Логово Костей - Фарланд Дэвид. Страница 65

Огромный предводитель сделал выпад, разочарованно шипя.

Габорн прыгнул прямо в раскрытую пасть, поджав колени, поэтому его ноги лишь слегка зацепили острые, как коса, зубы в самой глубине глотки монстра. Он ранил грубый язык, и рот чудовища наполнился липкой слизью, на которой Габорн скользил, как на мокрых камнях.

Габорн вонзил копье сквозь мягкое небо чудовища прямо в его мозг. Монстр в ответ яростно затряс головой, стараясь избавиться от врага.

Габорн крепко вцепился в копье, борясь за жизнь, потому что зубы опустошителя были острыми, как кинжалы, и могли разрезать его на полосы, как пергамент.

Под весом Габорна копье зашаталось. Горячая кровь хлынула потоком — усилия чудовища привели к тому, что его собственный мозг взбивался в пену, как яйцо.

И вскоре монстр зашатался и рухнул, плотно сжав челюсти в предсмертной судороге. Габорн выдернул копье.

Самый крупный и быстрый из трех опустошителей был мертв, но чувство Земли кричало: «Уворачивайся!»

Внезапно рот мертвого опустошителя приоткрылся, и смертоносные когти его товарища чуть не зацепили Габорна.

Габорн буквально вышвырнул себя из похожей на пещеру пасти.

Маг-опустошитель стоял совсем близко, но его лапы были заняты: он старался раскрыть пошире рот своего мертвого начальника. Габорн ударил прежде, чем враг понял, что произошло, вонзив свое копье в мягкий треугольник.

Опустошитель выпустил из когтей челюсти мертвого предводителя и отшатнулся, наткнувшись на своего третьего товарища. Он вытянул лапы вверх и попытался выдернуть копье, но принес себе больше вреда, чем пользы, ибо едва он вытащил копье, как из раны вперемешку хлынули кровь и мозг. Опустошитель покачнулся и упал.

Битва с третьим опустошителем продолжалась несколько минут, в течение которых Габорн отскакивал и уворачивался от нападения. Но, в сущности, бой закончился, едва начавшись. Все три опустошителя были мертвы.

Габорн же получил лишь несколько поверхностных порезов.

Но пока он шел, пошатываясь, через поле сражения, где валялись мертвые черви-нарывники, он был поражен увиденным: черви лежали всюду кучами, размолотые в фарш. И даже краб-слепец, питавшийся ими, был мертв. Куски гнилого мяса выскользнули из его рта.

Порезы на теле Габорна тоже начали гнить. Маг-опустошитель обладал огромной силой. Габорну казалось, что он чувствует, как даже содержимое его желудка стремительно превращается в гниль.

И все же он остановился: заклинание было очень знакомым. Габорн чувствовал присутствие Силы Земли. Наконец, он решил, что это было заклинание исцеления, вроде того, которое Биннесман произносил над ранеными. Только оно было прочитано наоборот.

Габорн закашлялся, на него накатил приступ удушья; казалось, его легкие гниют прямо у него в груди; и он бросился прочь из этого отравленного места. Его руки начали покрываться пятнами плесени.

Он пробежал несколько сотен ярдов и, повинуясь внезапному порыву, сбросил с плеч и раскрыл свой мешок. Вся его еда покрылась плесенью. Тащить с собой эту дрянь не имело смысла, и он швырнул мешок на землю.

Еще долгие часы он бежал, пока, наконец, его раны не затянулись.

«С кем я сражаюсь?» — думал он. Или с чем?

Там, в Гередоне, несколько недель назад, он думал, что его самый страшный роковой враг — Радж Ахтен. Но Биннесман сказал, что Радж Ахтен — это фантом, маска, под которой прячется куда более сильный и страшный враг.

Тогда он решил, что Биннесман имеет в виду Огонь и хочет сказать ему, что против него выступила одна из величайших Сил. Но потом Йом рассказала, что на нее напал чародей Воздуха — и тогда Габорн решил, что в бой с ним вступили уже две из величайших Сил.

Но что-то в том, свидетелем чему Габорн только что стал, заставило его засомневаться. Заклинания опустошителей показали, что они используют искаженную Силу Земли. В Каррисе они заставляли раны гноиться и насылали на людей слепоту. Они бросали черный туман, разрывавший людскую плоть.

