Я не боюсь - Коулл Вергилия. Страница 14

— Ты знаешь свой диагноз? — спросил мужчина.

— Я — сумасшедшая.

— Ты рассуждаешь вполне здраво, — усмехнулся он. — Почему тебя посчитали сумасшедшей?

— Я вижу и могу вызывать духов мертвых, разговариваю каждую ночь с дьяволом. Иногда ко мне спускаются ангелы, и мы поем псалмы.

Неожиданно незнакомец громко расхохотался. Он хлопнул себя по колену и откинулся назад. Успокоившись, мужчина вытер слезы и посмотрел на меня с еще большим интересом.

— Никто не может видеть духов мертвых, и ты это знаешь! Я уж не говорю про дьявола и ангелов, которых не существует!

Конечно, он был прав, но мне не хотелось давать повод думать, что любой желающий может вот так просто начать лезть в душу.

— Да? Тогда почему за вашей спиной, мистер, стоят две мертвые женщины и показывают вам средний палец? — огрызнулась я.

Его лицо моментально стало серьезным.

— Ну ладно, пошутили и будет. Твоя история болезни, — он указал на одну из папок, — полная «липа», и я только что в этом убедился. Подозреваю, что мы с тобой очень похожи. Я прекрасно чувствую сейчас твою боль, горечь перенесенного предательства и отчаяние. А тебя просто никто не научил управлять чувствами.

Впервые кто-то понял, что творилось у меня внутри, и я растерялась.

— Хм, почему же я не ощущаю ваших чувств?

— Потому что я ничего не чувствую, — серьезно ответил мужчина.

Я сосредоточилась и попыталась нащупать его эмоции, но наткнулась на холодную пустоту. Вот это да! Впервые мне встретился человек, умеющий собой управлять.

— Как… как вам это удалось?

— Хочешь научиться так же?

— Конечно!

— Тогда для начала мне надо вытащить тебя отсюда.

— И как вы это сделаете? — удивилась я. — Разрешение может подписать только мой отец. А он вряд ли согласится, раз сам отправил меня сюда…

— Я тебя куплю, — спокойно ответил мужчина.

— …я тебе куплю?

— Что? — вздрогнула я.

Отец удивленно посмотрел на меня. Мы сидели в его кабинете: всего каких-то полчаса назад я требовала уединиться, чтобы серьезно поговорить. Когда-то мне запрещалось входить сюда, и теперь я с любопытством разглядывала полки с книгами, поднимающиеся до самого потолка. На полу лежал толстый ковер, скрадывающий шаги. Большие напольные часы мерно отстукивали время.

— Я спросил, раз уж ты решила остаться, может купим тебе автомобиль? Ты о чем-то замечталась и не слышала?

Если я и мечтала последние годы, то только о том, что найду убийцу матери, поэтому в ответ на неуклюжую шутку отца только скривилась. Не хотелось принимать от него ничего, но, с другой стороны, как еще он мог искупить десять лет жизни, потерянные мной по его вине?

— То, что я пока вынужденно остаюсь, еще не значит, что ты можешь управлять моей жизнью. Если хочешь, дай денег, а я сама разберусь, на что их потратить.

— Я не хотел управлять, детка, — он поднял руки в примирительном жесте, — просто сделать приятный подарок.

— Откупиться? — с презрением бросила я, и отец переменился в лице.

Ему было больно. Но от угрызений совести мне удалось отмахнуться. Никто не знает, какую боль испытала я, так какая разница, что там он чувствует?

— Ты даже не спросил, каково мне приходилось в лечебнице все это время, — укорила его я.

Отец удивленно взглянул на меня, затем поднялся, отошел к бару, установленному в углу между книжных полок, наполнил два стакана виски «на два пальца» и, держа их, вернулся обратно. Я молча приняла предложенный напиток.

— Я знал, что у тебя все хорошо, — пожал отец плечами, снова усаживаясь в кресло. — Каждый месяц мне приходил счет из лечебницы с перечнем услуг, которые тебе оказывались. Как думаешь, кто оплачивал твои сеансы иппотерапии, занятия в бассейне, индивидуальное меню? Я старался, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Доктор Монтгомери присылал мне фото твоей спальни, фото сада, где тебе были разрешены прогулки, писал, какие книги и фильмы ты предпочитаешь. Поверь, Дженни, я не скупился на твое содержание.

