Девушка и смерть(СИ) - Архангельская Мария Владимировна. Страница 12

— Спасибо, сеньор, — сухо сказала я. Встреча была мне неприятна, но прежнего страха перед ним я уже не испытывала.

— Не дуйтесь, сеньорита, — укоризненно сказал сеньор Коменчини. — Все недоразумения в прошлом, не так ли? Я просто выражаю свою благодарность за доставленное наслаждение. Вы прекрасная танцовщица, — и он взял меня за руку.

Я попыталась высвободиться, но Коменчини держал крепко и даже притянул меня поближе. Несколько человек, стоявших в коридоре в ожидании других девушек, оглянусь на нас.

— Ах, сеньорита, что ж вы так неблагодарны, — тихо, почти шёпотом сказал сеньор Коменчини. — Ведь я так много готов сделать для вас. Вы могли бы стать моей королевой, а предпочитаете своё убожество. Ну будьте же, будьте благоразумны!

— Пустите, сеньор!

— Вы так молоды и прелестны, вы сами себя губите, — Коменчини словно и не услышал, только крепче сжал мою кисть. — Сеньорита… Анжела, у вас есть последний шанс. Я приглашаю вас поехать со мной, и вы сильно пожалеете, если упустите эту возможность.

— Мне больно, — процедила я сквозь зубы.

— Что ж, — и Коменчини наконец отпустил меня, — как угодно.

Я быстро пошла прочь, чувствуя, что от моего хорошего настроения не осталось и следа. И словно для того, чтобы окончательно его испортить, у стола администратора внизу торчала Паола, как видно, решившая вознаградить себя за вынужденное молчание на сцене.

— А, Анжела! Хорошо сегодня станцевали, правда?

Я кивнула и вознамерилась пройти мимо, но Паола загородила мне дорогу.

— Слушай, я спросить хотела… Тебе двоих не много будет?

— Ты о чём?

— Коменчини этот, а теперь и сеньор Росси… Чего он, кстати, так перепугался? Ты его с кем-то другим застала?

— Ты что думаешь, что я… с Росси?!

— А разве нет? Что-то я не видела, чтобы он перед кем другим на колени падал.

— Да это полная чушь!

— А почему тебя тогда во второй ряд переставили? Ты танцуешь, как корова на лугу, с чего бы такая милость?

— На себя посмотри! — не выдержала я.

— Меня, по крайней мере, на мыло не посылали! — парировала Паола.

Крыть было нечем. Сверху спустились несколько человек, дождавшихся своих дам, и Паоле волей-неволей пришлось посторониться, пропуская их. Я вознамерилась проскочить следом, но тут меня окликнули.

— Сеньорита Баррозо, — по лестнице спускался сеньор Коменчини, и улыбки на его лице больше не было, — можно вас на пару слов? И вас, сеньор Империоли. Мне нужен свидетель.

Начало было многообещающим. Проходившие мимо люди остановились и с интересом прислушались.

— Дело вот в чём, сеньорита, — сказал сеньор Коменчини, вытаскивая свои часы и демонстрируя их всем присутствующим. — Как видите, на цепочке моих часов висит несколько брелоков. И вот только что я с изумлением обнаружил пропажу одного из них. Совсем недавно, после окончания балета, я доставал часы, и все они были на месте, сейчас же одного недостаёт. За всё это время только вы подходили ко мне близко, сеньорита. Как вы можете это объяснить?

— Никак, сеньор. Я не брала вашего брелока. Я не карманница и не смогла бы незаметно снять его, даже если бы захотела.

— В самом деле, сеньор, — сказал Империоли, — быть может, у вас просто ослабло одно из звеньев, и он упал сам? С трудом верится, что сеньорита Баррозо способна на такое.

— Быть может, я и ошибаюсь, — пожал плечами сеньор Коменчини. — Но это легко проверить. Если сеньорита позволит осмотреть её карманы, то мы сразу узнаем, у неё моя вещь или нет.

— Вы позволите, сеньорита? — спросил администратор. Я в свою очередь пожала плечами:

— Смотрите.

Сеньор Империоли подошёл ко мне, запустил руки в передние карманы моего плаща… и сразу вытащил из правого кармана крошечную золотую фигурку летящей птицы, украшенную несколькими бриллиантиками.

— Ну вот, — с довольным видом сказал сеньор Коменчини. — Что и требовалось доказать. Поистине достойно сожаления, что администрация театра берёт на работу подобных особ.

