Повелитель драконов - Функе Корнелия. Страница 23
— Почему это? Земляные эльфы очень любят жить в закопанных в землю консервных банках, — подала голос Серношерстка с плеча Лунга. Она забралась туда, чтобы удостовериться, что ремни привязаны крепко. Буря убедила маленькую кобольдиху, что в этом путешествии и ей лучше попрочнее привязать себя к зубцам драконьего гребня.
— Этими банками очень здорово пугать прохожих, — добавила она. — Эльфам стоит только постучать своими молоточками по жестяным стенкам, — Серношерстка хихикнула. — Видели бы вы, как люди подскакивают от этого звука!
Профессор с улыбкой покачал головой:
— Да уж, от эльфов ничего другого ожидать не приходится, — он сложил карту и протянул ее Бену. — Кстати, об эльфах. По пути на юг вы можете встретиться с одной их особенной породой. По ночам возле заброшенных городов, погребенных в песке пустыни, полно пыльцовых эльфов. Они будут роями кружиться вокруг вас, пытаясь сбить с пути. Не поддавайтесь на их уговоры, но не будьте с ними слишком невежливы. Они умеют сердиться не хуже, чем их родичи на холодном севере.
— Еще и это! — простонала Серношерстка со спины Лунга. — Эльфы! — она закатила глаза. — Я уже столько натерпелась от этого мелкого народца! Однажды они осыпали меня своими мерзкими стрелами, вызывающими зуд, только за то, что я влезла на их пригорок, чтобы набрать свинушек.
Профессор тихо засмеялся:
— Да уж, боюсь, что их арабские родственники ведут себя ничуть не лучше. Так что держитесь от них по возможности подальше.
— Постараемся, — Бен сунул карту в карман куртки и посмотрел на усеянное звездами небо. Дневная жара совсем уже не чувствовалась, мальчик даже немного мерз. Но вдыхать прохладный воздух было приятно.
— Да, вот еще что, мой мальчик! — профессор протянул Бену толстую, растрепавшуюся от употребления книгу. — Положи-ка это тоже в свой багаж. Это тебе от меня прощальный подарок — здесь описаны почти все когда-либо упоминавшиеся сказочные существа. Может быть, она пригодится тебе в путешествии.
— Большое спасибо, профессор! — мальчик со смущенной улыбкой взял книгу, бережно провел рукой по переплету и стал листать.
— Давай клади ее живее в рюкзак, — поторопила его Серношерстка. — Мы не можем сидеть и ждать, пока ты ее прочтешь. Смотри, как высоко уже луна.
— Да-да, сейчас, — Бен снял рюкзак и аккуратно уложил в него карту и книгу профессора.
Мухоножка осторожно распрямился за кустом травы. Рюкзаки! Вот оно! Серношерстка, конечно, ни за что не согласится взять его с собой, сколько бы ни уговаривал ее мальчик. Но если он просто спрячется в рюкзаке у Бена… Тихо, как тень, выскользнул гомункулус из укрытия.
— Эй, что это было? — спросила Серношерстка, свесившись со спины Лунга. — Что-то мимо нас проскользнуло! Есть здесь пустынные крысы?
Мухоножка одним прыжком исчез в рюкзаке Бена.
— Для тебя у меня тоже кое-что есть, Серношерстка, — сказал Барнабас Визенгрунд, шаря в корзине. — Это дала мне с собой жена, чтобы добавлять в стряпню, но ты, я уверен, сумеешь их использовать лучше меня, — он сунул в лапу Серношерстке холщовый мешочек. Она с любопытством обнюхала его.
— Сушеные подосиновики! — воскликнула она. — И белые, и маслята! — она недоверчиво взглянула на Барнабаса Визенгрунда. — Ты что, правда хочешь мне все их подарить?
— Конечно! — рассмеялся профессор. — Никто не сумеет оценить грибы так, как кобольд!
— Это правда, — Серношерстка еще раз понюхала мешочек и побежала с ним к своему рюкзаку. Он лежал на песке рядом с рюкзаком Бена. Мухоножка затаил дыхание, пока она сцепляла их, чтобы повесить на спину Лунга. Но Серношерстку так опьянил запах сушеных грибов, что она не заметила гомункулуса в вещах Бена. Бен оглядывался по сторонам.
— Что ж, похоже, Мухоножки действительно нет, — пробормотал он.
— Какое счастье! — заметила Серношерстка, запихивая мешочек с грибами на самое дно рюкзака (конечно, сперва она все же вынула горстку попробовать). — От него пахло бедой, можешь мне поверить. Любой кобольд сразу бы это почувствовал, но вы, люди, никогда ничего не замечаете.
