Перепутья Александры (СИ) - Бахтиярова Анна. Страница 36

   Желание исполнилось спустя час, когда я, покинув папу, Аллу и Вадима в ожидании консилиума, поехала домой. Едва голова коснулась подушки, я провалилась в глубокий сон, и впервые за пять лет, увидела Поток. Рыжая крылатая лошадь неслась галопом по кромке морской воды, поднимая столп переливающихся на солнце брызг. Она спешила ко мне, чтобы поприветствовать. А, может, чтобы что-то сообщить. Я не знала, но отчего-то очень обрадовалась компании, а, заглянув в черные проницательные глаза Рыжика, испытала прилив сил и инстинктивно прижалась головой ко лбу коня.

   Утром следующего дня у меня состоялся еще один неприятный разговор с Кондратьевым. Я, по-прежнему, избегала с ним встреч, и, поняв это, он пригласил меня к себе через одну из медсестер. Вообще-то я приехала не на работу, а чтобы посидеть с Вовочкой. Алла не хотела оставлять сыночка без присмотра, и папа попросил меня пойти на уступки, посчитав, что супруге пора отдохнуть и, не слушая истерических возражений, увез ее домой. На самом деле, желания опекать сводного братца я не проявляла, наоборот, жутко злилась на него. Вот до чего довели Вовины выходки! Надо было додуматься, чтобы пьяным садиться за руль! Хорошо хоть, на крыльце подъезда, которое он протаранил на огромной скорости, никого в поздний час не оказалось...

   - Вы собираетесь использовать новый препарат в лечении брата? - спросил Кондратьев, не успела я закрыть за собой дверь.

   - Не исключаю такой возможности, - деловито отозвалась я, подавляя желание вспылить и не понимая смысла провокации. Сам ведь прекрасно знает, глупо назначать экспериментальное лечение столь нестабильному пациенту, да еще после тяжелой операции. И добавила. - Но не раньше, чем через неделю.

   Кондратьев не отреагировал и сменил тему, кивнув на кресло напротив себя.

   - Сколько вы ей платите? - в лоб спросил он, окончательно вогнав меня в ступор. - Я у нее тоже спрошу, просто интересно сравнить показания.

   - Кому? - я потерялась в догадках, ежась под пронизывающим взглядом доктора.

   - Трофимовой, подрядившейся вам в шестерки.

   - Что-о-о? - я вытаращила глаза. Потрясло не сколько то, что нас раскрыли, а что подумали о подкупе. Люба же любого в три шеи выставит, предложи он ей взятку, да еще накостыляет вдогонку на всю оставшуюся жизнь.

   - Вы все грамотно рассчитали, госпожа Корнеева. Нашли мать-одиночку, которая с трудом сводить концы с концами. Удивлен, что Трофимова поддалась на искушение, но, видимо, я недооценил ваши вредительские навыки.

   - А вам не приходило в голову, что Люба помогает по доброте душевной? - мне было безумно горько осознавать, что накликала неприятности на голову замечательного и доброго человечка.

   - С чего бы она стала это делать ради незнакомой девицы? - криво усмехнулся Кондратьев.

   - Мы познакомились до того, как я пришла сюда работать, - я посчитала правду единственным способом отвести беду от Любаши. - В этом самом отделении. Около шести лет назад. Я лежала тут. В коме. Не верите, посмотрите архивные записи. Полагаю, у вас есть к ним допуск, - и, не дожидаясь ответа, я гордо прошагала к выходу, но на пороге не утерпела и бросила новое ядовитое замечание. - Хотите сравнить показания, отлично! Спросите Любу про взятку. Даже не успеете понять, что на вас упало!

   ****

   2010 год

   Я с грустью вглядывалась в детское лицо с ввалившимися щеками. Кожа, обтягивающая череп, стала настолько бледной, что казалась почти прозрачной. На ее фоне круги под глазами воспринимались глубже, а темные курчавые волосы, обрамлявшую голову - иссиня-черными. Так и хотелось коснуться губами неестественно-белого лба, погладить кончиками пальцев жуткие узоры от бесконечных уколов на руках и прошептать:

   - Очнись, маленький принц.

   Но это не сработает. Не помогут ни старания докторов, ни высококлассные методы лечения. Мальчик не откроет глаза, пока не пройдет до конца лабиринт из собственных воспоминаний, удерживающих его сознание в закольцованном мире - притягательном и опасном, умеющем исполнять желания, но безжалостном и безразличном к тем, чье время истекло.

