Малахит (СИ) - Лебедева Наталья Сергеевна. Страница 8

Ранним утром отец Золотка пришел домой сильно расстроенным. Он тихо поговорил о чем-то с женой, они собрали вещи и вышли из дома. Было очень рано, на улице никого, с неба сыпал мокрый снег, и все вокруг было похоже на декорацию к какой-то очень грустной сказке. Было сыро, холодно, неуютно, но в то же время земля стала белой-белой, и воздух тоже был белый-белый от хлопьев снега. Лес был почти невидим в этой густой белизне, люди казались нереальными существами. Их силуэты словно были нарисованы жирными мазками серой краски. Только иногда из этой ваты появлялась четко нарисованная черная ветка, обернутая снежным кружевом, изредка доносился какой-нибудь лесной звук — приглушенный и измененный.

Они шли по самому опасному месту болот, обвязавшись для безопасности одной веревкой. Девочка спросила: «Папа, куда мы идем?» — «К хорошим людям.» — «А почему мы ушли?» — «Не переживай, все будет хорошо».

Они пришли на остров, где тоже жили Курочка, Лесоруб и трое их сыновей. Остров был достаточно большим, чтобы кроме избы на нем поместился двор с многочисленной живностью, маленький огород и три березки. Между березками были вкопаны качели, на которых целыми днями качались младшие сыновья Курочки. Одному было четыре года, другому — три. Был и третий, старший, сын, но Золотко никогда его не видела — он исчез. В тот самый день, когда Золотко с родителями пришли на остров, Веточка ушел в Выселки и не вернулся. Лесоруб и Латунь ходили его искать. Они бродили по лесу несколько дней подряд, но не нашли даже его следов. «Наверное, болото», — сказал Латунь Курочке. Он не смотрел ей в лицо, когда говорил. А Курочка побледнела, перестала моргать, и как будто перестала видеть. Так и ушла в дом, села там у стола и ни с кем не разговаривала. Только когда Кроха — самый маленький — заплакал, она заплакала тоже, начала ходить, приготовила ужин, обожглась, уронила сковородку с едой.

Возможно, раньше Курочка и была хохотушкой, но Золотко так и не увидела ни одной ее улыбки. Это была полненькая, мягкая, как свежая булочка, очень подвижная женщина. За день Курочка успевала сделать столько, сколько другая не успела бы и за неделю.

Они с мужем очень горевали по Веточке, но понемногу жизнь налаживалась. У них ведь было еще двое сыновей, совсем маленьких. Анис убиралась, готовила, присматривала за детьми, Курочка занималась курами и коровой, Лесоруб целыми днями пропадал на лесосеке, Латунь куда-то ушел и не появлялся несколько дней.

Потом Лесоруб исчез. Он не пришел домой к вечеру, не вернулся и к утру. Курочка ходила на лесосеку, но мужа не нашла. Пришла вымокшая, окоченевшая. Легла на кровать, не раздеваясь, укрылась одеялом до подбородка и сильно-сильно затряслась. Анис еле заставила ее вымыться теплой водой и переодеться. Курочка сделала все это с большим трудом, а потом снова легла. Лежала и смотрела в потолок. Мальчишки перепугались. Ходили, тянули ее за руки, плакали: «Мама, вставай!», а она не могла. К вечеру начался кашель. Курочка кашляла подолгу, громко и надсадно, так что даже становилось страшно. Она почти ничего не ела и худела на глазах. На третий день Курочка будто очнулась, попробовала поесть и позвала мальчиков. Они пришли, притихшие, робкие; обняли маму и просидели с ней целый день.

Курочка очень хотела поправиться, но так ослабла, что совсем не могла бороться. Анис собиралась привести какого-нибудь лекаря, но Курочка не позволила ей уходить от детей.

Однажды ночью в дверь постучали. Анис вскочила, чтобы открыть, но от резкого движения погасла свеча. В темноте испугались и заплакали Листик и Кроха. Курочка попыталась встать и застонала. «Это я, это я», — послышалось за дверью, и Анис узнала голос мужа. Заплакала Золотко. Латунь влетел в избу как порыв ветра, уронил стул, разбил, столкнув со стола, пару мисок… Он был худой, грязный, страшный. Не говорил, а хрипел: «Одевайте детей и сами собирайтесь. Где Лесоруб?» Мама с Курочкой рассказали и про Лесоруба, и что Курочка больна.

