Крест - Прокопчик Светлана. Страница 6

Дети молчали. За ними стояли взрослые, чутко прислушиваясь: уж больно понятно и гладко проповедовал отец Франциск.

— Так возлюбил Хирос Устаана, что ни в чем ему не отказывал. Возвысил его пуще прежнего, когда Устаан был лишь языческим божком, кумиром да демоном. Во всем Хирос полагался на мудрые советы Устаана, давал ему поручения. Даже разделил Царство Земное, данное ему Изначальным Отцом, поровну: в одной половине правил сам, другую подарил Устаану. Был тогда трон Хироса в Румале, а Устаана — в пустыне Юграж, только была она не пустыней, а цветущей землей. Так они и правили, и не знал того Хирос, что Устаан, обязанный ему величием своим, за спиной его гадости людям нашептывает. Говорит Устаан: не слушайте Хироса, без меня он ничто. Не посредник его я, но Мастер. Зачем нам Хирос, если есть я? Поклонитесь мне, люди, ибо буду я вам лучшим хозяином.

Оттар потихоньку наблюдал за Эриком. Тот сидел, не двигаясь, глядя перед собой чуть мерцавшими глазами. Губы его тронула легкая улыбка, и даже выбившуюся из пучка прядь волос, шевелимую ветром, он не замечал. Так красив он был в этот миг, таким внутренним светом полнился его облик, что защемило сердце у Оттара. "Да, — подумал он, — ты тоже вознес меня, недостойного, как некогда Хирос Устаана. Кто я такой, сын мелкопоместного барона, твоего вассала, чтобы ты называл меня другом и сажал за свой стол по левую руку? Нищ духом и разумом я рядом с тобой, но ты говоришь со мной, как с равным. И я никогда не совершу такой подлости, какую совершил Устаан. Никогда я не предам тебя, твоей любви и твоего доверия". И почувствовал себя Оттар от этой мысли просветленным и таким могучим, будто крылья у него за плечами выросли.

***

Наступил самый важный для всякого молодого человека год: Оттару исполнялось восемнадцать, и он достиг возраста, в котором посвящают в рыцари.

Ему пришлось отказаться от постоянных встреч с Эриком: перед посвящением требовалось четыре месяца прослужить оруженосцем у старшего рыцаря, и таковым Оттар выбрал Эйнара, своего зятя.

Впервые ему показалось, что в Травискаре может быть скучно. Да, Эйнар устраивал лучшие охоты во всем княжестве. Да, в доме его всегда веселилось множество гостей. Да, Оттар теперь выходил на ристалище не в общей куче подростков. Как оруженосец, он сопровождал почетных гостей Эйнара (сам-то хозяин в турнирах участие принимал лишь в качестве судьи), и получил право выступать в поединке с такими же оруженосцами. Конечно, Оттар всегда побеждал.

Он безумно тосковал по Эрику. Не хватало площадки, разбитой для игры в мяч. Не хватало большой, отделанной перламутром доски для шахмат — странной медлительной игры, завезенной в Арабию откуда-то из-за края моря. Эрик говорил, как называется та страна, только Оттар запамятовал. В той стране, да и в Арабии тоже, шахматы считались единственной игрой, приличествующей мудрецам и священнослужителям. А из Арабии игру завезли и в Аллантиду, вместе с дивными исцеляющими лекарствами и благовониями, расползавшимися по миру со странствующими арабами. Эрика шахматам научил Махмуд айн-Шал ибн-Хаман, сарградский врач. Наверное, он же научил молодого князя правильно выбирать благовонные притирания для тела — златирину неприлично пахнуть потом, как крестьянину.

Даже Агнесс изумленно качала головой, видя брата, ежедневно принимавшего ванну, носившего только чистую одежду и старательно подрезавшего ногти. Появиться на людях небритым Оттару казалось немыслимым. Эйнар, кряхтя, признавал, что шурин весьма, весьма культурен, и манеры его за четыре последних года стали почти безупречными. Это что, думал Оттар, у Эрика ногти полированными серебряными накладками украшены, на них — ни царапинки, ни пятнышка. Сияют, как свежевыпавший снег. И четыре зуба — клыки — у него серебром покрыты, а остальные белей жемчуга. На шее у него Оттар ни разу не видел пятен от торопливого, наспех, мытья. И платье было неброским, но безупречно чистым. Оттару же никогда не удавалось сыграть четыре партии в мяч, чтоб притом не выпачкаться.