Я чуть не выронила стакан и поспешила поднести его к губам и сделать глоток.

— А тебе не приходила в голову мысль, хоть раз приехать лично и увидеть и ту спальню, и сад, и… меня?

Отец опустил голову, а когда вновь поднял ее, его взгляд стал виноватым.

— Я не мог. Навалилось очень много работы, «Джорджтаун-кэпитал» разваливался на части, нужно было продавать акции, искать инвестиции и новых партнеров. Я платил сумасшедшие деньги за твое лечение, содержал Сару и девочек. Хорошо, что Джон Чедвик меня поддержал. Единственный, кого до сих пор считаю другом. Надеялся, что ты поймешь. Тем более, Монтгомери писал, что посещения тебе противопоказаны из-за неустойчивой психики.

Я поперхнулась виски и закашлялась.

— Ну хоть «Джим Бим» для тебя оказался слишком крепким, — заметил отец. — Не узнаю свою девочку. Ты спокойно пьешь спиртное. В нашей семье женщины так не делают. А кто научил тебя курить?

— Ты его… — прохрипела я, пытаясь совладать с кашлем, — не знаешь. И вряд ли я хочу… чтобы знал.

— Кто-то из пациентов? — насторожился отец, но тут же сам махнул рукой. — Ладно, не отвечай. Чувствую, Монтгомери баловал тебя и давал слишком много свободы.

— Да уж, — хмыкнула я.

— Как вам это удалось? — пробормотала я, когда загадочный мистер Дружеч усадил меня в электромобиль и тронулся с места, оставляя позади мрачные стены психиатрической лечебницы.

— В нашем мире все продается и все покупается, — ответил он, и только сейчас в его речи стал заметен легкий акцент.

— Вы не шутили, когда говорили, что купите меня?

— Нет, не шутил. Монтгомери и я давние партнеры. Он продает, я покупаю. Цена фиксирована, условия сделки давно проверены временем.

Только теперь до меня стал доходить смысл его слов. Незнакомый мужчина утверждает, что купил меня у главврача. Автомобиль движется по шоссе в неизвестном направлении. Внутри шевельнулось нехорошее предчувствие. Вот так и попадают в рабство.

— Не бойся, — тут же отреагировал Дружеч.

Он оставался спокоен и лишен эмоций, но мои эмоции считывал по-прежнему прекрасно.

— Тогда объясните, зачем я вам понадобилась, и куда мы едем.

— Ты когда-нибудь подбирала кошку со сломанной лапой на улице? — он смотрел на дорогу и даже не повернулся ко мне. — Или сбитую машиной, но еще живую собаку? Ты знаешь, девочка, что такое милосердие?

Я покачала головой. Ничего такого.

— Монтгомери никогда не продает кого-то, если не уверен, что не появятся родственники. Ему не нужны проблемы. Он легко продал тебя, а это значит, что ты никому не интересна в этом мире. Никто не научил тебя справляться с собственной сущностью, предпочтя списать, как сумасшедшую. Я соврал тебе, сказав, что ничего не чувствую. Мне всегда хочется плакать, когда езжу по лечебницам и вижу таких, как ты. Вот, что такое милосердие.

Я нахмурилась, затем усмехнулась.

— И вы думаете, что я в это поверю? В доброго дядю, который решил спасти меня? Я же не вчера родилась! Учтите, спать с вами я не буду! Если это не устраивает, лучше сразу верните обратно.

Мистер Дружеч на секунду оторвал взгляд от дороги. Я почувствовала и прочла в его взгляде жалость.

— Тебе понравится в моем поместье, — произнес он. — Там много зелени и воздуха. И безопасно. Спать со мной не надо. Спать надо только с тем, кого любишь. Но таким, как мы с тобой, лучше не любить. Считай это первым уроком.

Я покосилась на него.

— И где это ваше поместье?

— В Румынии. Можешь взять из бардачка свой новый паспорт. И держись крепче, дальше идет скоростное шоссе, и нам нельзя опоздать на самолет.