Молоты Ульрика - Винсент Ник. Страница 51

Что же до них двоих, то Груберу выпал жребий преследовать вора на пару с Левенхерцем по самому горячему следу. Левенхерц предположил, что Зубы Ульрика могли быть похищены для каких-то мистических целей, и в этом пристанище алхимиков он надеялся найти решение проблемы Белого Отряда. Грубер считал свой жребий вполне справедливым — в конце концов, именно он первым предположил, что в этом похищении замешана магия.

Он чувствовал какое-то беспокойство. Грубер не разбирался ни в науке, ни в ученых. Его просто обезоруживали чудаки, готовые целыми днями напролет не выходить на белый свет, зарывшись в своих колбах, фильтрах и зельях. Грубер считал, что от таких занятий до гибельной Тьмы всего один шаг, и шаг этот очень мал. Поэтому науки он сторонился.

Откуда-то вынырнул Левенхерц и поманил напарника к себе. Грубер подошел.

— Ибн аль-Азир примет нас.

— Кто?

— Как кто? — Левенхерц даже растерялся от такого вопроса. — Главный Алхимик. Мы с ним знакомы уже несколько лет. Он из чужих краев, из далекой страны, но то, как он работает, просто чудо. Прояви соответствующее почтение.

— Ладно, — сказал Грубер, — но это может доконать меня. — У Грубера был некоторый, пусть и кратковременный, опыт общения с людьми из дальних стран. Больше всего он был впечатлен их странной кожей, непонятным говором и явным намерением прикончить Грубера.

— Обувь сними, — сказал Левенхерц, останавливая его на пороге узкого прохода.

— Что?

— Это знак уважения. Снимай. — Грубер увидел, что сам Левенхерц уже стоит босиком, тихонько выругался и принялся стягивать сапоги.

Узкая дверь вела на еще более узкую лестницу, которая по кругу уводила посетителей во мрак верхних помещений Гильдейского дома. Поднявшись, они пробрались через стрельчатую арку в длинную просторную комнату под самой крышей Воздух здесь казался золотым. Солнечный свет тяжело, густо, словно мед, стекал вниз сквозь световые отдушины в крыше и, казалось, застывал в переплетениях шелков и сетей. Комната была застелена искусно вышитыми коврами, поражавшими воображение оттенками Цвета и тонкостью работы. Вычурные светильники и украшенные самоцветами курильницы, стопки книг, свитки, сундуки и гобелены, карты и скелеты — птицы, животные, какие-то человекоподобные твари… Синее пламя вздымалось от горелок к монументальным стеклянным сосудам, в которых бурлили, шипели и булькали жидкости ярких цветов, испаряясь маслянистым туманом. Звонил колокол. Пахло чем-то приторно сладким. Грубер еле мог дышать — воздух был слишком спертым. На несколько мгновений его чувства были полностью заглушены запахом благовоний и ладана.

На круглом столике, инкрустированном слоновой костью, лежала марионетка, пестрая фигурка человечка с суставами из драгоценных камней, в шутовских панталонах и колпаке с бубенцами. Марионетка валялась со спутанными нитями в изломанной позе. Чем-то она напоминала Груберу те, другие фигуры, которых он столько повидал на полях сражений. «Да, именно так мы все и выглядим, когда наши нити рвутся», — подумал он. Мертвые глаза куклы смотрели на него с белого фарфорового лица. Грубер отвел взгляд, невесело улыбаясь про себя. Шестидесятилетний ветеран боится куклы!

Во мраке он заметил движение. Из мрака, раздвинув висящие занавеси, к ним навстречу вышла маленькая фигурка. Великий алхимик оказался коротышкой. Он был одет в синий халат с расшитыми воротом и рукавами. На его восковом, болезненном лице разверзались бездны темных глаз, которые рассматривали посетителей с высоты немалого возраста. Возраста или…

— Мой старый друг, Сердце Льва! — произнес старик. Его речь действительно отличалась сильным акцентом, но была весьма мелодичной.

— Мастер аль-Азир! — склонился в поклоне Левенхерц.

— Как расположены к вам звезды?

Маленький человечек сложил ладони. Темные, с длинными ногтями, они торчали из рукавов халата как лезвия какого-то механического оружия. Грубер никогда не видел так много колец: спирали, печати, петли…

— Мои звезды странствуют со мной, а я следую за ними. Пока в моем доме все благополучно, и он радует меня дарами небес.

