Другое имя зла - Парфененко Роман Борисович. Страница 64

Вторая пуля ударила Демона в гладкую, птичью голову. Из нее полетели серые ошметки местами окрашенные ярко-алым. Клюв раскрылся еще больше, и комнату заполнили хрустальные колокольчики. Демон смеялся. Колокольчики заливались, а серебряные шарики, опять звеня, скакали по полу и отлетали от стен.

Малах Га-Мавет рухнул головой вперед. Смех оборвался. Демон дернулся несколько раз в агонии и затих. Сжимая пистолет двумя руками, осторожно подошел к нему. Даже от мертвого Демона можно ждать какой угодно пакости. Вплоть до механизма самоуничтожения. Носком башмака коснулся головы. Сомнений нет, – Пыльный Ангел умер. Не стал делать контрольный выстрел. Я не убийца, мне пришлось защищаться. А потом это бы выглядело, как плюнуть на могилу. В голове, словно эхом от стрельбы, а вслух крик:

– Черт, Шура!!! – Кинулся к ней. Отбросил очень тяжелый пистолет. Он не выстрелил. Она лежала в луже крови. "Откуда в ней столько?!" – дурацкая мысль.

Шура была мертва… Демон почти перерубил ее вдоль тела своими когтями. А когда сбросил с них, она ударилась о стену, и сломала позвоночник. Опустился, в который раз, рядом с ее телом на колени. Вновь спасла мне жизнь. Судя по всему на этот раз по-настоящему. Вряд ли удалось срастись, после того как демон поработал надо мной когтями и клювом. Опять кто-то умирал, что бы я оставался жить. Люди, крысы, гибли вместо меня, что бы я жил! Зачем?! Каково мое предназначение?!! Рядом лежал очередной друг, и этот друг в очередной раз становился мертвым вместо меня.

Закурил, закрыл глаза. Вспомнил, что в пистолете осталось три патрона. "Может и мне рядом с Шурой прилечь, отдохнуть, проглотив свинцовую в оболочке пилюлю?!".

Вдруг со стороны двери, там, где лежал Демон, раздался какой-то шум. Вскочил, нашел пистолет и навел его на дверь. То, что довелось мне увидеть, потрясло не меньше убийства самого Демона.

Обе створки двери широко, до предела распахнулись. Оттуда друг за другом выходили Другие. Опять разбил паралик, но не от страха, а от изумления. На меня Безликие внимания не обращали. Они тесным кольцом окружали мертвую эпоху. Складывали руки на груди. Опускали головы. Выращивали щели-рты. Прошло время, и шевеления в кольце горя прекратились. И тогда в тишине зазвучал высокий, ангельский голос. После первой строчки его подхватили все Другие. Этот неземной хор пел:

В помещение повисла звенящая тишина. Другие опустились на колени. Находившиеся рядом, протянули руки к Малах Га-Мавету. Они вместе, разом поднялись с колен, вздымая Ангела Смерти над полом. Все выше и выше. Вот он уже на вытянутых руках, над головами. Первыми покинули комнату Другие без скорбной ноши. За ними в ногу те, что несли тело повелителя. Шаги похоронной процессии стихли. Сказать, что увиденное ошарашило, равносильно тому, что сказать про муравья попавшего под каток, что его слегка помяло.

Они пошли хоронить своего Демона. Я вспомнил о Шуре. Надо отдать последние почести ей, моей верной боевой подруге. Теперь было объяснимо странное поведение в зале Малах Га-Мавета. Она знала, что умрет. Там, в коридоре, когда закатил истерику, поэтому смотрела на меня, как на кусок дерьма. Даже не успел помириться с ней перед смертью. Там и не смог доказать, что, в общем-то, неплохой парень. Вот срань-то!!! Паршиво, как все! Она ведь последний мой друг в этом мире!

Снял куртку и расстелил рядом с телом. Аккуратно перенес ее. Завернул и взял на руки. Поднялся и пошел прочь из комнаты. Прошел маленький коридорчик. Плечом толкнул тяжелую, следующую дверь. Она легко отворилась. Сразу за ней начинались ступеньки на поверхность. Демон оказал мне последнюю услугу, сократив обратный путь из лабиринта. Я выбрался из развалин. Другие ушли. Рядом с тротуаром стоял пятисотый Мерседес. Все двери были распахнуты. Я решил похоронить Шуру в Неве. Пусть там, в одном месте покоятся два самых дорогих существа в моей жизни. Путь туда неблизок. Очень кстати, здесь оказалась машина. Машина завелась. С началом движения заплакал. Теперь я понял цену одиночества.

Часть 4. Возвращение к себе. 

Глава 1.

Похороны.

Поминальные частушки, пропетые Другими, в память павшего Пыльного Ангела, отдавали самодеятельностью. Но самодеятельностью, прочувствованной, душевной, трогательной. Несуразное здесь все, бессмысленное. Подъемы и сокрушительные обвалы столь стремительны, что ни мыслью, ни глазом схватить начало и конец не представляется возможным. Если мгновения здесь, равносильны году человеческой жизни?! Значит то время, что прошло с начала этих событий равно тысячелетиям. Выходит, что, я действительно,обречен на вечность, пережить которую не способен никто, кроме меня.

Вот и Невский проспект. И вправду, кажется, что прошла вечность с той поры, когда с Наташей пытались перебраться через него.

Сбросил скорость и начал пристально, более внимательно оглядываться по сторонам. Какое-то несоответствие, чего-то не хватает. И, словно, гром среди ясного неба, – озарение. Резко нажал на педаль тормоза. Машина клюнула носом и замерла, как вкопанная. Что-то под капотом треснуло. Мерседес, как живое существо, дернулся всем кузовом. Этот треск был последним звуком машины, которую, как будто подстрелили. Он умер. И то, что это, действительно так, очевидно, как и то, что с Невского исчезли все трупы. Центральная улица города осталось прежней. Пережившей локальный конфликт с использованием тяжелой броневой техники. Но ставших уже привычными трупов нигде не было. Выходило так, что со смертью Малах Га-Мавета и в самом деле сменились эпохи. Или просто Атман хотел запудрить мне мозги, усыпить бдительность. Как бы то ни было, Пыльный Ангел перед смертью, сказал правду, Безумный Бог был виноват, на прямую, во всем. Демон просто выполнял приказы, как хороший эсэсовец. Странно другое, почему сам, когда Атман забивал баки, не смог свести два и два. Божественной власти захотел, – дурак!!! Разум от вожделения отшибло. Но, тогда получается, что и сам Атман не семь пядей во лбу. Или же меня считает круглым идиотом, помноженным на полного кретина. На его месте, я бы не допустил встречи с Малах Га-Маветом. Не стал бы заметать следы, пряча тела растерзанных людей. Либо он дурак, либо считает меня таковым. Для меня, конечно, предпочтительнее, с точки зрения стратегии, второе. Тогда есть гипотетическая возможность, гипотетически его в чем-либо обмануть.