Волшебство на грани или снежное путешествие (СИ) - Калямина Анастасия Олеговна "LuniniA". Страница 130

- Все их совершают, даже маги. Мир без ошибок – все равно, что слон без хобота. Давай, рассказывай, раз начал, как познакомился с Фольмой!

- Ладно, - неохотно согласился отец. – Слушай.

Он кашлянул, затем начал, боясь показаться глупым:

- Сам не знаю, что тогда дёрнуло меня именно в пятницу пятнадцатого сентября посетить бар «Пятница тринадцатое», да еще и почти в полночь! Я сел за столик, меньше всего задымленный сигаретным дымом, находящийся ближе к выходу и к бильярдному столу. Сижу, пью пиво своё любимое, отмечаю победу любимой картфольной команды, и вдруг подходит ко мне весьма симпатичная блондинка…

- Ага, «симпатичная», - прокомментировал я, скрестив руки, Фольма мне всегда напоминала молочного поросёнка.

- Это тогда так казалось… Так вот, она предложила мне сыграть с ней партию в бильярд. Я заявил, что её ждет проигрыш, на что эта дамочка сказала: «Посмотрим». Зря я тогда согласился! В результате она меня настойкой заперии споила, после трёх стопок я уже отключился.… Просыпаюсь, утро. Понять ничего не могу. Лежу на большой кровати. Вдруг подходит ко мне Фольма в халате противно-розового цвета, с полотенцем на голове и заявляет, что это была самая лучшая ночь в её жизни, и подаёт мне стакан с кефиром. Тут я понимаю, что на моей голове висит её бюстгальтер. После этого, как человек честный, я решил, что ради приличия должен назначить ей несколько свиданий, а потом уже закончить клоунаду. Может, в глубине души я надеялся, что она мне понравится, что, может быть, даже влюблюсь. Но, не вышло. Ты бы видел моё лицо, когда я, после месяца нашего знакомства, прихожу к ней домой, чтобы порвать отношения, а она заявляет, что беременна. В, общем, я не смог ей тогда сказать, что больше не хочу встречаться.

- Очаровательно, – эта история меня слегка удивила, а еще повеселила, тем, как странно вёл себя мой отец. Обычно он не такой легкомысленный.

- А я ведь пытался казаться тебе счастливым, - с грустью вздохнул Прохор Мылченко. – Видя, как ты переживаешь из-за Карсилины, я не мог грузить тебя еще и своими проблемами. Я хотел, чтобы ты поверил в то, что мы с ней счастливы, что у тебя есть семья, что жизнь не стоит на месте.

Мы замолчали, глядя перед собой. На небе мерцали звёзды, медный диск луны развеивал над деревней тусклый свет. Лёгкий ветерок обдувал наши лица.

- Знаешь, - Прохор нарушил молчание, повернув голову ко мне, - у меня дома есть любимое колечко твоей матери.

- И?

Мои брови при этом вопросительно поползли вверх. А он продолжил, находясь в очень хорошем расположении духа:

- В нашей семье существует чудеснейшая традиция, зародившаяся лет двести назад, когда очень богатый землевладелец Альберт Мылченко подарил своей избраннице именно это кольцо. Так вот, в его семье первым ребенком был мальчик, а когда он вырос, и настала ему пора жениться, мать отдала ему кольцо и сказала, что оно придет в пору только той, кого он действительно полюбит, а любой другой девушке оно не налезет, либо будет велико. Юноша женился, подарил избраннице кольцо, оно ей прекрасно подошло. И у них потом мальчик родился, который подарил избраннице это же кольцо. Ты ведь понимаешь, к чему я клоню?

- Возможно, - кивнул я.

- Ты бы видел, как оно хорошо сидело на пальце Фолии.

На миг в его глазах проскользнула грусть, а потом лицо Прохора Мылченко осветила улыбка.

- Обязательно отдам тебе, когда вернемся домой, - сказал он и посмотрел на небо. – Какая же все-таки красота!

Все люди, находящиеся на площади в эту ночь, были нами излечены. Прохор Мылченко вместе с Зольтером помогали жителям деревни собирать погибших в одну кучу, возле одной из лавок. Тех, кому не посчастливилось пережить этот день, было не много, но картина все равно вырисовывалась мрачная. Тела большинства из них обгорели до неузнаваемости.

- Чтобы не допустить эпидемии, мы должны сжечь их, - говорил старик Игнар, лицо его было полно решимости. – Так будет лучше для всех.

Женщина, которую пыталась успокоить Карсилина, рыдала возле кучи с трупами, держа свой заживший обрубок руки. Она пыталась кинуться искать среди них тело своего мужа, но её каждый раз останавливали, и женщина падала на колени, с громкими стенаниями.

Оттащив, вместе с Тюбенцием, в кучу еще одно тело, я повернулся к ней, терзаемый желанием сказать этой даме что-нибудь ободряющее. Но вот, что? Когда видишь чужие слезы, все слова, которые можно сказать в этом случае, куда-то улетучиваются из головы, оставляя неприятное ощущение того, что твоя забота может принести объекту лишь новую порцию нервов. А ведь я хорошо понимал, что она испытывает. Слишком хорошо, и предпочел бы не знать этих ощущений вовсе.

Она стояла на коленях, словно грешница, приговорённая к забрасыванию камнями, заламывая руки, её округлое лицо с широкими тёмными бровями раскраснелось от напряжения и слёз.

- Нет, я не хочу, чтобы так было! Пожалуйста, Теривальд, вернись ко мне!

Но судьба была беспощадна к её просьбам… Точнее даже не судьба, а Случайность с писцами книги «Творикс». Жизнь её мужа прервалась одним росчерком пера какого-то мудрого старца, добавляющего событие в древнюю книгу жизней.

- Послушайте, - я склонился к этой женщине и мягко взял за плечи, стараясь смотреть в её покрасневшие карие глаза, что оказалось большим испытанием, ибо длительного зрительного контакта с кем-либо, кроме Карсилины Фротгерт, я не выдерживал. – Нам всем очень жаль, что случилось с вашим мужем и этими людьми, и это событие навсегда отложится в нашей памяти.

Женщина, всхлипывая, не могла оторвать от меня взгляд, словно поддалась гипнозу, она не понимала, что хочу от неё, и по какому праву что-то говорю насчет всего этого. Мне захотелось посмотреть мимо, но я не поддался. Сам не знаю, зачем разговаривал с ней:

- Ваш муж, несомненно, был хорошим человеком, но у вас же остались хорошие воспоминания о нём. Может, это звучит глупо, но воспоминания о ком-то, кого с нами уже нет, ценятся больше, чем все сокровища мира. Они согревают нас в трудную минуту, и…

- А я хочу всё забыть! – взвыла она, дёрнувшись. – Не чувствовать…