Зимние волки полуночи - Смирнова Елена Станиславовна. Страница 48

— Чего тебе? — чуть хрипловатым ото сна голосом поинтересовался Роллон, потирая шею и озадаченно натыкаясь взглядом на Лентарна, во сне причмокнувшего губами и еще крепче обнявшего свое обожаемое весло.

— Подъем, — как можно более миролюбиво улыбнулась я, непроизвольно втягивая голову в плечи и ожидая суровой кары, которую в виде разгневанного Зимнего волка ниспошлют мне небеса. Однако кричать на меня или вообще что-то говорить Роллон не стал, видимо, понял, что ведьму исправит только могила. В могилу я пока не торопилась, а заниматься моим перевоспитанием оказалось себе дороже, так что Роллон уже давно плюнул на это дело и теперь уже не старался это делать. Как и сейчас, например, он просто почти невозмутимо сел на скамейку и потер виски.

— Ты, кажется, утверждала, что мы покатаемся «всего полчасика, ну пожалуйста, мне быстро надоест», — передразнил он меня, снимая куртку и кидая рядом с собой. Не теряя времени, я быстро схватила ее и накинула себе на плечи. — Накаталась?

— Накаталась, — удовлетворенно кивнула я. — Надо разбудить остроухого, пока он это несчастное весло не сломал.

— Судя по всему, он во сне переживает приятные моменты, — усмехнулся Роллон, основательно тряхнув друга за плечо.

— М-м-м… подожди… ага… вот так… — не открывая глаз, пробормотал эльф, отворачиваясь от нас. — Не уходи… стой…

— Не беспокойся, мой сладкий, — подмигнув мне, густым басом, от которого даже меня пробрала дрожь, пропел Зимний волк прямо у него над ухом. Странно, но эта короткая фраза возымела большее действие, чем тряска. Мгновенно побледнев, Лентарн резко сел, недоуменно взглянув на весло и потерев голову, тоже став жертвой скамейки.

Глубоко вздохнув и посмотрев на нас как на сумасшедших, Лентарн удрученно покачал головой, а затем без усилий вспрыгнул на облицованную светлым мрамором набережную и просто ушел.

— Он… всегда такой?

— Какой именно? Эксцентричный?

— Да.

— Почти. Я знаю его достаточно давно, триста лет, и успел понять его лишь на семьдесят процентов.

— Но… как вы, настолько разные, смогли стать друзьями? Я всегда думала, что друзей связывают общие мысли и интересы.

— Впервые я увидел Лентарна на своем Обряде. А насчет разности… нет, друзья обязательно должны быть очень разными, иначе не будут друг друга дополнять. Единомышление — это атрибут влюбленных, так же как и общие интересы.

— Странно, я всегда думала по-другому. Но ты знаешь, я не заметила, чтобы вы были такими уж близкими друзьями.

— Тем не менее это почти так. Лентарн — единственный чело… эльф, который меня знает в полной мере и без раздумий может помочь в трудной ситуации. Он достаточно надежный друг, много раз выручавший меня из по-настоящему трудных ситуаций. Правда, сейчас у него в жизни достаточно сложный период, так что и ведет он себя немного странно даже для него самого, личности, как ты уже заметила, очень эксцентричной.

— Да уж, он странный. С чем связаны эти трудности? Извини, конечно, за вопросы, но просто я с ним общаюсь, и мне хотелось бы это знать. Впрочем, если не хочешь или не можешь, то не отвечай и считай, что я тебя не спрашивала.

