Черный завет. Книга 2 - Булгакова Ирина. Страница 27

Нет, в таком случае она потерпит. А ему придется перебиться со своим самопожертвованием.

Думы завели Роксану так далеко, что она едва не проворонила Черную шаль — остролистой травой расстелившуюся по поляне. В последний момент одернула ногу, с трудом устояв на месте. Темно-зеленая, почти черная трава трепетала, чуя близкую добычу — на первый взгляд диковина и только. Но сделай шаг и провалишься в бездонную пропасть, а кругом и зацепиться не за что. Хорошо еще, Леон держался поодаль. Толкни он ее в спину — влетела бы в зыбучую землю по пояс. Если бы спутники пошевелились, безусловно, вытянули бы.

Роксана оглянулась на Леона, беспомощно оглядывающегося по сторонам, не знающего откуда ждать беды. На кочевника, не отрывающего от нее пронзительного взгляда: что, девушка, ты там опять надумала?

Да… А быть может, поторопилась она со своим заявлением. Пока разобрались бы в чем дело, зыбучая земля уже сомкнулась бы над ее головой.

Обессиленная, Роксана рухнула на поляне, выбранной для ночлега. И с мыслью о том, что ей первой караулить, мгновенно уснула.

Когда она открыла глаза, на небе сияла алмазная пыль. Селия еще не явила сонный лик на небосклоне, из чего девушка сделала вывод: она проснулась вовремя. Весело горел огонь, заботливо вылизывая хворост языками пламени. На вертеле жарился кролик. Роксана не сдержалась, глянула на кочевника с благодарностью. Как выяснилось зря — два молчаливых изваяния сидели у костра, как тени из кошмарного сна. Кочевник не гнушался самолично переворачивать вертел. Леон дул губы и пыхтел — оттого, наверное, что его лишили единственного применения его способностей — умения сносно готовить еду.

Где-то в непроглядной поросли, ограждающей поляну, сдавленно тявкали шакалы. Роксана видела, какое неудовольствие доставляет их присутствие кочевнику. И с удивлением подмечала, как тщательно он это скрывал. А мог и не скрывать — она согнала с лица наметившуюся улыбку — кому до этого есть дело? Главное — чтобы слушался.

Кролик оказался отменным. После сытного ужина, Роксана готова была нести караул. О чем и сообщила кочевнику кивком головы. Он понял сигнал так, как понимал все эти дни: прислонился спиной к раскидистому, в два обхвата, клену, и заснул, подставив ладони свету Селии.

Когда это началось, Роксана не знала. Сладко сопел во сне Леон. Беззвучно дышал кочевник. Все оставалось на своих местах. Даже огонь лениво переворачивал догорающие угли. Ничего не изменилось и изменилось все: лес перестал быть лесом.

Холодный ветер змеей прополз в траве, забрался под рубаху и петлей затаился на шее. Роксана открыла рот и не смогла сказать ни слова — холод иголками колол горло.

Чужая воля облаком накрыла поляну, оторвала деревья от корней, вселилась в траву и листву. Слабый, трепещущий огонек костра теперь не освещал пространство, а наоборот, подчеркивал безраздельное господство тьмы. Пропал спящий Леон, пропал кочевник — будто и не было их никогда, а Роксана сама, по доброй воле, забралась в самое сердце Южного леса. Тщетно старалась она пошевелиться — скованное чужой силой тело отказывалось повиноваться.

— Девушка… сюда…иди, — шепнули ей листья дерева, коснувшиеся ее головы.

Спина, прислоненная к стволу клена, одеревенела. Как ни пыталась Роксана протолкнуть сквозь онемевшее горло слова — ничего не получалось. Рука без толку шарила у пояса, отыскивая потерянный кинжал.

— Иди сюда, — скрипнула кора возле самого уха.

Деревья теснились у поляны и лишь неведомая сила удерживала их от того, чтобы не сомкнуть кроны, не пустить корни сквозь людские тела, в неподвижности своей мало чем отличающихся от мертвецов.

— Иди сюда, — вкрадчивый шепот без спросу поселился в голове.

Роксана и не заметила, как поднялась. В темноте смутно обозначился единственно возможный путь. И не хотела идти — а в спину подтолкнул чужой приказ — едва не побежала.

Сердце билось в ребра пойманной птицей. Понимала умом — ничем хорошим ночная дорога кончиться не может, а ноги несли дальше. Одна, безоружная, ночью, когда не видно и собственной руки, поднесенной к лицу — впору завыть, подражая шакалам.

