Паутина прошлого (СИ) - Щабельник Виктория "Тера". Страница 27

— Ублюдок! — выдавила я.

Его взгляд прошелся по моему лицу, спустился ниже и я перестала дышать, остро ощущая, что бретелька моей пижамной майки сползла, оголив плечо.

Несколько секунд он просто смотрел не мигая, потом грубо перевернул меня на живот, и завел руки за спину. Я почувствовала прикосновение веревки и резкую боль в запястьях и щиколотках. Нападающий не церемонясь связал, затолкал мне в рот какую-то тряпку и, отстранившись, принялся осматривать дело своих рук.

— Не больно? — излишне заботливо поинтересовался он, — вот и хорошо. Прости, но вынужден тебя покинуть. Не бойся, скоро кто-нибудь из твоих дружков сможет тебя освободить. Я не прощаюсь.

С этими словами он выключил свет и вышел, оставив меня совершенно одну.

За окном начало светать, а я все еще лежала на диване связанная по рукам и ногам, не способная ни пошевелиться, ни позвать на помощь. Да и помощи в ближайшее время ждать было неоткуда. Если этот тип не солгал, парни так же отравлены газом, как и я. Вот только почему-то мне повезло проснуться раньше. Проснуться, и снова увидеть этого человека. Как он сюда проник? Зачем приходил? И почему оставил меня в живых? В какой-то момент мне показалось, что он готов меня придушить, но переборов себя ограничился веревками. Значит, это еще не конец, и самое страшное впереди. А если страшное уже произошло? Я смогла очнуться. Но как же ребята? Слишком долго они были без сознания. А если они мертвы?

Где-то наверху скрипнула дверь и во мне снова проснулась надежда. Звук неуверенных шаркающих шагов достиг лестницы, и я поняла, что кто-то спускается вниз. Стараясь привлечь к себе внимание, я замычала. На миг шаги остановились, но тут же ускорились и через несколько секунд в дверях появился Мишка. Вид у него был плачевный, видимо, не одна я плохо перенесла действие усыпляющего газа. В руках он сжимал пистолет. Когда его глаза сфокусировались на мне, он хрипло вскрикнул и поспешил в комнату, зацепившись за ковер и едва не опрокинув столик. Упав передо мной на колени, он положил пистолет на пол, осторожно вынул кляп и сосредоточился на веревках. Его шумное дыхание заглушало все остальные звуки, и я не сразу поняла, что в комнате есть кто-то еще. Никита стоял у входа, прислонившись к стене, и казалось, что только благодаря этому он до сих пор не падает на пол. У обоих лица были сероватого оттенка, глаза Миши покраснели и налились кровью.

— Что здесь произошло? Это он? Это был он? — голос моего друга выражал страх и нетерпение. Неудивительно. До сих пор наш преследователь не баловал его лично своим вниманием.

— Да, — сплевывая, выдавила я.

— Что он с тобой сделал?

— Усыпил, связал, все как всегда, — выпутавшись из веревок, невольно потерла едва начавшие заживать запястья. Везет мне! Словно сбывается тайная мечта мазохиста.

— Чего он хотел? — настаивал Миша. Рыжик по-прежнему стоял у стены, не произнося ни слова. Казалось, он онемел.

— Сказать забыл. Где охрана?

— Это и мне хотелось бы знать, — со злостью бросил Мишка и, встав, заспешил к выходу из дома. Задержался, видимо оценивая степень риска, и выругавшись, дернул дверь. Она сразу же подалась, впуская в дом свежий морозный воздух октябрьского утра.

Его не было уже несколько минут, казавшихся мне столетиями. Я свернулась клубочком, обхватив себя руками за плечи. Совсем рядом раздавалось тяжелое дыхание Рыжика.

— Он не вернется, — послышался его дрожащий голос.

— Заткнись, — в тот момент у меня не было сил успокаивать кого-то другого. Мне самой нужно было утешение.

А Мишка все не появлялся и мое сознание рисовало пугающие картины, где он погибает, а его убийца возвращается в дом, чтобы расправиться с нами.

Не имея больше сил просто сидеть и ждать, я с трудом встала и двинулась в коридор. Проходя мимо Никиты, наткнулась на его испуганный предостерегающий взгляд, но, проигнорировав его, подошла к двери, не решаясь сделать следующее движение. Если там опасность, я должна быть к ней готова. Осматривая коридор, мой взгляд остановился на темном пятне прямо возле двери ведущей в подвал. Значит, предчувствия меня не обманули, и это был еще не конец. Я медленно продвигалась к подвалу, понимая, что как только увижу что там, моя жизнь изменится. Надежда на то, что удасться выбраться из этой истории без последствий таяла с каждым пройденным мною шагом. Подобравшись к двери, я бессильно приникла к ней, одновременно поворачивая ручку.

