ним. Может, что-то в этом и было: несмотря на свое пристрастие к мужской одежде, я теперь мало напоминала того пацана, который попался господину следователю на жизненном пути почти три года назад…

…В этот раз, вернувшись в школу, я отправилась не в общежитие и не в питомник, где мне всегда были рады, а… в храм. Остановилась перед статуей Семнира, вывалила на жертвенник горсть зерен, прихваченных по пути в бакалейной лавке, подожгла магическим пламенем. Молча дождалась, пока приношение прогорит, а пепел исчезнет на моих глазах, оставляя за собой чистую чашу жертвенника, а потом попросила:

— Дай мне сил. Просто сил, чтобы справиться, пережить… победить… или смириться, если победить не получится.

Глава 10

Тем временем проект наш продвигался к цели семимильными шагами. Вместе со мной в питомнике буквально дневал и ночевал Ритэниор, неожиданный интерес проявила Рейяна, которая выбрала природную магию второй специальностью, забегал всякую свободную минуту Лерех, паслись вокруг любопытные оборотни.

Оказалось, что сотрудничать можно не только с благоразумными уравновешенными убаргами. Просто суигги и мистири выбирали себе для работы одного партнера, с которым охотнее всего шли на ментальный контакт. И если в паре со зверьком трудился тот самый избранный партнер, то можно было не бояться взбрыков и капризов суигги, а мистири вели себя смело и даже временами нахально, чувствуя за спиной дружескую поддержку.

Но самое главное — они работали. Слали зов, когда это от них требовалось, а еще, вот удивительное открытие, могли вступить в ментальный контакт с пациентом, поддержать и утешить его, если он нуждался в поддержке и утешении, а то и приструнить, если он начинал буянить. Чаще всего, кстати, именно буйный нрав пациентов и нуждался в укрощении. Потому что «больные» у нас были особенные.

Собственно, следовало ожидать, что пациентов для нашего исследования будет сложнее найти, чем лекарей. В самом начале пылающий энтузиазмом Ритэниор предложил себя в качестве подопытного, но его кандидатура была категорически отвергнута: подданный другого государства, он на эту роль никак не годился, нам еще дипломатического скандала не хватало.

В итоге роль «больных» досталась обитателям питомника — достаточно крупным, чтобы с ними удобно было работать. Конечно, ни одному зверю мы не стали подселять настоящее маэрэ-лэ, и наши природники разработали некое подобие искусственного растения, но куда менее агрессивное. Наше «зерно» охотно гнездилось в магической оболочке подопытного, но прорастало крайне медленно, а пуская корни, на начальном этапе не доставляло жертве ни малейшего неудобства, а до более поздних стадий развития мы не доводили — извлекали паразита раньше.

Реальный пациент у нас был только однажды: привезли из императорского зверинца байриву — пятнисто-полосатое копытное с вечно изумленным взглядом из-под пушистых ресниц. Дивное создание провело в зверинце всего несколько дней, когда служащие заметили, что с животным что-то не в порядке.

Осмотревшие зверя природники пришли к выводу, что байрива пострадала при поимке от агрессивного магического воздействие, которое вывело из равновесия не только нервную систему животного, но и тонкие магические структуры, составлявшие основу его существования. Собственно, постановкой этого расплывчатого диагноза и ограничилась помощь приглашенных специалистов.

И тогда зверушку было решено привезти к нам. Школа вообще славилась грамотными природниками, а тут еще и слухи о нашем целительском проекте поползли. Словом, это чудо однажды возникло на пороге питомника, подталкиваемое в массивный зад двумя служащими зверинца. Оба взмокли, несмотря на прохладную погоду, и были просто счастливы сбыть с рук упрямую обузу.

Обуза шарахалась от малейшего движения в ее сторону, испуганно жалась к стенам, а ее взгляд туманился болью и обидой. Чтобы пробиться к сознанию перепуганного животного и уговорить на осмотр, пришлось немало потрудиться, задействовав наших хвостатых помощников.