Крест - Прокопчик Светлана. Страница 4
Оттар морщился, но терпел. Отец обмолвился как-то, что мать не в себе стала, когда Оттон помер. Агнесс появилась первой, за ней Оттар. А на следующий год мать родила мертвечика. Кто-то сказал ей, что порча на ней, что детей у нее больше не будет. А она возьми и роди Оттона. И так к нему душой прикипела! Тут княгиня рожать собралась, и мать к ней кормилицей позвали. Она и поехала. Что там было, доподлинно неизвестно, только княгиня и в самом деле померла, а мать привезли домой ночью в закрытой карете. Она в припадке билась, про чертей что-то несла. А Оттон на следующий день помер.
Отец никогда не слушал ее. Мало ли баб мрет родами? Да каждая третья. И что ж, всех младенцев, которые своих матерей убили, нечистыми считать? Да и то, что Оттон помер… Дети часто мрут. Почти всякой бабе приходилось мертвечиков хоронить. Дело ли — так из-за младенца убиваться? Еще родит. А и не родит, так что с того? Девка растет, и наследник есть. Меньше денег на детей потратят, коли больше никто не родится. Мать после того и в самом деле четыре года не беременела, зато потом родила Карла. Здорового, живучего. Но про проклятье говорить не перестала.
Выплакавшись и напричитавшись, мать ушла к себе. В зале у камина остались только Оттар, отец и Карл. Младший братишка робко спросил:
— Бать, а что — в самом деле молодой князь от нечистого?
— Хватит бабье слушать! — рявкнул отец. — Дура твоя мать! Где это видано, чтоб на расстоянии в жертву приносить?! Оттон здесь уже помер, и голова у него в крови была! Не иначе как твоя припадочная матушка его и приложила… А не будь она такой дурой, вы б с Оттаром сейчас оба в Найноре при княжеском дворе воспитывались, и кормились бы от княжеского стола, и одевались бы, чай, не в рванину! А все твоя дура-мать! Послал мне Хирос супругу… Один шанс выпал — и тот она упустила! Кормилица Эрикова, которую вместо вашей матери взяли, Фросинья, была кем? Солдаткой из Заплетенки. А стала кем? То-то. Домоправительница она теперь в Найноре. И дочка ее как княжна растет, вместо того, чтоб навоз выгребать на скотном дворе. А ведь простолюдинка! Но ума у нее Хирос не отнял, не отнял. У вашей матери его и не было никогда, а у нее — есть. Фроська еще и старого князя окрутит. Родилась простолюдинкой, а помрет княгиней. Вот как надо!
Оттар надеялся, что отец расчувствуется, как часто бывало после его ссор с матерью, и плащик все-таки даст. Не дал. Пришлось ехать в дорожном. Он, может, и добротный, только уж больно скромный с виду.
В Найноре Оттар первой встретил Верею, дочь домоправительницы. Она его и предупредила, что Эрик с отцом в кабинете, а Оттара просил обождать.
Оттар знал, что нравится Верее, девчонка строила ему глазки. Конечно, будь она хоть бы дочерью помещика, пусть без титула, женился бы не думая. А что? Хорошенькая, да и матушка наверняка скопила ей на приданое. Шутка ли — столько лет Найнором править? Даже жаль, что Верея по рождению крестьянка.
— Я на галерею пойду, — промолвил Оттар в тайной надежде, что Верея увяжется за ним. Хоть и крестьянка, а смазливенькая…
Верея улыбнулась:
— Конечно. А чаю захочешь — так спускайся в желтую гостиную.
И ускакала, оставив Оттара разочарованным. Ну и ладно, подумал он, все равно эта крестьяночка чересчур строгих правил. И направился на галерею.
Он любил это место. Витало здесь нечто древнее, загадочное и неземное, какой-то дух то ли запретного, то ли забытого знания… Порой Оттар удивлялся: Валенсары по всей стране были заклеймены, их считали чародеями и колдунами. Эстивары, нынешние короли, изгнали Валенсаров. Те ушли, скрывшись в Хаосе, но пообещали вернуться. И с тех пор уже двести лет люди жили в страхе перед их возвращением.