   Я многое повидала здесь за семь лет работы: смерть, боль, слезы. А еще ожидание конца. Того, который непременно наступит - так или иначе. Сначала много плакала, разумеется, в тайне от шефа, хотя и не исключаю, что он догадывался о моих срывах. Потом обросла кожей, все больше затвердевающей с каждым годом, научилась не пропускать чужую боль через себя, в чем-то стала циничной. Но дети... Дети, по-прежнему, легко пробивали броню и касались маленькими незапятнанными душами сердца, исколотого иглами вины.

   Я сделала глубокий вдох. Потом еще один и еще. Затем, не теряя больше времени, поднесла ладонь ко лбу Кирилла, но не коснулась его, оставив расстояние между головой ребенка и ладонью около пяти сантиметров. Нужно торопиться, пока подпитка (коктейль из лекарств, созданный шефом) еще действует. Я приняла смесь, чтобы просканировать друга Семеныча, но ее концентрации в моей крови должно хватить, чтобы "навестить" и мальчика. Поверхностно, разумеется. Чтобы по-настоящему войти в Поток, одной подпитки мало.

   Притяжение не заставило себя ждать, и ладонь застыла надо лбом больного ребенка, как приклеенная. Чувствуя рост напряжения в теле, я прикрыла веки, давая возможность мозгу сфокусироваться на нужных картинках в цветном калейдоскопе, мелькающем перед глазами.

   Страх. Всепоглощающий, не позволяющий дышать полной грудью, пронизывающий насквозь каждую клеточку. Боль. Она сковывает сердце льдом, не дает сознанию даже малейшего шанса найти в коридорах воспоминаний светлые пятна. А еще глаза. Восемь глаз четырехголовой твари. Умные глаза, заглядывающие прямиком в душу, минуя все барьеры. Порождение кошмара наслаждалось ужасом ребенка, купалось в его отчаянье и жаждало получить еще больше власти над ним. Это не являлось сверхзадачей. Кирилл преподносил себя твари на блюдечке, даже не пытаясь бороться.

   Приступ тошноты, грозящий вывернуть желудок наизнанку, пришел раньше, чем ожидалось, но я без сожаления прервала сеанс, так как узнала, что хотела. Отточенным движением перевернула ладонь и ловко сжала кисть в кулак, молниеносно растворяя притяжение.

   - Как он? - спросил Семеныч, прислонившийся к стене у двери. Я заметила, что он вошел во время "контакта" с мальчиком, но, естественно, никак на это не отреагировала.

   - Опять тварь, - бросила я, морщась от отвращения. - И она стала сильнее.

   - Плохо, - шеф потер лоб. - К выходным его глупый отец прекратит "эксперимент".

   - Сегодня уже понедельник, - протянула я, нарочно играя на нервах начальника, и добавила перчинки. - Почти ночь.

   - Я тоже умею пользоваться календарем! - повелся на провокацию Семеныч. - И вообще... Тьфу! Александра, прекращай свои штучки! У меня к тебе, между прочим, разговор серьезный! Идем, - кивнул он на выход, вспомнив, что надрывает горло в месте никак для этого непредназначенном. - Я принял решение, - сообщил он, когда мы вышли в пустой коридор, раскрашенный алыми бликами уходящего солнца, - твои отгула отменяются. Если ждешь извинений, то их не будет, потому что я еще не выяснил, что творится с Алисой, и как с этим связана ты. А связь на лицо, даже не пытайся отрицать.

   - Я и не...

   - Поэтому ты не будешь работать с Коледовой, - предпочел не заметить мои слова шеф и поднял вверх ладонь, предвосхищая новые возражения. - Саша, ты меня вообще слушаешь? Я не сказал, что МЫ прекратим заниматься девочкой. ТЫ больше близко к ней не подойдешь. По крайней мере, в ближайшее время.

   Я замерла с открытым ртом, пытаясь сообразить уставшим мозгом, к чему клонит начальник. Ведь интересная постановка вопроса получалась - если я не буду искать в Потоке Алису, тогда... тогда... Ах ты пропасть! Ну казнь египетская!

   - Она согласилась, да? - кулаки невольно уперлись в бока. - Вы уговорили Светку вернуться или сама захотела?