Они выжимали из людей воду. Воду?

Значит, это не просто Огонь и Воздух ополчились на него. Даже силы исцеления и защиты были извращены, перевернуты. Казалось, даже Земля, которой он служил, стала его врагом.

Земля, Воздух, Огонь, Вода.

Когда-то раньше, давным-давно, во времена, описываемые в легендах, тварь, которую называли Вороном, пыталась подчинить себе эти Силы.

Что же такое сказал Биннесман тогда, в саду, когда Дух Земли впервые явился Габорну? Другие Силы будут расти. Но Земля ослабеет.

Габорн недоумевал. Земля отступилась от него, лишила способности предупреждать его Избранных об опасности. Но почему она отказалась от него — из-за его, Габорна, минутной слабости или из-за ее собственной?

Габорн бежал и бежал, пока Чувство Земли не предупредило его, что смерть приближается к его людям в Гередоне.

На мир опускалась ночь.

По человеческим меркам прошло полтора дня с тех пор, как он вошел в Уста Мира. Но такому счету времени пришел конец. По человеческим меркам прошло меньше двух недель с тех пор, как Радж Ахтен напал на Гередон. И десять дней с тех пор, как Габорн стал Королем Земли.

Но с его дарами метаболизма время текло совсем по-другому. Казалось, что дни растягиваются в недели, недели — в месяцы.

Он бежал по туннелю, в котором крошечные кристаллические пауки, такие прозрачные, что казались вырезанными из кварца, висели на толстых шелковых нитях паутины. Он видел таких пауков раньше, в Гередоне, но тогда они так быстро сновали по своей паутине, что казались мельчайшими каплями воды, взлетающими ввысь.

Теперь они выглядели застывшими, неподвижными.

Казалось, весь мир застыл и вечность — не более чем мгновение.

Он добрался до того места, где по полу туннеля бежал поток глубиной в несколько футов. Двигаясь по воде, он увеличил ширину шагов. Каждый раз, когда подошвы его ног касались дна, они начинали вязнуть в чем-то вроде мягкого ила. Но он продолжал мчаться вперед.

Он не знал, сколько даров метаболизма у него еще осталось. По меньшей мере, сорок. Он слышал, что на движение в воде уходит много даров. Но, может быть, у него была в запасе сотня.

Время он мог измерять только по шагам да ударам собственного сердца.

Человек не может бесконечно принимать дары метаболизма. Общее мнение таково, что нельзя брать больше дюжины, потому что после этой цифры опасность для жизни возрастает. Руны, с помощью которых способствующие передают разные свойства, несовершенны. Руна метаболизма ускоряет все жизненные процессы, проясняет сознание, но бывает, что не все органы начинают работать с одинаковым ускорением.

И потому часто случается, что принявший много даров метаболизма и пользующийся ими долгое время человек заболевает, слабеет и умирает через несколько недель. Опасность можно уменьшить, если к каждому дару метаболизма добавлять два дара жизнестойкости. Но редко бывает так, чтобы лорд мог задействовать так много печатей силы, и потому человек, принявший избыток даров метаболизма в час нужды, был подобен звезде, ярко вспыхнувшей перед тем, как погаснуть.

Габорн не был уверен, что в итоге способствующие и их печати силы не убьют его.

Он не останавливался для отдыха и сна. И почти с каждым шагом чувствовал себя сильнее.

Возможности даров тоже имели свой предел. Приняв пять даров ума, человек уже ничего не забывал. При двенадцати дарах каждый удар сердца, каждое движение век запечатлевалось в памяти, и после этого новые дары уже мало что меняли.

Так же обстояло дело и с мускульной силой. Воин, принявший десять таких даров, мог поднять лошадь, но при этом он подвергался серьезной опасности: кости его спины или ног могли сломаться.

Воин, принявший пять даров жизнестойкости, также достигал предела: той точки, в которой он больше не нуждался в сне. Он мог, конечно, почувствовать усталость, но один миг отдыха давал тот же результат, что целая ночь сна в мягкой постели.

Габорн никогда не хотел быть таким, как Радж Ахтен: копить огромное количество даров, не приносящих реальной пользы.