— Чему я искренне рад, — сказал Левенхерц и бросил взгляд на Грубера.

— А? О… я тоже рад, господин.

— Твой друг? — спросил аль-Азир, обнажая белые зубы, наклоняя голову и делая рукой круговое движение в сторону Грубера.

«Он движется, как марионетка, — подумал Грубер, — как проклятая марионетка на нитях, со всем изяществом и набором движений, на которые способен умелый кукловод».

— Это мой достойный товарищ, Грубер, — сказал Левенхерц. — Что вы доверите мне, должен получить и он. Мы — братья-Волки. — Аль-Азир кивнул.

— Угощение? — спросил старик.

Нет, поправил себя Грубер. Это не вопрос, не предложение. По крайней мере, не предложение, от которого можно отказаться. Аль-Азир произвел какой-то отрывистый шипящий звук сквозь зубы, и из-за сетей появился огромный человек. Был он лыс, чрезвычайно мускулист и почти гол, если не считать набедренной повязки. В ничего не выражавших глазах стоял туман, а в руках он держал старинный поднос, на котором стояли три миниатюрных серебряных чашечки, серебряный кувшин с носиком и чаша с бурыми кристаллами разной величины. Среди них лежали небольшие щипцы.

Громадный слуга поставил поднос на стол и ушел, прихватив куклу. Аль-Азир указал гостям на атласные подушки вокруг столика, аккуратно разлил по чашечкам черную жидкость, от которой шел пар, и отставил кувшин. Каждое движение он делал медленно и плавно.

Грубер смотрел на Левенхерца, ожидая хоть какого-то намека. Левенхерц взял ближайшую к нему чашку — она смотрелась в его ладони как серебряный наперсток — и бросил в нее щипцами несколько кусочков коричневых кристаллов. Потом этими же щипцами он размешал густую жидкость, пробормотал что-то себе под нос и кивнул, прежде чем выпить.

Левенхерц не скончался в муках, корчах и удушье. Грубер счел это хорошим знаком. Он повторил процесс, подняв чашку и добавив в нее кристаллов. Размешав их, Грубер тихо сказал «Храни меня, Ульрик» и кивнул. Но пить он не собирался. Вдруг он заметил свирепый взгляд Левенхерца и сделал глоток, чтобы успокоить парня.

Грубер отпил, облизал губы и улыбнулся. Проглотить эту жидкость стоило ему самых больших в жизни усилий. На вкус это была смола, горячая смола. С горьким привкусом плесени и сладковатым ароматом разложения.

— Очень славно, — сказал он, наконец, когда уверился, что желудок не воспользуется открытым ртом, дабы вытолкнуть ужасный напиток обратно.

— Что-то беспокоит вас, — сказал аль-Азир.

— Да что вы, все замечательно… — начал Грубер и заткнулся, поняв, что алхимик уже перешел к делам.

— Что-то пропало, — мягко и напевно продолжал аль-Азир. — Что-то драгоценное. Вот именно! Дорогое и ценное.

— Вы знаете об этом, господин?

— Звезды говорят мне, Сердце Льва. В правящем доме Ксеркса боль, а Тиамут и Дариос, Сыны Утра, направили друг на друга кривые клинки. Да! Это видно, и это написано на воде.

— Ваша ученость поражает меня, как всегда, господин. Небеса изменяются, и вы читаете их знаки. Расскажите мне, что вы знаете.

— Я ничего не знаю и знаю все, — ответил аль-Азир, опустив голову и медленно потягивая напиток.

«Так говори короче, — мысленно ругнулся Грубер. — Хватит уже всей этой звездной мишуры!»

— Что было взято, Сердце Льва? — мягко спросил аль-Азир, и Левенхерц уже готов был сказать ему, когда встрял Грубер.

— А почему… — тут он увидел, как гневно вскинулся Левенхерц, и поднял руку, успокаивая его. — Простите мне мою прямоту, господин аль-Азир, но это очень щепетильное дело. Мы были бы признательны, если бы вы рассказали нам, что вы знаете, прежде чем мы полностью раскроем свои тайны.

Он посмотрел на Левенхерца и удостоился сдержанного кивка в знак одобрения.

— За эту помощь, — продолжил Грубер, — мой Владыка Ульрик наверняка ниспошлет вам свое благоволение. Я уверен, где-то на вашем небосводе сияет и его свет.