Мухоножке очень хотелось укусить ее за мохнатые пальцы, но он сдержался и даже кончика носа не высунул из своего укрытия.
— Может быть, он не нравился тебе, дорогая Серношерстка, просто потому, что он гомункулус, — предположил профессор Визенгрунд. — Эти создания, как правило, не вызывают добрых чувств у существ, рожденных естественным образом. У большинства из них они вызывают даже отвращение. Поэтому гомункулус часто чувствует себя очень одиноким, отверженным и цепляется за своего создателя. При этом живет он обычно намного дольше, чем создавший его человек. Намного дольше.
Серношерстка покачала головой, затягивая рюкзак:
— Гомункулус он или не гомункулус, но он пах бедой, и все тут.
— Она очень упрямая, — шепнул Бен профессору.
— Да я уж заметил, — тихо ответил Барнабас Визенгрунд. Потом он подошел к Лунгу и еще раз взглянул в его золотые глаза.
— Для тебя у меня только это, — сказал он, протягивая дракону раскрытую ладонь. Там лежала золотая пластина чешуи, блестящая, твердая и холодная, как настоящий металл. Дракон с любопытством наклонился над ней.
— Много лет назад я нашел две такие пластины, — пояснил профессор. — В Северных Альпах. Там время от времени исчезали коровы и овцы, и люди рассказывали леденящие кровь истории об огромном чудище, которое ночами является с гор. Мне тогда, к сожалению, удалось найти только эти пластины чешуи. На вид они очень похожи на твои, а на ощупь совсем другие. Там были и следы, но их размыл дождь и затоптали перепуганные крестьяне.
Мухоножка напряг слух в своем укрытии. Это должна быть чешуя его хозяина! Крапивник за всю жизнь потерял три пластины из своей чешуи, и, хотя он каждый раз посылал воронов на поиски, ни одна из них к нему так и не вернулась. Да уж, ему бы совсем не понравилось, что две из них подобрал человек.
Гомункулус высунул нос из вещей Бена, чтобы взглянуть на пластины, но рука профессора была слишком высоко.
— Они ничем не пахнут, — сказал Лунг. — Как будто сделаны из ничего. Но от них исходит такой холод, словно они изо льда.
— Можно мне тоже взглянуть? — спросил Бен и нагнулся над ладонью профессора. Мухоножка прислушивался.
— Можешь взять их в руки, — сказал профессор Визенгрунд, — и рассмотреть хорошенько. Странные штуки.
Бен осторожно снял одну из пластин с его ладони и провел пальцем по острому краю. На ощупь она и впрямь была похожа на металл, и в то же время это было что-то иное.
— Мне кажется, они из ложного золота, — пояснил профессор. — Это металл, из которого алхимики в Средние века пытались получить настоящее золото — безуспешно, конечно. Но он, несомненно, сплавлен с чем-то еще, потому что эти пластины очень твердые. Даже алмазным резцом я не смог провести по ним ни малейшей царапины. Такие дела, — Барнабас Визенгрунд пожал плечами. — Возьмите одну с собой. Может быть, вы в своем путешествии нападете на след этой загадки. Я так давно уже таскаю за собой эти пластины, что потерял всякую надежду.
— Я положу их к себе в рюкзак? — спросил Бен дракона. Лунг кивнул, поднял голову и в раздумье посмотрел на море. Бен кинул оба рюкзака Серношерстке. Она их поймала и перекинула через спину Лунга.
— В путь! — крикнула она. — Кто знает — может, завтра утром мы в порядке исключения приземлимся как раз там, где хотим?
— Погода благоприятная, Серношерстка, — сказал профессор, взглядывая на небо. Бен подошел к нему и застенчиво протянул руку.
— До свидания! — сказал он. Профессор Визенгрунд крепко сжал его руку.
— До свидания! — сказал он. — Я правда надеюсь, что мы еще свидимся. Да, кстати, — он вручил Бену маленький картонный прямоугольник, — чуть не забыл. Это визитная карточка Зибеиды. Если вы все же соберетесь ее навестить по пути от джинна, передавайте от меня привет. Она с удовольствием пополнит ваши запасы провизии и мало ли что еще вам может понадобиться. Если в той деревне, где она ведет свои исследования, не произошло каких-то чрезвычайных перемен, то люди там все еще с нетерпением ждут возвращения драконов. Но все же лучше убедиться в этом, прежде чем Лунг покажется среди хижин.