Логово Костей - Фарланд Дэвид. Страница 81

Нервы Габорна напряглись. Чувство Земли предупредило, что впереди опасность.

Это ловушка, понял он. Опустошители оставили здесь кого-то в качестве приманки. А как только я заверну за угол, они набросятся на меня.

Сердце забилось сильнее, лоб покрылся холодным потом. Габорн крепче схватил копье опустошителя и медленно, дюйм за дюймом, двинулся вперед, прижимаясь спиной к стене.

В нескольких футах впереди лежали две руки, почерневшие пальцы на них были скрючены, как когти.

Клянусь Силами, подумал Габорн, что они сделали?

Он представил себе человека, одинокого, беспомощного, с отсеченными руками и ногами, лежащего в луже крови. При таких обстоятельствах только очень могущественный Властитель Рун с дюжиной даров жизнестойкости мог так долго цепляться за жизнь.

— Помогите! — крик послышался снова, ближе, но слабее.

Габорн внезапно почувствовал, что страшно устал. Он бежал несколько дней, почти в беспамятстве, и, несмотря на все дары, теперь утомление брало свое. Стены пещеры, казалось, стали туманными, расплывчатыми; он сам словно отделился от своего тела.

— Эй! — крикнул Габорн. — Есть там рядом с вами опустошители? Это ловушка?

Он услышал сдавленный звук, будто страдалец не мог поверить, что слышит приветливый человеческий голос.

— Нет, никаких опустошителей, — ответил он слабым голосом. — Это не опустошители сделали такое со мной.

Голос показался смутно знакомым, и Габорн завернул за угол, с удивлением увидев тень на земле так близко.

Он всмотрелся. Крабы-слепцы прорыли свои норы в стенах туннеля, и прямо под ними лежал человеческий обрубок — без рук, без ног. Серые, как перец, волосы и борода. Его лицо было повернуто в темноту. Прямо на нем сидели крабы и поедали его. Но он все еще цеплялся за жизнь, его грудь поднималась и опускалась.

— Не опустошители сделали это со мной, — прошептал человек чуть громче. — Если только ты сам не опустошитель.

Он повернул голову к Габорну и уставился на него пустыми кровавыми глазницами. Крабы выгрызли его глаза. Это был Король Лоуикер, которого Габорн оставил умирать в Белдинуке неделю назад.

— Нет! — закричал Габорн, испугавшись, что перед ним дух Лоуикера.

Лоуикер засмеялся, несмотря на боль.

— Габорн, — сказал он, и это имя эхом отразилось от стен туннеля.

Габорн отчетливо слышал, как шепот раздался в его левом ухе и почти сразу снова послышался откуда-то спереди.

Я сплю, сказал себе Габорн. Никаким образом бесчестный Король Лоуикер не может быть жив и находиться здесь. Властителям Рун с большим количеством даров жизнестойкости тоже нужно спать, но когда они засыпают, им часто снятся вот такие кошмары.

Лоуикер смеялся, словно его позабавило замешательство Габорна.

— Итак, — сказал он, — ты пришел, чтобы встретиться со мной. Или ты надеешься уничтожить мою госпожу?

Габорн не ответил; мысли его разбегались. Сон, думал он, или послание?

— Ты не можешь убить ее, — сказал Лоуикер, — не убив самого себя. Потому что она живет в тебе самом. Ты — ее святилище, почва для ее потомства.

— Нет, — сказал Габорн. — Мне от нее ничего не надо. Я ненавижу ее.

— Так же, как меня? — спросил Лоуикер.

— Ты был убийцей. Ты убил собственную жену и убил бы меня. Ты получил то, что заслужил.

Лоуикер смотрел на Габорна пустыми глазницами, словно обвиняя. Кровь запеклась на обрубках его рук и ног, и теперь крабы с удовольствием вгрызались в него.

— Ты тоже получишь то, что заслужил, — сказал Лоуикер.

И в этот момент Габорн почувствовал, будто его окатило волной холода и тьма сгустилась вокруг. Казалось, мир бешено завертелся.

Ему казалось, что он очутился в центре водоворота. Невидимые ветры вихрями закружились вокруг, ветры тьмы, и он хотел закричать и позвать на помощь, но язык во рту стал словно деревянный, и даже если бы он сумел издать звук, то его услышали бы только крабы-слепцы.

