Повелитель драконов - Функе Корнелия. Страница 34

Когда змей закончил свой рассказ, никто не произнес ни слова. Лунг посмотрел на черное небо.

— И больше ты никогда о них не слышал? — спросил он. Змей медленно покачивался из стороны в сторону.

— Слухов ходит много. Водяные и русалки, которые часто поднимаются вверх по Инду, рассказывают о долине высоко-высоко в горах, на дно которой падает иногда тень летящего дракона. Рассказывают также, что кобольды помогли драконам скрыться. Глядя на твою спутницу, — он взглянул на Серношерстку, — я начинаю думать, что это не так уж невероятно, правда?

Лунг ничего не ответил. Он стоял, погрузившись в свои мысли.

— Хотела бы я знать, где это чудовище, — пробурчала Серношерстка. — Что-то мне не нравится, что оно так просто появляется и снова исчезает.

Змей пригнул голову, так что его язык коснулся острых ушей Серношерстки.

— Это чудовище в союзе с силами воды, кобольд, — прошептал он. — Все драконы умеют плавать, хотя они существа огненной стихии. Но этот властвует над водой, вода ему служит — гораздо больше, чем мне. Я никогда больше не видел этого дракона, но иногда я чувствую, как из самой глубины морской пучины веет холодом. И тогда я знаю — это дракон в золотом панцире отправился на охоту.

Лунг все еще молчал.

— Золотой, — пробормотал он. — Он был золотой. Это тебе ничего не напоминает, Серношерстка?

Маленькая кобольдиха озадаченно посмотрела на него:

— Нет, а что? Хотя… погоди…

— Старый дракон! — сказал Лунг. — Он предостерегал нас от Золотого. Помнишь, тогда, перед вылетом. Странно, правда?

Бен вдруг хлопнул себя по лбу.

— Золотой! — воскликнул он. — Ну конечно! Золотая чешуя! — он торопливо открыл рюкзак. — Извини, Мухоножка, — сказал он гомункулусу, высунувшему заспанную голову из его вещей. — Я просто ищу свой мешочек. Мне нужна чешуя.

— Чешуя? — гомункулус тут же проснулся.

— Да, я хочу показать ее змею, — Бен осторожно достал золотую пластину, лежавшую между двумя другими подарками. Мухоножка встревоженно высунулся из своего теплого укрытия.

— Какому змею? — спросил он, выглянул из рюкзака и с криком ужаса снова скрылся в свитерах Бена.

— Эй, Мухоножка! — Бен вытащил его оттуда за воротник. — Не бойся! Он, конечно, большой, но очень приветливый. Честное слово.

— Приветливый? — пролепетал Мухоножка и снова зарылся как можно глубже. — При таких размерах приветливость тоже опасна!

Змей с любопытством придвинул голову ближе.

— Что ты мне хочешь показать, человечье дитя? — спросил он. — И что это за шепот доносится из твоего рюкзака?

— Да это просто Мухоножка, — ответил Бен. Он осторожно поднялся Лунгу на спину и протянул змею на раскрытой ладони золотую пластину:

— Вот взгляни! Не может она быть из чешуи того огромного дракона?

Змей так низко наклонился над ладонью Бена, что коснулся кончиком языка руки мальчика.

— Да, — прошипел он. — Может. Прижми мне ее к шее.

Бен посмотрел на змея с удивлением, однако выполнил его просьбу. Когда золотая пластина коснулась переливающейся шеи змея, он так сильно содрогнулся всем телом, что Лунг чуть не скатился с его спины.

— Да, — прошипел он. — Это чешуя того самого чудовища. Она пронизывает холодом, как лед, хотя и выглядит, как теплое золото.

— Она всегда холодная как лед, — сказал Бен. — Даже если положить ее на солнце. Я пробовал, — он аккуратно упрятал пластину обратно в мешочек. Мухоножка не показывался.

— Милый кузен, — сказал змей, оборачиваясь к дракону. — Присматривай хорошенько за своим человечком. Это очень опасное дело — хранить у себя что-то, принадлежащее такому яростно-злобному существу. Он ведь может потребовать свою собственность обратно. Несмотря на то что это всего лишь одна пластина его чешуи.

— Ты прав, — Лунг встревоженно повернулся к Бену. — Может быть, тебе лучше выбросить эту пластину в море?

Но Бен отрицательно покачал головой.

— Нет, прошу тебя, — сказал он. — Я не хочу с ней расставаться, Лунг. Это ведь подарок, понимаешь? Кроме того, откуда чудовище может знать, что она у меня?