— Я не брала его, — сказала я.

— Не отягощайте себя ещё одной ложью, сеньорита.

— Я не брала! Разве я позволила бы осмотреть себя, если бы знала, что он у меня в кармане?

— Хватит, сеньорита. Объяснения вы будете давать не мне, — и Коменчини повернулся к явно растерянному администратору. — Пошлите кого-нибудь за полицией. А её, я думаю, стоит пока где-нибудь запереть, чтобы не сбежала.

— Побойтесь Бога, сеньор! Да вы же сами ей его положили!

Все присутствующие оглянулись на высокого седого человека, которого держала под руку одна из наших солисток. Человек гневно смотрел на сеньора Коменчини, его ноздри раздувались.

— Что? — спросил сеньор Коменчини.

— Я свидетельствую, — повторил седой, — что вы сами положили этот брелок в карман сеньориты. Я стоял в коридоре рядом с вами и отлично видел, как вы, держа её за руку, левой рукой что-то сунули в карман её плаща. Я тогда решил, что вы хотите сделать ей подарок, и промолчал, но сейчас вижу, что это было моей ошибкой.

— То есть, — переспросил побледневший Коменчини, — вы обвиняете меня во лжи?

— Во лжи и преднамеренной клевете, сеньор Коменчини! До сих пор я считал вас порядочным человеком, но теперь вижу, что ошибался.

— Да как вы смеете! — лицо Коменчини из бледного стремительно становилось багровым. — Мало ли что я ей туда положил! Она — воровка!

— Если бы вы положили ей что-то ещё, это "что-то" сейчас бы нашли. Но ведь в кармане был только брелок, не правда ли, сеньор Империоли?

Администратор кивнул.

— Вы с ума сошли! — взвизгнул Коменчини. — Да вы… Что вы себе позволяете?! Зачем мне лгать, объясните, сделайте милость!

— Уж это вам виднее, зачем.

— Возьмите ваш брелок, — Империоли протянул вещицу хозяину. — Я думаю, что мы не будем беспокоить полицию по этому поводу.

Сеньор Коменчини схватил брелок, обвёл присутствующих злобным взглядом и пулей вылетел вон. Люди ещё некоторое время постояли, глядя ему вслед, потом зашевелились и начали расходиться.

— Спасибо, сеньор! — сказала я седому.

— Не за что, сеньорита. Рад был оказаться полезным.

Не иначе, я обзавелась персональным ангелом-хранителем, исправно вытаскивающим меня из неприятностей, думала я, шагая через парк. Не вступись за меня этот незнакомый сеньор, доказать что-либо мне вряд ли бы удалось. Брелок-то вот он, у меня в кармане, и извлечён оттуда при свидетелях. Нет нужды гадать, кому бы скорее поверила полиция: солидному, уважаемому человеку, или никому не известной актрисёнке. И, кстати, интересно, Паола задержала меня по собственной инициативе или по просьбе сеньора Коменчини? Второе вероятнее, ведь уйди я сразу, и ему пришлось бы либо догонять меня на улице, либо являться в пансион, рискуя, что я успею обнаружить подброшенную вещь и избавиться от неё.

Парк уже почти закончился. Я миновала площадку, где сходилось несколько аллей, и свернула на тёмную дорожку, ведущую к боковому выходу. Фонари остались за спиной, из темноты выплывали стволы деревьев, кусты принимали самые фантастические очертания, и моё воображение услужливо населяло их вымышленными чудовищами и вполне реальными опасностями, вроде грабителей и убийц. В этом месте я всегда невольно ускоряла шаг, несмотря на то, что в Центральном парке на моей памяти никогда не происходило ничего страшного. Но не бывает правил без исключений. Колыхнулись кусты, удивительно проворная для своих габаритов тёмная фигура метнулась мне навстречу, в мгновение ока одной рукой зажав мне рот, а второй, как клещами, вцепившись в локоть.

От испуга и неожиданности я в первый момент не сопротивлялась вовсе. Человек втащил меня в заросли и прижал спиной к древесному стволу, навалившись на меня выпирающим брюхом; запах мужского пота перебивал запах дорогого одеколона.

— Ты что думаешь, сука, со мной можно играть? — зашипел он мне в лицо, брызгая слюной и обдавая горячим дыханием. Изо рта у него пахло ещё отвратительнее, чем от тела. — Что будешь корчить из себя недотрогу, ты,…!