Другое имя зла - Парфененко Роман Борисович. Страница 76

– Не ходи туда, Юрий!!! – За спиной раздался все тот же голос.

– Терпеть не могу, когда меня называют Юрий! – Сказал, поворачиваясь к своему зеркальному отражению.

– Я знаю, что ты любишь и, что не нравится тебе! Но сейчас прошу, не ходи туда! Я сделаю все, что захочешь. Отвечу на любые вопросы…

– Как-то странно меняется отношение ко мне. Еще вчера, навязал мне кучу телохранителей, по существу вертухаев. Грозил цугундером. Приказал своим нукерам сопровождать даже на горшок. К чему сейчас дипломатические изыски? Позови штук двадцать Других, разоружите, закуйте в цепи. Закройте где-нибудь в Петропавловском равелине. Желательно в камере, где революционеры сидели. Или, что житницы оскудели?! Катастрофический дефицит на Других?!

Он стоял напротив, насупившись. Одет, так же, как я. Как и у меня красивый, тяжелый браслет вылез из-под рукава и наполз на черную перчатку.

– Ты прав! Крысы перешли в наступление. У меня нет сейчас ни одного Другого под рукой. Что бы их производить и создавать необходимо время. Его тоже нет. Поэтому предлагаю, сделать все, что захочешь, а в обмен сейчас вернемся обратно, сядем на машину и уедем отсюда.

– Ну, что, например, ты можешь сделать ради моего согласия?

– Смогу дать тебе любых женщин. Каких захочешь! Называй имена! Они будут покорны и покладисты. Могу вытащить любого из тех, кого назовешь.

Он замолчал. Было ясно, что пауза наиграна. Атман специально затягивает, чтобы выложить с максимальным фурором свой последний козырь. Будь проклят, если еще не проклят, я знал, что это будет за карта!

– Я могу оживить Наташу…

Он замолчал, впиваясь в мое лицо взглядом. Очень хотелось увидеть, какой эффект произвели прозвучавшие слова. Я не стал его утруждать.

– Если бы только этим исчерпывались мои потребности, мы бы давно сговорились и ударили по рукам.

– Что же тебе надо. Я же сказал, – сделаю все! Говори!!! – Червивое дитя сорвалось на крик.

– Я тебе сейчас дам пистолет, ты застрелишься.

– Это невозможно, уже тысячу раз говорил!

– Не ори, я слышу. Хорошо, тогда втрое, выпусти из города.

– Я не могу этого сделать! Неужели ты не понимаешь, там ничего нет! Все, все, что было сосредоточенно во вселенной, сейчас находится здесь!!!

– Иди ты?!! – Уже откровенно издевался над Богом истериком. Едва сдерживал смех.

– Что же ты можешь? Атман, ты, напоминаешь папуасского божка, юрисдикция которого простирается только на место обитания племени верящего в него.

– Да, да, да!!! Папуасский божок, который свел вселенную к маленькой площади, и из всех верующих оставил одного, полного идиота, закаленного, плюс ко всему, в советском, социалистическом, научном атеизме!!! Это моя ошибка.

– Приятно слышать, что боги ошибаются. Особенно приятно то, что они время от времени в состояние признавать свои ошибки! Такого и научный атеизм не мог предположить! Хорошо, еще одна попытка. Можешь сделать так, что бы все стало по-прежнему? Верни все назад! А там посмотрим.

– Кретин! Я не могу вернуть все назад! Дело не в том, что мне, там нет места, но и тебя дурака, там не будет!

– Неужели это так важно?!

– Черт с тобой! Иди! Там найдешь все ответы, на все вопросы. Там тебе все объяснят. Ну, а потом, тебе уже придется решать. Нет ничего более мучительного, чем выбор, отягощенный знанием, тем более что выбирать не из чего!!! Этот выбор будет самым важным в твоей жизни! Постарайся не ошибиться!

Атман растаял. Я повернулся, закурил и потопал на свет костра.

Глава Половина пятой.

У костра, на парковой скамейке, сидел старик. Я стоял в темноте за деревом, рассматривая его. Лицо в отблесках пламени казалось темно-коричневым, неподвижным. Глубокие морщины избороздили все лицо, словно вспаханное маленьким, бесшабашным, пьяным пахарем. Темные, на выкате большие глаза. Кустистые седые брови. Высокий лоб. Из-под вязаной шапочки выбивались седые длинные клочья. Неопрятная борода обрамляла вытянутую физиономию. На нем был надет драный овчинный тулуп. Большие, сильные руки покоились на коленях. Грязные, в широкую полосу штаны на выпуск, бахромой над расхлябанными перетянутыми проволокой, грубыми башмаками.