Лестница вела вниз, семь ступеней… Он специально оставил свет, чтобы мы сразу могли это увидеть.

Он сидел на стуле с заведенными за спину руками, лицом ко мне. На его голове был целлофановый пакет. Я подошла поближе, и, стремясь хоть чем-то помочь, осторожно сняла целлофан. Его голова слегка склонилась вперед. Слипшиеся от пота и крови волосы упали на лоб, не скрывая следов жестоких побоев. Запекшиеся губы были сведены судорогой, грудь и ноги представляли собой одну сплошную кровоточащую рану. Еще довольно молодой мужчина, лет сорока с небольшим, хотя я могла ошибиться. Весь его облик был переполнен такой нечеловеческой мукой, что я инстинктивно дернулась, желая немедленно взбежать по лестнице, запереть эту дверь и никогда больше сюда не возвращаться. Но, быстро подавив в душе это трусливое желание, шумно вдохнула, тут же об этом пожалев: тяжелый воздух был пропитан запахом крови. Краем глаза я отметила, что его руки туго связаны сзади, ладонями наружу. Человек сидел, не шевелясь, не раскрывая глаз, и глядя на него, я испытывала неловкость и страх. Пульс… главное, нащупать пульс. Он должен быть жив! Он не может умереть… Приложила пальцы к вене на шее и… ничего не почувствовала. Он мертв! Боже мой!

— Никита! — закричала я, опасаясь, что страх и паника помешают моему приятелю спуститься сюда, — ты мне нужен! Быстро!

— Я здесь. О Боже! — не прошло и пяти минут, как Рыжик смог спуститься в подвал и его возглас свидетельствовал о том, что он успел рассмотреть находку, — кто это? Как он здесь оказался?

— Думаю, что об этом мы должны спросить у того типа, который усыпил нас сегодня ночью, — со злостью ответила я, и добавила, — чего стоишь? Нужен врач. Возможно, он еще жив.

Я сама понимал, что это глупо, но не могла просто стоять и смотреть, как передо мной умирает человек. Или уже умер. Нет! — поспешила я уверить саму себя. Если я не могу нащупать пульс, это еще ничего не значит. Просто, нужен врач, и тогда все будет в порядке…

Никита быстро поднялся наверх, я слышала его торопливые шаги, и понимала, что с каждой секундой тает надежда на то, что несчастный выживет. Не желая тратить время, я попыталась развязать ему руки. Мои дрожащие пальцы то и дело соскальзывали с мокрой веревки, но вскоре мне это все же удалось, и я положила бедолагу на пол, не замечая, что вся испачкалась в его крови.

— Какого черта? — Мишке не потребовалось спускаться дальше трех ступенек, чтобы оценить происходящее, — Дерьмо!

Нервно процедив что-то еще, он стремительно развернулся и выбежал прочь. Наверху послышались голоса, и, судя по всему, они принадлежали кому-то из охраны. Минут через десять, когда я уже потеряла всякую надежду дождаться помощи, и решила подняться, ко мне спустился Никита, подавая всяческие знаки, чтобы я молчала.

— Что происходит? — все же шепотом спросила я, — ты вызвал скорую? Они приедут?

— Они не приедут, — вместо Никиты мне ответил Мишка.

— Почему? Я же просила! Этот человек умирает, ему нужна помощь! — мой голос почти сорвался на крик.

Мишка подошел к раненому, и приложил пальцы к его шее:

— Он мертв. И умер совсем недавно, судя по тому, что тело еще не успело остыть, а кровь до сих пор сочится из ран.

— Мы можем ошибаться!

— Посмотри правде в глаза! — резко бросил Мишка, — он мертв. Он и не должен был выжить. Похоже, этим подарочком мы обязаны нашему другу. Не знаю, что он затеял, но не удивлюсь, если через минуту здесь будут менты

— Бред, — выдавил Никита, — зачем ему это?

— Не знаю, но боюсь, что скоро мы все это узнаем, — Миша оглядел голую израненную грудь человека, и вздохнул, — его пытали. И судя по количеству крови на полу, это произошло здесь, в нашем доме. А это значит — что бы мы ни рассказали в ментовке, нас не станут слушать. Есть тело и трое подозреваемых, здесь полно наших отпечатков. Мы ничего не можем доказать.