Молоты Ульрика - Винсент Ник. Страница 72

Ганс и фон Фольк сошлись на центре зала и стукнулись латными перчатками в знак приветствия. Редко в Мидденхейме Графский воин встречал храмовника такой откровенной дружеской улыбкой, какой фон Фольк встретил Ганса.

— Фон Фольк! Рад видеть тебя в более спокойных обстоятельствах! Грубер мне рассказывал о твоих делах.

— Ганс Белый! Можешь передать Груберу, что и я рассказывал Пантерам о его делах.

Они обернулись к дворецкому, и тот, показалось Лении, усох под их суровыми взглядами.

— Что-то случилось? — спросил фон Фольк.

— Н-нет, господин рыцарь, — выдавил Брейгаль. Фон Фольк подошел к дворецкому, наклонился к его лицу и улыбнулся, как голодный лев.

— Тогда иди!

Брейгаль рванулся прочь из зала. Трость его цокала так быстро, как только он успевал ее переставлять.

— Прими мои извинения за этого напыщенного индюка, — сказал фон Фольк.

— Не стоит. Я с такими не раз сталкивался. Скажи лучше, зачем звал?

Фон Фольк легким движением руки отослал двух сопровождающих рыцарей. Ления навострила уши.

— Через несколько часов прибывает посольство из Бретонии. Его Высочество Граф хочет, чтобы их визит охранялся как можно более тщательно.

— Да, война с Бретонией никому не нужна, — сурово заметил Ганс.

— В этом вся беда. У Пантер в казармах хворь разгулялась. Лихорадка, знаешь ли. Косит всех подряд. Семнадцать человек уже пластом валяются. У вас в Храме нет такого?

— Все здоровы пока. И что ты предлагаешь нам сделать?

— Что-что… какой непонятливый. Подкиньте пару десятков Волков во дворец нам на подмогу, а? Сейчас послы приедут, и тогда Граф с меня семь шкур снимет, если с них хоть волос упадет. А у меня людей нет. Так что вся надежда на вашу помощь.

— Ар-Ульрик сказал мне, чтобы я тебе ни в чем не отказывал, Пантера. Назовем это залогом союза между нашими орденами.

Ления чуть не выпрыгнула из своего укрытия, когда услышала, о чем говорил Рыцарь-Пантера. «Это ужасно, — думала она. — Действительно, ужасно. Чума, хвори, чужеземные захватчики…»

— Пойду, подгоню своих парней, — сказал Ганс фон Фольку и отсалютовал уходящим рыцарям. Ганс постоял в центре пустого зала, а потом вдруг обернулся и посмотрел прямо на того железного болвана, за которым пряталась Ления.

— Я вижу тебя, доярка. Не переживай. Я пришлю сюда Драккена. Но ты уж постарайся не отвлекать его от службы.

Ганс вышел через главные двери к своему коню. Ления оправилась от изумления и перевела дух. Как он ее заметил?

В свете факела Грубер смотрел на Волчью Нору. Он упал на колени и, склонив голову, прочитал молитву благословения.

— Я не знал, что делать, — сказал капитан стражи с перевязанной головой из-за спины Грубера. — Я не знал, надо ли стирать всю эту кровь…

Грубер поднялся и повернулся к капитану. Его серый с золотом доспех отразил свет факела.

— Вы, капитан, поступили правильно. И отважно.

— Я только выполнял свой долг… — сипло сказал Штутт.

— И выполняли образцово, — улыбнулся Грубер. Но улыбка была натянутой, как показалось Штутту.

— Шелл, Каспен! Не подпускайте сюда никого! — отдал распоряжение Грубер двум Волкам, которые пытались оттеснить собиравшуюся толпу зевак. Сам он пошел за лысым капитаном по переулку к дому, в который ворвался убийца.

— Значит, здесь вы его и прикончили? — тихо спросил он стражника.

— Да, моей сломанной алебардой, — ответил Штутт, поднимая с пола свое покрытое коркой запекшейся крови оружие.

— Превосходно.

— Есть еще вопрос…

— Какой?

— Вопрос юрисдикции. Кто будет расследовать это дело?

— С моей точки зрения, вопроса как такового нет. Убийца осквернил святилище Ульрика. Какие вопросы?

Штутт поразмыслил над словами седого Волка, потом над его размерами, снаряжением и подготовкой, потом над тем, что на сегодняшнюю ночь сражений ему хватило с лихвой.

— Вы правы. Оставляю все это вам, — сказал капитан Груберу и отступил назад.