Казалось бы, Оттару было, чем гордиться в этом обществе, на фоне которого он выглядел выгодно. Но он скучал. От нудных разговоров про хозяйство, от вида перебравших вина гостей. А грубые слова и поступки его шокировали. Дошло до того, что Оттар обрадовался отцу Сигизмунду, который приехал крестить второго сына Эйнара. Все ж духовное лицо, поинтересней, чем эти помещики.

Отец Сигизмунд отметил перемену, произошедшую с Оттаром. Исповедовал его, отпустил грехи и посоветовал:

— Молись почаще, сын мой. Если тебе скучно с людьми, побольше говори с Богом. Тем более, тебе предстоит посвящение в рыцари. И следи за собой: ты можешь впасть в грех гордыни, видя свое преимущество перед другими людьми. Смирись и не проявляй нетерпения.

Но, как бы ни был прав отец Сигизмунд, Оттару приходилось тяжело. Особенно в последние дни. Посвящение назначили на день Властителя, в третью неделю августа. На этот праздник Эйнар всегда устраивал турнир, и Оттар впервые собирался выступать на нем в звании рыцаря.

За неделю до посвящения Оттар перешел на хлеб и воду, чтоб не осквернять дух сытостью, а последний день и вовсе ничего не ел, только пил. Ночь он простоял в часовне, и никогда еще не молился так искренне. Просил ниспослать ему испытания, в которых закалилась бы его вера, молил дать ему шанс отвергнуть нечистого не на словах, но на деле… И к утру вышел счастливым и просветленным, хоть и шатаясь от голода и усталости.

В главной зале его уже ждали. Оттар не поверил своим глазам, увидав Эрика.

— Разве я мог не приехать? — засмеялся тот. — Это же твой праздник.

Посвящение прошло, как в тумане. Эйнар опоясал Оттара, прицепил золоченые шпоры, слегка ударил по плечу мечом, который затем и пристегнул ему к поясу. Меч был подарком Эйнара. Кольчугу преподнесла Агнесс. От отца Оттар получил коня — и внутренне расслабился, ибо ожидал, что скупой отец подсунет ему какую-нибудь клячу. Впрочем, тут же понял Оттар, отец наверняка станет водить к этому жеребцу кобыл, для того и купил хорошего. Копье и щит у Оттара были семейными, старыми, только это не страшно: даже на турнирах копьями уже лет сто как никто не дрался. Но иметь их нужно — такова рыцарская традиция.

А Эрик подарил шпагу, чему Оттар обрадовался. Все-таки шпоры, тяжелый меч, щит и копье устарели. Конница давно бьется шпагами да саблями. Такое современное оружие, годное и для боя, и для ношения в городе, Эрик ему и вручил. И стоила та шпага одна как все, что подарили ему остальные.

Потом сразу начался праздничный пир. Оттар, как именинник, сидел во главе стола, с Эйнаром, Эриком и отцом Сигизмундом. И за столом узнал много нового. Эрик-то, оказывается, рыцарем был давно! Оттар полагал, что Эрик не участвует в турнирах потому, что драться просто так, или драться в качестве оруженосца ему гордость не позволяет. Но его посвятили в рыцари в одиннадцатилетнем возрасте.

— Тогда мне пришлось уехать из Найнора на целых два года, — рассказывал Эрик. — Отец сказал, что нынешние традиции не соответствуют духу нашей семьи. Раньше же как было? Перед посвящением молодой человек должен был отслужить пятнадцать лет в гвардии. Правда, начинали служить с пяти лет… Первые пять лет — обучение грамоте, наукам, всяким нужным вещам. Следующие пять лет — слуга. Причем хозяин был одновременно и наставником. К пятнадцати годам юноша уже владел всеми видами оружия, и следующие пять лет служил солдатом. Только потом лучших из тех, кто вытерпел службу, посвящали в рыцари. Сейчас, конечно, не так, да и смысла нет в ранешних жестокостях. Воинскому искусству меня учили с рождения, но дома, и еще два года я провел в одной обители далеко отсюда. А опоясали меня в Тырянском монастыре.

— А почему никогда не выступаешь на турнирах? — спросил Оттар, любовно поглаживая гарду подаренной шпаги.

— Зачем? — пожал плечами Эрик.

Не выступал он и на этом, праздничном турнире. Зато взялся судить. И показал такое блестящее знание всех правил и их нюансов, что даже Эйнар, знаток, признал его неоспоримое превосходство.