Старик неотрывно, не мигая, смотрел на огонь, словно пытался насытить, осветить, спрятанную в глазах тьму.

Типичный бомж и з. Ходячий воший заповедник. Но даже типичный бомж, выглядел в мире, созданном Атманом, более чем нетипично. Как ему удалось выжить?! Все погибли, а он кажется достаточно здоровым, по всем показателям. Старик поднял голову, уставился в моем направление. Запустил пятерню под шапку, в сбитую копну седых волос, яростно почесался. Оскалился. Я увидел, как блеснули ровные, белые зубы. Не знаю, как там со вшами, но лицо у него явно не славянское. Да и…

– Юра, проходи к костру. Хватит там в темноте топтаться. В ногах, как говорится, правды нет. – Перебил размышления. Все мои сомнения разом исчезли. Виноват в этом голос, глубокий, ровный, насыщенный мягкими интонациями. Слова вновь обретали смысл. Теперь понятно, что значит чарующий голос. Странным было одно, сочетание нелепой внешности и волшебного голоса.

Я подошел к костру. Старик похлопал по скамейке рядом. Меня опять приглашали посидеть. Последовал приглашению, но сел, что поделаешь, брезгливость одна из основных составляющих натуры, подальше от него. Старик пристально посмотрел и улыбнулся.

– Не бойся, вряд ли мои насекомые захотят покинуть обжитое место и перебраться к тебе. Они тоже имеют чувство брезгливости, только не физиологического свойства. Они испытывают брезгливость к человеческой душе.

– Кто, вы?

– Извини, совсем одичал здесь. Забыл о правилах хорошего тона. – Прозвучало совершенно серьезно.

– Разрешите представиться, перечислю все свои имена. Эспера Диос, что означает в переводе, надейся на бога. Бута Диос – ударивший Бога. Картафил, страж претория. Агасфер. Наконец наиболее широко известное имя или правильнее прозвище – Вечный Жид.

Чуть не упал со скамейки, благо она была со спинкой. Старик продолжал.

– Ты, Юра, можешь называть меня просто Агасфер. Обращайся ко мне, пожалуйста, на "ты". Я, конечно, гораздо древнее, но бессмертие делает ровесниками. Давай чайком побалуемся. А, то смотрю, тебя, словно громом ударило.

Он, кряхтя, опираясь на колени большими ладонями, выпрямился во весь немалый рост. Ойкнул и схватился рукой за поясницу.

– Видно, от радикулита излечит только прощение.

Старик потянулся к огню и взял закопченный чайник. Из-под лавки достал консервную банку и старую, мятую, жестяную кружку.

– Тебе придется из банки попить. Извини, но кружка, она почти мне ровесница. По отношению к некоторым вещам, вполне оправдываю прозвище, Вечного Жида.

Он поставил на скамейку кружку и банку. Налил из чайника дымящейся, неопределяемой по цвету жидкости. Ассоциации возникли самые неудобоваримые.

– Может, я за кружкой, какой-нибудь сбегаю.

– Я никогда не пользуюсь тем, что не принадлежит мне. Банка чистая, края острые, я оббил, так что пей, не бойся.

Пришлось подвинуть банку к себе. Впрочем, запах от напитка исходил не такой уж не приятный, скорее наоборот. Аромат каких-то давно забытых цветов.

– Он у меня на яблочном цвету. Для почек полезен, поверь почти двухтысячелетнему опыту. Форма неважна, интерес представляет только сущность любой формы.

Агасфер опять закряхтел, на этот раз усаживаясь. Сел в опасной близости. Мне уже некуда было подвигаться, правая ягодица висела над пропастью. Снял перчатки, взял банку в руки. Приятное тепло ласкало ладони. Уселся поудобнее и теперь почти касался его плечом. Если все-таки насекомые надумают поменять хозяина, проблем у них не возникнет.

Агасфер пил чай, по-стариковски шумно затягивая его губами. Решил последовать примеру, – сделал маленький, осторожный глоток. Вкус приятный, но, честно говоря, ничего особенного. Настораживала обыденность происходящего, какая-то заурядность. Очень хотелось заменить яблочный чай чем-нибудь покрепче, желательно водкой.