А Хайрегарды не боялись. Ни Валенсаров, ни королевских эдиктов. Оттар сперва онемел, узнав, что в Найноре хранятся многие священные книги прежних королей. И никто их не прячет, стоят себе в библиотеке открыто, можно взять и полистать. Написаны на понятном языке, только уж больно заумно. Эрик любил их читать. И отец Франциск любил. А над народными страхами священник смеялся:
— Колдовство?! Мальчик мой, королям нет нужды колдовать. Да, многие из Валенсаров были магами. И среди Эстиваров есть маги. Только для управления страной важна не магия.
Оттар как-то набрался смелости и прочел книгу магических предметов. Под конец едва не уснул со скуки: всего лишь скрупулезное описание всяких камней. Будто отцовская хозяйственная книга. Нет, настоящие чародеи не станут писать так зевотно.
Кроме того, какие ж они колдуны, если их прародитель, Юлай Валенсар, дрался на поединке с Устааном и погиб от руки его, чтобы выиграть время, потребное для подхода других светлых сил? Вот то-то, что против Устаана они. Значит, магией не занимались. Может, только один их прародитель и был волшебником, а остальные Валенсары — нет. Так верил Оттар.
Лишь на галерее начинал сомневаться. Здесь висели картины и портреты, здесь стояли скульптуры и мебель из Клайхора, бывшей королевской резиденции Валенсаров. Вроде бы все такое обыкновенное, но не совсем. Можно посидеть на стуле, воображая себя древним рыцарем, только едва сядешь — покалывать тебя в зад начинает. Недостоин, значит. Портреты — и те будто следят за тобой, подмечают греховные мысли. Порой Оттар думал: хорошо, что Валенсары не догадались создать портрет Хироса. Если они людей так рисовали, что мурашки по коже, то как бы они изобразили Господа?!
И все-таки он любил галерею. Наверное, именно потому, что здесь хорошо мечталось о чудесных подвигах — но совсем не оставалось пространства для скучных пересудов княжества. И даже когда Оттара знобило от легкого страха, он чувствовал: это не враги. Если придется тяжко, сила этого места окажется с ним, станет его крылами, острием его меча, латами на его груди.
Он медленно шагал по галерее, мысленно здороваясь с людьми на портретах. Они все походили друг на друга, как братья и сестры. Впрочем, Оттар слышал, что у Валенсаров бытовал ужасный обычай: братья могли брать в жены родных сестер. Оттого они и выродились. И это уже не сплетни, Эрик сам сказал. У всех были прямые черные волосы и миндалевидные серые глаза. Эрик лицо от них унаследовал. Хайрегарды приходились близкой родней Валенсарам, все о том знали. Неудивительно, что Эрик оказался похож на какую-нибудь из прапрабабушек. Совсем не удивительно.
Оттар добрался до самого конца зала и застыл в недоумении, узрев дверцу. Странно, он же десять раз, или больше, ходил здесь — никакой дверцы не было! А стояла кушетка, современная. Она казалась сиротой на фоне голой стены, замыкавшей галерею. Эрик часто говорил, что надо бы повесить там гобелен, но не вешал. И вот теперь кушетку убрали, а за ней обнаружилась дверца. Невысокая, Оттару едва-едва в рост, обитая латунью, ненатертой, без блеска. Только ручка — большая, вычурная, громоздкая — сияла ярко и зовуще.
В Найноре разрешалось входить в любое помещение, если дверь в него не заперта на ключ. Так что если эта дверца открыта, можно глянуть, что за ней, и никто не заругается. Только Оттар долго не мог решиться толкнуть ее. Как будто святотатство. Собравшись с силами, переставил ватные ноги.
Ручка сама повернулась, едва он коснулся ее. Дверца подалась легко, без скрипа. И тут же Оттар понял, что находится в маленькой круглой комнате, залитой сверху ярким светом. Плясали пылинки в солнечных лучах. И тихо было так, словно звуки умерли.
Оттар неуверенно огляделся. Стены голые, только по левую руку стоит что-то плоское и большое, закрытое ветошью. Присел на корточки, потянул тряпку. Она прямо в пальцах рассыпалась на ниточки, а он отпрянул с криком.
Он попятился, потом запутался в ногах и грохнулся, но, даже сидя на заду, все отползал, пока не уперся лопатками в стену. Там Оттар и замер, всхлипывая и позорно скуля.
Напрасно он думал, что Валенсары не догадались создать портрет Хироса… Нет, на том портрете запечатлели не Хироса, нет. Оттару никто не говорил, кто это, и ни в одной книге не встречал он гравюр с изображением этого человека. Если, конечно, то был человек. Сейчас Оттару казалось, что никак он не мог быть человеком.