Драконы осенних сумерек - Уэйс Маргарет. Страница 8
И он рассказал друзьям о встрече с Младшим Командиром Тоэдом.
Стурм с улыбкой выслушал описание битвы, но затем покачал головой.
— Стражник Искателей тоже спрашивал меня насчет жезла, — сказал он. — Там, снаружи. Голубой хрустальный, верно?
Карамон кивнул и накрыл ладонью тонкую руку брата.
— Один из этих паршивых стражников остановил и нас, — сказал воин. — Можете вообразить, они намылились конфисковать Рейстов посох… как они там выразились, «для дальнейшего изучения». Я показал им свой меч, и они тут же передумали…
Рейстлин высвободил руку и презрительно скривил губы. Танис спросил его:
— Что было бы, если бы они все-таки отняли посох?
Золотые глаза мага блеснули из-под капюшона.
— Они умерли бы жуткой смертью, — прошелестел его голос. — И отнюдь не от меча моего брата!
Полуэльфу сделалось зябко… Тихие слова мага содержали куда больше угрозы, чем шумная похвальба Карамона.
«Что же это за жезл, если гоблины готовы из-за него на убийство?» — задумался Танис.
— По слухам, худшее еще впереди, — негромко заметил Стурм. Друзья пододвинулись ближе. — На севере собираются армии, — продолжал рыцарь. — Армии каких-то страшных существ… нелюдей. И все говорят о войне.
— Я слышал то же самое, — сказал Танис.
— И я, — кивнул Карамон. — А еще…
Чувствуя, что это надолго, Тассельхоф отвернулся и зевнул. Кендеру было скучно; он принялся оглядывать гостиницу в поисках новой забавы. Глаза его обратились на старца, который все так же сидел у огня, рассказывая сказку мальчишке. Но не только ему: Тас заметил, что и варвары внимательно вслушивались. А потом… потом у него попросту отвисла челюсть. Ибо женщина откинула капюшон и блики огня легли на ее волосы и лицо. Восхищенный кендер так и застыл. У нее было лицо мраморной статуи: правильное, безупречное и бесстрастное. Однако восхищение кендера относилось в первую очередь к ее волосам. Подобных волос он никогда еще не видал, и в особенности — у жителей Равнин, которые, как правило, были темнокожи и темноволосы… нет, ни один ювелир, запасшийся золотыми и серебряными нитями, не смог бы выпрясть ничего подобного ее бледно-золотым волосам, мерцавшим в свете огня…
И еще один человек внимательно прислушивался к речам старика. Он был одет в темно-коричневые с золотом одежды Искателя. Он сидел за круглым столиком и потягивал вино, подогретое с пряностями. Уже несколько опустевших кружек стояло перед ним на столе; пока Тас смотрел на него, он мрачно потребовал еще.
— Это Хедерик, — шепнула Тика, пробегая мимо стола, за которым расположились друзья. — Высокий Теократ…
— Вина!.. — вновь потребовал тот, и Тика помчалась на зов. Хедерик зарычал на нее, ввернув что-то насчет из рук вон плохого обслуживания. Было видно, что Тика уже собиралась резко ответить ему… но только прикусила губы — и промолчала.
Старец между тем кончил сказку, и мальчик вздохнул, а затем любопытно спросил:
— Ты, дедушка, все по правде рассказываешь про древних Богов?
Тассельхоф видел, как нахмурился Хедерик. Кендеру оставалось только надеяться, что он не будет приставать к старику. Тас тронул за руку Таниса и кивнул головой в сторону Искателя, сопроводив свой жест взглядом, говорившим о возможной опасности.
Друзья обернулись… и красота женщины с Равнин тотчас сразила их в самое сердце. Они смотрели на нее, не в силах выговорить ни слова.
Голос старика неожиданно отчетливо прорезал нестройный людской гомон:
— Мои рассказы воистину правдивы, малыш. А впрочем, — старец смотрел прямо на женщину и ее рослого спутника, — спроси вот этих двоих. Они хранят древние легенды у себя в сердце…
— В самом деле? — Мальчик обрадованно повернулся к женщине. — Расскажи хоть одну!
Она отшатнулась в тень, на лице ее отразилась тревога: она тотчас заметила взгляды Таниса и его друзей. Мужчина придвинулся к ней, явно собираясь защитить ее в случае чего, рука его потянулась к оружию. Он смотрел сурово и мрачно, в особенности на увешанного оружием богатыря Карамона.
— Ишь дерганый, — проворчал Карамон. Но и его рука поползла к рукояти меча.
— Ничего удивительного, — сказал Стурм. — Стеречь такое сокровище!.. Он, между прочим, в самом деле ее телохранитель. Насколько я понял из их разговора, она в своем племени — царственная особа или что-то вроде того. Хотя, если судить по некоторым взглядам, их взаимоотношения этим не исчерпываются…
Тут женщина протестующе подняла руку:
— Прости, старец, но я плохая рассказчица… — Друзья с трудом расслышали ее голос. — Я не умею…
Она говорила на Общем языке медленно, с ужасным акцентом.
Радостное ожидание на лице мальчика сменилось горьким разочарованием. Старик ласково потрепал его по спине, потом посмотрел женщине прямо в глаза.
— Может, ты и вправду не мастерица рассказывать, — проговорил он ласково. — Но вот песни петь ты умеешь, не так ли, Дочь Вождя? Спой мальчику свою песню, Золотая Луна. Ты знаешь, о какой я говорю.
В руках у него появилась лютня; никто так и не понял, откуда он ее вытащил. Он протянул ее женщине, смотревшей на него с изумлением и испугом.
— Откуда ты… знаешь меня, господин мой? — спросила она.
— Это не важно, — старик улыбнулся. — Спой нам, Дочь Вождя.
Она взяла лютню, и было заметно, как дрожали ее руки. Ее спутник шепотом принялся возражать, но она как будто не слышала. Она не могла отвести взгляда от черных мерцающих глаз старика. Медленно, точно в трансе, начала она перебирать струны. Грустные аккорды поплыли сквозь нестройный гул голосов, и всякий шум немедленно прекратился. Все взгляды обратились на Золотую Луну, но она едва ли замечала. Ее песня предназначалась лишь старику.