Грубер вошел в дом. Он бросил беглый взгляд на исковерканные трупы, лежавшие в кровавом озере. Огонь давно был потушен, и соседи успокаивали рыдавшую женщину. Убийца лежал посреди пола с ужасающе разверстой раной, которую оставила алебарда Штутта.

— Эргин, мой Эрган… — безутешно бормотала сквозь слезы женщина.

— Это имя твоего мужа, женщина, — спросил Грубер, подходя к ней.

— Да-а-а…

— Где он сейчас?

Женщина без слов указала дрожащей рукой на труп убийцы.

«И это все сотворил ее муж? В своем доме?» Грубер был ошеломлен и поражен. Слухи о поветрии безумия, блуждающего по Мидденхейму, добрались и до Храма Ульрика. Все слухи рано или поздно просачивались туда: слухи о безумии, о болезнях, об убийствах, о тенях. И ни одному их слову Грубер не верил. До этой ночи.

Фигура в долгополой рясе появилась в комнате за его спиной. Грубер хотел было потребовать от пришедшего назвать себя, но тут Волк разглядел, к какому храму принадлежит этот человек, и просто поклонился.

— Грубер из Храма Ульрика.

— Дитер Броссман из Храма Морра. Я намеревался выяснить обстоятельства работы Морра в этом доме, но, как мне кажется, все очевидно. Я прав, Волк?

Грубер подошел к священнику вплотную.

— Отец, я хочу знать об этом преступлении все, все подробности, которые вы сможете узнать, прежде чем похороните тела.

— Я расскажу вам все, что узнаю. Подходите ко мне в Храм перед Часом девятым, и я к тому времени выясню, как обстояли дела.

— Да, отец, а не знаете ли вы что-нибудь об этих надписях? Ну, о словах, которые убийца намалевал здесь и на святилище? Мне они ничего не говорят, но я чувствую, что это не к добру.

— Я тоже чувствую это, — сказал жрец Морра. — И я тоже не знаю, есть ли в них смысл. Вообще-то слова, написанные свежей человеческой кровью, вряд ли могут служить хорошим признаком.

Перед самым рассветом снова пошел снег, укрывший Мидденхейм толстым пуховым одеялом. На Дворцовом Холме вся прислуга вовсю гнула спины. Уже запылали очаги, протапливавшие покои для прибывавших гостей, уже нагревалась вода Для их омовений после тягостной дороги. Розовыми пятнами на белом снегу сновали слуги в шелковых ливреях с лопатами, расчищавшие подъездной путь и разбрасывавшие каменную соль. Среди них был и Франкл, постоянно ворчавший на ворот своей новой ливреи, который натирал шею. Вся свита маркграфа была передана в услужение Графу и его гостям на время столь важного визита бретонского посольства. Как и среди графских телохранителей, среди прислуги тоже свирепствовала зимняя лихорадка.

По всему дворцу слуги были заняты последними приготовлениями, меняя белье, отскребая и начищая полы, полируя статуи и перила, раскладывая дрова по каминам и стряхивая наледь с внутренних ставен гостевых комнат.

Вся прислуга отчаянно хотела знать, что же затевается во дворце, с того самого момента, как поздно вечером Брейгаль выгнал их на работу так, словно это было раннее утро. Большинство было убеждено, что дворец готовится к визиту. Когда Ления подслушала разговор Ганса и фон Фолька, она стала единственным человеком, который, будучи ниже дворецкого по статусу, все же знал детали предстоявшего мероприятия. А ей некому было рассказать о своей тайне. Даже сейчас, работая среди толпы слуг, она была одинока.

Она шла по западной галерее с двумя ведрами теплой воды, чтобы сменить девушек, чистивших главную лестницу, и увидела начавшийся снегопад. Она удивилась, как Круца может ходить по городу в такие ночи.

Как раз перед тем, как колокола зазвонили бдение, отряд Волков въехал в главные ворота, взобравшись на Дворцовый Холм. Стук копыт их боевых коней заглушался снегом. Арик ехал впереди, сжимая в левой руке Знамя Ульрика. За ним тесным строем ехали Моргенштерн, Драккен, Аншпах, Брукнер и Дорф, а за ними — еще дюжина Волков, по шесть бойцов из Красного и Серого отрядов. Пантера у ворот приветствовал их и указал путь вокруг двора к казармам графской стражи.

Восемнадцать боевых коней остановились на каменном плацу перед казармой, выдыхая клубы пара, неуверенно переступая с ноги на ногу в мягком глубоком снегу. Пажи с розовыми от мороза — словно под цвет ливрей — лицами побросали лопаты и наперегонки бросились принимать поводья. Пока они отведут скакунов в конюшни, у них будет время отдохнуть и согреться.