— Почему же? Понимаешь, все, что он ценил и любил, рухнуло в одночасье. Его привычный образ жизни, все, что его окружало, исчезло, не оставив даже следа. Он, несмотря на всю его внешнюю холодность, был очень привязан к Эллегиону, а особенно к Священному городу. Эллегион он ценил за его величие, красоту, а Гантрот именно любил, каким бы парадоксом это не казалось. В Священном городе навеки осталась его душа. Лентарн родился в Эллегионе, там же вырос, но он всегда немного недопонимал тот мир, казавшийся ему… ненастоящим, что ли. Этот эльф — просто исключение из своего народа. Во всяком случае, таким он был до своего Обряда. Я сам, конечно, не знал его в то время, однако мне рассказывали многие подробности его жизни. Я узнал его настолько, насколько только смог узнать. В некоторых своих поступках и даже, иногда, мыслях, он похож на меня и это, наверное, и объединяет нас, несмотря на всю разницу в суждениях. Так вот, насчет необычности. Мне рассказывали, что Лентарн — самый нетипичный из всех эльфов, а особенно эльфов темных. По тому, что мне известно, я могу сказать — это сейчас Лентарн такой жестокий, холодный, мрачный, нелюдимый, знающий лишь об одном — он должен исполнить свой долг, чего бы ему это не стоило. Раньше он был совсем другим — не лишенный гордости, он никогда не позволял ей перейти в высокомерие, был способен на сострадание, жалость, иные чувства. Единственное, что осталось в нем от бывшего Лентарна — презрение и искренняя ненависть к людям. Однако это достаточно легко объяснить — он родился в неспокойную эпоху, прозванную потом Эрой Слез. Эллегион не был благословенным городом, боги, конечно, и тогда любили его, но еще не пришла та эпоха, когда они распростерли над ним свою благодать. Эльфы тогда еще не ушли из Эллегиона, они жили в нем наравне с людьми, хотя первых и было значительно меньше. В Эллегионе потом еще остались остатки их культуры. Конечно, люди завидовали Бессмертным, поскольку смерть и старость были не властны над ними, так же, как и казалось им, над ними не имели власти и остальные проблемы. Это так называемое противостояние длилось достаточно долгое время, пока, наконец, не вылилось в войну. Мне кажется, мир еще не видел таковой со дня создания. Кровь лилась даже не рекой — водопадами. Естественно, люди ее выиграли, благодаря своему количеству. Но, для сравнения — на одного убитого эльфа приходилось до тридцати человек. Лентарн родился как раз в последний год войны, когда Высшая раса еще пыталась отстоять свои территории и культуру, но все уже понимали, что они обречены.

Рос он практически в одиночестве, среди людей — представляешь себе, каким было его детство? Одновременно чувствовать на себе восхищение, смешанное с презрением… странно даже, что он выдержал все это, не сойдя с ума.

— Видимо, у него очень большая сила духа.

— Думаю, что ты права — без этого он бы не выжил, — чуть горько усмехнулся Роллон, тоже вылезая из лодки на набережную и подавая мне руку. Мы продолжили разговор, шагая по рассветным улицам столицы.

— Но неужели Обряд смог так его изменить? — я немного недоверчиво взглянула на Роллона. Тот кивнул.

— Смог. Этот обряд… он как дань, которую нужно уплатить за овладение Силой. И одновременно как надгробная плита, которую ставят на могилу с помещенной в ней душой.

— Но зачем тогда вы шли на это?

— Не знаю… у всех были разные причины. Кто-то, самые глупые, хотели власти и силы, которую давал статус Зимнего волка. Кто-то шел ради того, чтобы помогать людям. А кто-то — такие, как Лентарн, — потому что у них просто не было иного выбора.

— Разве у него не было выбора?

— Не было. Лентарн вложил многое в создание преемника Эллегиона, священного города, и он не мог просто так уйти в тень, хотя и понимал, что когда-нибудь придется это сделать — тогда, когда словосочетание «Зимний волк» станет ненужным и их роль окончательно себя изживет.

— Кстати… все никак не соберусь тебя спросить, хотя и закидала вопросами сверх всякой меры, — вспомнила я, внезапно останавливаясь. — Для чего нужны эти самые Зимние волки? Что вы делали?

— Мы… как бы тебе объяснить, — Роллон немного замялся, не находя нужных слов. — Эллегион был очень необычным миром… чтобы попасть в Эллегион официально, требовалось пройти через Ворота, находящиеся одновременно в двух мирах. Ворота — это и есть то самое «междумирье». И все было бы хорошо, но, похоже, они появились раньше, чем был создан сам этот мир. Они словно обладают собственным разумом и волей, черпая силы из людей. Зимние волки, или, более официальное название — Стражи Ворот, следили за тем, чтобы они не выходили из-под контроля, хотя никто до сих пор не знает, для чего они нужны. Врата словно бы стали живым существом, которые мы должны сдерживать. Но, по мне, именно Зимние волки и руководили Эллегионом, стоя у высшей власти. Нашим приказам не смела возражать даже королевская семья. Перед нами преклонялись, как перед богами.