Он упал на землю, зная, что в пещере он не один. Какая-то невидимая сила окутывала его, стараясь уничтожить.

Сердце отчаянно билось в груди. Он почти не мог дышать. Ворон кружил над ним. Он чувствовал Великую Истинную Хозяйку, ее древнюю злую волю. В ушах звучал ее шепот: «Как ты можешь сражаться с врагом, у которого нет формы; с врагом, который проникает даже в твои мысли и подчиняет их себе?».

Габорн свернулся в клубок. Он хотел бежать, но бежать было некуда, и он не мог отличить реальность от иллюзии.

Словно в видении, он заметил маленького мальчика, лет четырех-пяти. Небо было чистым и синим, а день — теплым и ясным. Но откуда-то доносились раскаты грома, и ребенок бежал от своего дома с совершенно определенными намерениями; в руке у него была палка.

Мальчик думал: в курятник залезла лиса.

Но едва он повернул за дом, как вдруг понял, что это был за гром. Гигантская орда опустошителей шла в атаку. Их черные шеренги с грохотом двигались по ближайшему холму. Мальчик увидел их; колени у него подогнулись, рот открылся. Он поднял свою жалкую маленькую палку, словно надеясь отогнать их, но орда двигалась вперед столь же стремительно и неотвратимо.

Первый же опустошитель, подошедший к дому, проглотил ребенка целиком, и видение растаяло.

Хозяйка продолжала шептать прямо в ухо Габорну: «Ты — дитя, а мы — орда. Тебе не победить нас».

Габорн чувствовал, это видение не было вымыслом. Госпожа показала ему то, что действительно случилось на пути орды к Каррису.

Тьма сгущалась. Долгое время Габорну казалось, что его душу исторгнут из тела и сделают из нее игрушку для Ворона.

Но постепенно он начал понимать. У нее не было такой власти. Если бы была, она бы стерла все человечество с лица земли много веков назад.

Едва он понял это, клубящаяся тьма начала таять — и через некоторое время исчезла.

И Лоуикер, и его отсеченные конечности исчезли тоже, словно кто-то хотел уничтожить все улики. Перед ним был чистый пол, отполированный ногами многих тысяч опустошителей.

Сердце Габорна продолжало бешено колотиться о ребра.

Хозяйка атаковала его. Почему?

Габорн мог придумать только два объяснения. Первое — она мучила его для собственного удовольствия. Но могло быть и так: она сделала это потому, что испугалась.

Почему она может бояться меня, думал Габорн. Какую опасность я представляю для нее?

Он вернулся назад, к тому моменту, когда видение началось. Габорн размышлял о том, как ему победить существо, состоящее из чистого зла — зла, живущего не в теле, но в душе.

Он с трудом встал на колени, начиная понимать, что произошло. Она старалась сбить его с мысли, помешать ему думать об этом. Габорн знал, если он продолжит размышления, то подвергнется новой атаке.

Ну что ж, пускай, сказал себе Габорн. Я хочу покончить с ней. Я ненавижу ее. Он поднялся на ноги.

Тогда она повернет эту ненависть против тебя самого, зашептал голос в глубине его сознания. Она предложит тебе ненавидеть тех, кто ей служит, и, в конце концов, одолеет тебя. Зло стонет и плачет лишь тогда, когда ты становишься добрее.

Темные смерчи исчезли, и мир наступил в сердце Габорна, несмотря на то что словно из дальней дали до него доносились стенания локуса.

«Учись любить всех людей равно, — писал Эрден Геборен, и эти слова теперь звенели в его голове, словно Эрден Геборен стоял прямо перед ним. — Жестоких так же, как добрых».

«Жестоких так же, как добрых», — повторил Габорн. Сомнения мучили его. Он подумал о короле Лоуикере, убийце собственной жены.

Что я должен был сделать с ним?

Он вспомнил сотни жестоких людей, которых отказался Избрать. Он вспомнил, как он ненавидел Раджа Ахтена.

«Учись любить всех людей равно. Жестоких так же, как добрых».

Избирая тех, кто останется жить, и тех, кто умрет, Габорн старался соблюдать какое-то правило. Он отказывался Избрать сильных, которые позволяли умирать слабым. Он отказывался избирать мудрых, позволявших умирать глупым. Он избирал старых и молодых, мужчин и женщин, жителей Рофехавана и Индопала.