Анис говорила, а сама напяливала на дочь все подряд. Криво, косо — лишь бы тепло. Одели мальчиков. Курочку завернули в овечью шкуру, и Латунь понес ее на руках. Вещей не взяли никаких. Во дворе залаял Дружок, но сразу смолк, будто захлебнулся в собственном лае. Латунь толкнул Анис к задней двери. Через хлев все выбежали на болота. Было слышно, как в избе хлопают двери, и кто-то стучит тяжелыми сапогами. В освещенных окнах замелькали силуэты людей. Двое мужчин выбежали через хлев во двор, но беглецы уже скрылись в лесу. Кто-то кричал на милиционеров, заставляя их преследовать Латунь, те сунулись в лес, почти сразу потеряли тропу и начали вязнуть в неглубоком пока еще болоте.

Была самая середина ночи. Лес темными стволами сплетался в тяжелую кулису, беглецы путались в ее складках, но все же двигались вперед. От ужаса и отчаяния спасало только тусклое сияние грязного уже снега под полной луной. Латунь уверенно вел их по тропе вдоль самой кромки болот.

Они остановились, когда начало светать. Латунь привел их на маленький болотный остров. Там он развел небольшой бездымный костер, нашел снега почище и вскипятил его в походном котелке. Поджарил дюжину охотничьих колбасок. Поели молча. Потом Латунь сказал: «Я думаю, что всем будет лучше, если мы сейчас разделимся. Им нужна Золотко — я возьму ее и уведу в безопасное место. Мы пойдем быстро. А вы занимайте наш старый дом в Выселках.» Пока мужчина говорил, Курочка пристально смотрела на него. «Я сделаю для вас волокуши, Курочка, — продолжил он, — и Анис попробует дотянуть вас до Выселок. Здесь недалеко, мальчики смогут дойти сами. Вот ваша тропинка. В деревне будете к обеду, или даже раньше.» «А теперь я скажу, Латунь, — Курочка встала, пошатываясь, и сбросила с себя овечью шкуру, — мне очень хочется послать тебе проклятие, но я не буду этого делать, чтобы оно не пало на твоего единственного ребенка. Но знай: я ненавижу тебя! Ты принес нам беду! Ты спасал свою семью, а погубил мою. И сейчас ты спасаешь свою дочь, а мои мальчики должны будут ползти через топь в сопровождении двух ни на что не годных женщин. Знаешь что: свою задницу тащи на волокушах! Я пойду сама. И дойду — назло тебе дойду! И детей своих спасу. И поправлюсь! И построю им дом, который у нас никто не отнимет!» — она стояла и, как тонкая рябинка, покачивалась от порывов ветра. Она выкрикивала слова сухим, лающим голосом. В глазах стояли слезы. «Ты иди со своими, Анис. Мне не нужна твоя помощь.»

Она встала, свернув, повесила на руку овечью шкуру, и неуверенным шагом разучившегося ходить человека пошла по тропинке. Мальчишки семенили за ней, вцепившись в тяжелую юбку.

Латунь, его жена и дочь молча смотрели им вслед. Анис беззвучно плакала. Внезапно она встрепенулась, встала на колени, поцеловала девочку, прижала к себе на мгновение и побежала за Курочкой. Золотко бросилась за ней, но отец схватил ее железной хваткой и понес, хотя дочка отбивалась изо всех сил.

Глава 5 Найденыши

Паша медленно поднялся с колен. Наваждение чуда исчезло, и он снова видел все, как есть: обычная маленькая речка, поле с короткой еще весенней травой, хмурый лесок. Замок — еле видная белая точка на дальнем холме. И как только он сумел разглядеть полотнища флагов?

В этот момент солнце проиграло раунд. Серая туча взяла реванш и, клубясь, водрузилась на прежнее место. Дунул не по-весеннему холодный ветер. Его колючая ладошка, миновав свитер, погладила Пашу по голому животу. Паша вздрогнул. Посмотрел на воду: серая рябь, камни на дне сливаются в монотонный плохо уложенный асфальт, пескарики больше похожи на мерзких бурых слизней. Дома тоже бывают тоскливые пейзажи, но дома — родители, и горячий мамин суп, и глинтвейн, если замерзнешь. Вернуться захотелось так, что начала кружиться голова.

У самой речушки стоял Вадим, придерживая за ошейник черного Пса.

— Надо подумать, как вернуться домой, — нахмурив брови, сипло сказал ему Паша. — Может быть, надо просто войти в пещерку?