Стояло безмолвие. Ночь давилась тишиной и не пропускала посторонних звуков.

Дорога змеилась между деревьями и Роксана ждала, что следующий поворот окажется последним. И было все равно, кто вызвал ее в ночную темень: Лесной Дед, Мара-морочница или кто-либо из Отверженных — хотелось одного, чтобы поскорее все кончилось. От ожидания неизвестно чего, тело стало чужим, ноги заплетались.

У очередного поворота Роксана споткнулась и кубарем покатилась по земле. Встала на четвереньки, медленно переводя дух. Тот, кто звал, ждать не любил. Ошейник на горле стянулся, преграждая доступ воздуху, и Роксана захрипела. С трудом поднялась на ноги, ловя воздух открытым ртом.

— Сюда, сюда, — толкал в спину ветер.

Под ногами утробно чавкала влажная земля. Тоскливая мысль стрелой мелькнула в голове. Вот, забрела она на болото и самое страшное, что случится: примет ее в свои вязкие объятья Болотник. Кочевник, конечно, после вчерашних мытарств рассудит, что бросила она их одних и ушла. Только не долго ему будет досадовать. Если решил Болотник заняться путниками, у всех одна дорога — на дно трясины.

Роксана увидела того, кто звал, в самый последний момент. Когда не смогла сделать ни шага, а перед глазами расплывались радужные пятна. Падая, она прикусила язык. Рот полнился кровью — не ослабевающая ни на миг хватка мешала не только дышать, но и глотать. А тут вдруг отпустило и девушка долго переводила дух, давясь кровью.

Старуха стояла неподвижно и ждала. С седыми космами, выбившимися из-под темного платка, с крючковатым носом, нависшим над верхней губой, с глазами, закрытыми бельмами, сама как деревянный истукан, что делают в деревнях для отпугивания злых духов. Потрепанный сарафан, стянутый у талии поясом, мешком сидел на костлявой фигуре. Мерцали, отражая свет Селии, многочисленные амулеты.

— Пришла… Хорошая девочка, — прошамкал беззубый рот, пряча тонкие губы.

— Ммм, — промычала Роксана. Зубы ходили ходуном.

— Ты… это… Не дело это, с диким зверем по лесу ходить, — и серая муть задрожала в слепых глазах. — Степняка по лесу ведешь, не стыдно? Долго я думала: за ум возьмешься, да и убьешь его. Но как видно, ты не своим умом сильна.

Роксана шумно вздохнула, но с места не двинулась. Знать, не все знахарки по деревням сожженным смерть приняли, вот эта уцелела. В лесу укрылась, от напасти степной подальше. Только у знахарок на роду написано: людей лечить, от злых духов беречь, да демонов изгонять. А этой где людей в лесной глуши взять? Видать, рассудком и тронулась. Бельма сверкают, руки костлявые перебирают амулеты — и чего от нее ждать, не знаешь. Одно ясно, не за тем старуха свою волю навязала, чтобы пальцем грозить.

— Чего стоишь? Отпустила я тебя, — слепо прищурилась старуха. — Ближе подойди.

Роксана опасливо шагнула вперед. Ровно настолько, чтобы не перечить старухе, но и не дай Свет не оказаться в непосредственной близости.

— Все, что было миром — полетело в пропасть. Своего не создали, так наше разрушили. А ты ходишь с ним, по лесу водишь, бережешь… И так заразы развелось: гниет лес. Скоро пни одни останутся. И между пнями будут скакать эти изверги…

Слушая старческое брюзжание, Роксана постепенно успокоилась. Как только на задворках сознания забрезжила надежда на то, что все обойдется, в единый миг все изменилось.

Старуха надвинулась на нее как прибрежная волна во время наводнения.

— Убей его! Убей сама! Не властна я над ним… Возьми, вот.

В старческих руках, перетянутых черными венами, алмазом в грязи блеснул длинный кинжал. Зернистая нить обегала рукоять. На изогнутом клинке тонкий рисунок — выгнула спину лесная кошка. По всей длине спускался, теряясь ближе к острию тонкий дол.

— Бери. Острый, да ничего, ходить тебе не долго.

Старуха протянула кинжал и Роксана взяла, не отрывая глаз от диковинного узора. Тяжесть отдалась в плечо и пришлось приложить усилие, чтобы удержать оружие в руке. Когда она подняла голову, старухи на поляне не было. Но легче от этого не стало.