Лунг задумчиво кивнул:

— И правда. Откуда оно может знать? — он поглядел вверх, ища глазами луну. Там, где она исчезла, виднелся слабый ржаво-красный отблеск.

— Да, луна скоро вернется, — сказал змей, перехватив взгляд Лунга. — Ты хочешь снова подняться в воздух, мой огненный кузен, или мне довезти тебя за море на спине? Но тогда тебе придется рассказать мне, куда вы хотите попасть.

От неожиданности Лунг не сразу нашелся что сказать. Он все еще чувствовал тяжесть в крыльях и такую усталость во всем теле, словно не спал уже несколько лет.

— Ну конечно, — сказал Бен, кладя руку ему на панцирь. — Пусть он нас довезет. Уж он-то не заблудится, а ты сможешь отдохнуть, правда?

Лунг обернулся к Серношерстке.

— У меня, наверное, начнется морская болезнь, — проворчала она. — Но тебе действительно нужно отдохнуть.

Лунг кивнул и снова повернулся к змею:

— Нам нужно попасть к той деревне, перед которой купались драконы, когда их прогнали. Мы хотим там кое-кого навестить.

Змей кивнул и опустил длинную шею обратно в воду.

— Я вас довезу, — сказал он.

КАМЕНЬ

Два дня и две ночи вез морской змей дракона и его друзей по Аравийскому морю. Дневного света он не боялся, потому что не боялся людей. Но по просьбе Лунга он вез их через те области моря, куда никогда не заплывал ни один корабль. Чешуйчатая спина змея была так широка, что Лунг мог на ней спать, Серношерстка — есть, а Бен — бродить туда-сюда. Когда море было спокойно, змей скользил по воде, как по зеркалу из зеленого стекла. Если же на их пути вставали высокие бурливые волны, он вскидывал тело так высоко в воздух, что трем пассажирам даже капли пены не падало на лицо.

Серношерстка боролась с морской болезнью, поедая вкусные листья из ущелья джинна. Лунг проспал почти все путешествие по морю. Зато Бен большую часть времени сидел прямо за высоким гребнем змея и слушал его певучие рассказы о существах, скрывающихся в глубинах моря. Он с изумлением узнавал о русалках, корабельных домовых, спрутах о восьми щупальцах, рыбьих королях и поющих гигантских скатах, о светящихся рыбах и коралловых гномах, о злых духах с акульими мордами и детях моря, ездящих верхом на китах. Бен был так поглощен рассказами змея, что совсем забыл о Мухоножке у себя в рюкзаке.

Гомункулус с бьющимся сердцем сидел среди вещей Бена, прислушивался к чмоканью Серношерстки и свистящему голосу змея и при каждом вздохе спрашивал себя, где находится сейчас его хозяин.

Отправился ли Крапивник и впрямь в пустыню? Удерживают ли его еще пески? Понял ли он уже, что Мухоножка его предал, или все еще ищет следы Лунга в раскаленной пустыне? У Мухоножки раскалывалась голова от этих вопросов, но хуже, гораздо хуже был звук, донесшийся до его чутких ушей на второй день их путешествия с морским змеем. Это было хриплое карканье ворона.

Странно и угрожающе донеслось оно сквозь рокот волн, перекрыло певучий свист змея и заставило мучительно колотиться сердце Мухоножки. Он осторожно выглянул из рюкзака, который все еще висел на спине у Лунга. Дракон дышал во сне глубоко и ровно. Высоко в голубом небе, с которого жарко светило солнце, кружила среди белых чаек черная птица.

Мухоножка снова спрятал голову, так что наружу торчал только нос. Конечно, это был не какой-то залетный ворон, которого ветер случайно загнал в эти края — как бы Мухоножке ни хотелось так думать. Нет, нет и нет. А может быть, гигантский змей просто распрямится во всю длину и слизнет его с неба языком, как лягушка — муху?

Но змей даже и не глядел на небо.

«Надо сочинить для него хорошую историю, — подумал Мухоножка. — Очень хорошую. Ну, напряги же мозги, Мухоножка!»

Но не только гомункулус обратил внимание на ворона. Ночью темнота скрывала черную птицу, но на голубом небе Серношерстка ее тут же заметила. Вскоре она убедилась, что ворон следует за ними. Она ловко прошла вдоль скользкого тела змея вперед, туда, где в тени его блестящего головного убора сидел Бен и слушал историю о вражде двух подводных королев.